Глава 11 Последняя схватка

7 апреля, 7.30 утра

Лес, Хадден, Западная Виржиния

Он был властелином этого леса, а раз так, все, что появлялось у него на пути должно было стелиться перед ним, признав его права. Все, что было до сего дня, больше не имеет значения. Назад пути нет. Этот лес принадлежит ему, он здесь – хозяин, а все остальные – его добыча. Ему судьбой положено охотиться, им – быть его трофеем. Сосуществование – фарс, миф, иллюзия. Не может быть победителя без побежденных.

Теперь, когда он перестал бороться с собственным предназначением, он больше не был раздираем внутренней борьбой, стремясь ухватиться за то, чем ему никогда не суждено было обладать: за РАССУДОК. Скудные проблески здравого смысла только мучили его понапрасну все это время, давно надо было принять темноту и спокойствие. Только когда он пытался вписаться в чуждые ему лекала и держаться за не свойственные его природе повадки, только тогда он и испытывал мучительный диссонанс с собственным я.

Рожденный ползать должен ползать. Он и будет ползать, как змей. Он и есть змей, его брат по крови, его хозяин, его слуга. Они – одно целое, как это и должно быть. Пришло время отдать должное всем, кто пришел в этот мир по этому же пути до него. И расчистить дорогу для всех, кто последует за ним.

А другие обязательно последуют за ним, ибо так было всегда, с начала начал. В этом мире есть время для жизни. В этом мире есть время для смерти. И в этом мире есть время для безумия. Он привносит безумие в этом мир.

Он окинул свой лес голодным взглядом. Пусть они прячутся, он их все равно найдет. Пусть они убегают, он их все равно догонит. Его нос укоротился, ороговел и стал похож на собачий. Он принюхался, и его обострившееся обоняние легко разделило окружающие его запахи и разбило их на категории. Кровь. Его уши стали торчком в предвкушении. Вкус их крови был все еще свеж у него во рту. Готовый продолжать гон, он еще раз глубоко втянул ноздрями воздух, благодарно принимая всю информацию, которую ему охотно послал ветер. И тут же, разочарованный, дал отбой. Не тот запах. Не человеческая кровь. Свежее убийство. Животное. Кажется, сегодня в лесу он – не единственный охотник. Основной инстинкт. Он кивнул, поздравляя собрата с успешной охотой. И где-то на отдаленной лесной тропе другой зверь поднял голову в ответ, маленькая жертва, еще теплая – в его пасти. Зверь ответил на приветствие от этого странного существа, соглашаясь принять его за своего.

Человек-зверь поведал свою историю порыву ветра: свое прошлое, достойное прошлое своих предков. И тот, другой охотник выслушал все и склонил голову в благоговении. Стало ясно, что сила и способности человека-зверя превосходят его собственные. И предки его признавали превосходство за этим родом и передавали эти знания из поколения в поколения. Пришел хозяин.

Тот, кто когда-то был Этаном, вернулся к собственной охоте, отмахнувшись от постороннего запаха. Это – не его добыча. Он развернулся и вновь наполнил грудь воздухом. Вот оно. Они. Это – не запах крови. Это – запах страха, не менее сладкий. Они близко, очень близко. Он двинулся в направлении, которое ему подсказал многовековой инстинкт охотника. Он легко коснулся земли всеми четырьмя конечностями. Он осторожно переступил с правой стороны на левую, и скоро его тело заработало как хорошо смазанный механизм. И он застонал от удовольствия. Вперед. На охоту.

«Кажется... мы сбились с дороги» – Скалли вдруг остановилась. Она согнулась пополам и уперлась руками в колени, тяжело дыша. Она смахнула пот с лица. Семь месяцев она провела взаперти. Этан был так озабочен тем, чтобы она знала свое место, что она практически не видела дневного света все это время. Она совершенно потеряла форму, мышечный тонус. Кросс в несколько километров, с которым она еще несколько месяцев назад справилась бы не глядя, довел ее до полного изнеможения. Она бы никогда не призналась в этом Малдеру, но ей было все тяжелее поспевать за ним. А еще солнце – оно пекло немилосердно, обжигая ее чувствительную кожу, и у нее началось головокружение от потери влаги.

Малдер, к этому времени убежавший вперед, повернул назад, к ней. Он тоже устал, но его усталость не шла ни в какое сравнение с ее: все эти месяцы он был в тренинге благодаря тяжелой физической работе, к тому же он уже успел загореть. Конечно, недоедание давало себя знать, но все же он был достаточно силен. Он остановился около нее, не ответив ей сразу, чтобы она не догадалась, что он просто ждет, пока она отдышится: она бы никогда не простила ему, если бы узнала об этом жесте снисхождения.

Черт, подумал он. Сколько раз они мысленно повторяли этот план, но ни разу не подумали о том, какие физические нагрузки им предстоит выдержать на их пути к свободе. Все это время они упрямо не хотели думать о том, что они уже – не те тренированные агенты, какими были полгода назад.

«Нет, мы ведь повернули направо...» – он замолчал, давая ей еще немного времени – «Мы повернули направо у последней метки, и с тех пор – не сворачивали. Это должно быть...» – не веря собственным словам, он окинул взглядом высокие деревья вокруг них. Все деревья были как на одно лицо – «Это должно быть где-то здесь».

Скалли выпрямилась: «Мы должны были уже выйти к развилке, Малдер. Может, нам вернуться к последней метке? Пройти заново? Если мы потеряемся – мы вряд ли выберемся».

Они содрогнулись, услышав жуткое эхо, долетевшее до них сквозь заросли. Звук был уже знаком, но объяснить его пока было невозможно. Голос какой-то твари, от которого холод бежит по спине, который напоминает им о том, что они здесь – не одни, и который внушал безотчетный ужас.

Малдер положил руки ей на плечи и легонько подтолкнул: «Ты права, Скалли. Если мы потеряемся – мы вряд ли выберемся» – он огляделся – «Но если мы остановимся сейчас – все будет кончено».

Скалли кивнула, и они побежали дальше. Но вдруг она опять остановилась. Ей показалось, что она слышит голос Эвы: сильный и нежный. Скалли всегда нравился голос Эвы, он отражал, все, что она в ней узнала и полюбила за эти месяцы: это сочетание детскости и житейской мудрости, хрупкости и силы. А теперь к этому добавилось еще что-то: что-то похожее на печаль от горького урока, который преподнесла ей жизнь. Эва была рядом, Скалли почему-то была в этом уверена. Она была рядом, чтобы направить, чтобы помочь. И Скалли прислушалась.

/Возьми мою силу, Скалли. Используй ее. Это – верная дорога. Не останавливайтесь и не сомневайтесь в себе. ОНО ПИТАЕТСЯ ВАШИМ СТРАХОМ. Продолжайте путь. Осталось недолго: четверть мили, не больше. Идите дальше, пока не доберетесь до развилки. Помни, что на развилке нельзя никуда сворачивать. Взбирайтесь на холм и идите по той же тропе. Торопись, Скалли. Торопись. ОНО близко. Оно близко!/

«Скалли?» – Малдер тормошил ее, беспокойно глядя в ее затуманенные глаза – «Что с тобой?»

Она очнулась: «Прости, Малдер, просто у меня вдруг закружилась голова. Все в порядке» - она отвела его руки, прошла несколько шагов и протянула руку: «Туда, Малдер. Следующая метка рядом. Я знаю» – в ее голосе больше не было слабости.

Малдер быстро присоединился к ней, борясь с желанием задать ей несколько неизбежных вопросов. Сейчас – не время. Надо бежать, бежать к свободе, скорее, чтобы увеличить расстояние между ними и этим кошмаром, который, наконец, обрел телесное воплощение.

Спустя всего пятнадцать минут на этом же месте появился он. Он внезапно остановился, почуяв, что здесь у них был привал. Он приник ухом к земле, прислушиваясь, принюхиваясь и перебирая лапами опавшие листья и сосновые иголки. Он остался доволен. Они устали, они измождены. Эта женщина... Он с трудом пытался наполнить слова человечьим смыслом... Женщина... больна ... нет, не больна... очень и очень ослабла. Если бы это была истинная охота, женщина бы уже отделилась от мужчины к этому времени, и осталась бы в арьергарде, чтобы отбиваться. Она бы принесла себя в жертву, чтобы другой мог уйти. Таков обычный порядок поведения преследуемых особей: слабейший погибает, чтобы сильнейшие в роду выжили.

Но эта охота отличалась от большинства из тех, которые сейчас прокручивались в его мозгу. Охота его предков, вкус к которой остался в его крови. Это - Особая, запрещенная охота. Охота, которая была эксклюзивной только для его рода.

Все охотничьи инстинкты и навыки передавались из поколения в поколение в этом биологическом виде Охотников. Но очень давно, на каком-то этапе доисторических времен, произошла мутация: их представления об охоте извратились, ибо был нарушен издавна заведенный порядок вещей. Все началось с одного Охотника. То был Первый, чей голод и жажда крови были настолько чудовищны, что он больше не мог довольствоваться выбором из тысячи видов, самой природой предназначенных ему в добычу. Он осмелился начать охоту на особый вид. На Запретных. На Неприкасаемых. На тех, кто были Хозяевами. На Людей.

Охота на человека была табу, она была за гранью, которую не при каких условиях не разрешалось переходить. Потому что, если они пересекут эту грань, они выйдут на свет, их заметят, и все узнают о существовании Охотников.

Но Первый не смог побороть искушение. Он захватил только одного из людей и был навсегда опьянен сладким вкусом его крови. Возбуждение, которое он испытал во время этой охоты, было непревзойденным, ибо то была охота на бесспорно высшее по рангу существо. И это ощущение навсегда осталось в памяти всех последовавших за ним поколений, оно передавалось с генами от предков к потомкам.

Да, то была действительно Величайшая Охота всех времен. Но она же стала началом их Конца: Охотники обнаружили себя. Их заметили, и охотники сами стали теми, на кого охотятся. Их начали истреблять, вплоть до полного их Исхода. Но малая горстка особей выжила. И с тех незапамятных времен, все потомки Охотников были приговорены к скитаниям и изоляции, к жизни на задворках цивилизации. Не все жили в глуши. Некоторые прятались и в то же время находились на виду, маскируясь под людей. Они были изгнанниками и выходили на свет только тогда, когда не было сил терпеть Первобытный Зов к Охоте.

Этан был одним из Них. Одним из ЗАБЫТЫХ.

И именно ему было предназначено судьбой реанимировать Великую Охоту не только для того, чтобы затушить пожар звериной страсти, сожравший его душу, но и чтобы восстановить справедливость и отдать дань Первому Охотнику.

Его род унаследовал многовековую генную линию Охотников по материнской линии. Предрасположенность была пассивной, дремлющей, с бесконечно малой вероятностью активизации – один шанс на миллион. Этот шанс был реализован в Этане, когда возникло редкое сочетание времени и обстоятельств, наследственности и изолированной жизненной среды, хронических отклонений и длинной цепочки инцеста.

Его мать почти до самого конца не подозревала, что за монстра она выносила под сердцем. То, что она узнала, убило ее. Он был еще очень юн, когда она умирала, но у нее была исключительная интуиция. Она видела, что он – зло даже тогда, когда он и сам об этом не догадывался. С самого его раннего детства она замечала, как он исподтишка проявлял жестокость к слабым и беззащитным. Что ее еще больше беспокоило, это то удовольствие, которое он от этого получал. С годами эти случаи участились, а его склонность к жестокости переросла в садистские наклонности. В ее подсознании тоже сохранялась память о Тех, кто был до нее. Но у нее никогда не возникало потребности действовать, в отличие от Этана в ней было больше человеческого, чем в ЗАБЫТЫХ. Наблюдая, как изменяется ее сын, она на смертном одре заставила его поклясться, что он не пересечет грань и будет бороться со своими желаниями. И он дал слово, он поклялся. Он совершенно искренне верил, что сдержит клятву. И некоторое время он держал слово. Некоторое время.

Пока он не привел в дом того первого человека из бакалейной лавки, чтобы он заменил им Папу. Он просто хотел поиграть с ним, поиздеваться, помучить ... немного. Этого было бы достаточно, чтобы перебиться, чтобы утолить его голод. Если бы. Если бы этот идиот не попытался бежать.

Когда он пустился в погоню, он в первый раз в своей жизни почувствовал себя единым целым, как будто до этого несколько существ боролись внутри него. Он почувствовал связь с чем-то, что было бесконечно огромным по сравнению со всем, что он испытывал в своей жизни. Он был воином в прошлом. Он был хозяином в настоящем. И он был ваятелем будущего. И все это – в нем одном. Именно с этого момента он признал в себе сущность Охотника.

Сейчас он стоял и прислушивался. Вдруг он почувствовал, как ветер переменился. Ветер принес с собой запах. Он глубоко вздохнул, смакуя его: страх, очень хорошо. Лес вокруг него наполнился голосами его предков, зазвучавших в унисон. Все они присоединились к нему в его охоте. В его погоне. В схватке. В убийстве.

Они встали у подножия холма. Он оказался гораздо выше и круче, чем они предполагали, к тому же он порос кустарником. Развилка манила их обеими уходящими от нее тропинками, обещая безопасность и спокойствие, если они повернут на одну из них: сундук с золотом на обоих концах радуги. Но это все – обман, уловка, чтобы усыпить их решимость фальшивой надеждой на спасение. Если они поддадутся, тропинка уведет их глубоко в лес. Для них путь – один, самый сложный, почти невозможный – вверх и вверх, через холм. А за холмом – еще опаснее – там Этан держит свои ловушки. Смертельные ловушки.

Малдер протянул руку, уцепился за ветку куста и потянул, чтобы проверить, удержит ли она его вес. Он отпустил ветку и молча снял рубашку. Скалли нахмурилась. Малдер разорвал рубашку на две части, взял ее руку и обмотал ее получившейся тряпкой. То же последовало и со второй ее рукой. Он улыбнулся ей и дотронулся до ее щеки. После этого он вновь взялся за ветку и начал подниматься.

Он занес правую ногу, нашел выступ и подтянул вторую, все это время цепляясь за кустарник. И так – дальше, пока он не достиг вершины. Он посмотрел вниз на Скалли: она, следуя его примеру, ухватилась за ту же ветку, с которой он начал. Медленно, она начала взбираться наверх. Она застонала при первом приступе обжигающей боли в руках. Надо терпеть, дальше будет еще хуже. Она полностью сосредоточилась на подъеме. Малдер внимательно наблюдал за ее продвижением.

Вдруг он зацепился за что-то боковым зрением. Что-то промелькнуло. Движение. Он поднял голову и просканировал взглядом лес. Ничего. Может быть, просто ветер шевелил листву. Обеспокоенный, но в то же время не способный обнаружить причину беспокойства, он было опять повернулся к Скалли, и тут увидел Его. На этот раз это не было плодом его воображения. Само зло во плоти прорывалось к ним сквозь лес. Он уже двигался по тропе, по которой они только что прошли. Кустарник и деревья будто расступались перед ним.

Малдер смотрел, как зачарованный. Это был Этан. Или почти Этан. Получеловек. Полу зверь. Но кто бы он ни был, одно было без сомнения – его цель. Убийство.

Малдер с трудом оторвал от него взгляд, чтобы посмотреть, насколько высоко поднялась Скалли. Она была на полпути и не замечала, насколько близко была опасность. Он опять взглянул на тропу и у него чуть не подкосились ноги от ужаса, когда не увидел Этана. Где он? Он был в панике. Он был здесь, он должен был быть здесь, но где? И наконец он увидел его. Близко. Слишком близко. И двигался он гораздо быстрее, чем минуту назад. Потому что он увидел их.

«Скалли! Быстрее!» – закричал он.

Он протянул ей руку, стараясь дотянуться нее. Но она была еще слишком далеко, чтобы ухватиться за него. Она подняла голову и вздрогнула, увидев, как страх отразился в его глазах. Она оглянулась, и он услышал, как у нее перехватило дыхание, когда она увидела монстра, преследующего ее. Она ускорила движения, но оступилась, потеряла равновесие и соскользнула на несколько футов вниз, но вовремя уцепилась за куст. Пот заливал ей глаза, руки онемели от боли, а она прошла всего лишь три четверти на пути к вершине.

Малдер отломал самую длинную и прочную на его взгляд ветвь, которую смог найти на расстоянии вытянутой руки, и протянул ее вниз. Скалли ухватилась. Мускулы на его руках напряглись, и он заскрипел зубами. Скалли почувствовала, как ее тянут наверх и оттолкнулась ногами. Так они и продолжали: он тянул, она цеплялась и отталкивалась. Они работали вместе, как всегда. Они продвигались, но недостаточно быстро.

Монстр подошел к развилке и остановился. И время как будто остановилось вместе с ним. Скалли была к нему спиной, но Малдер видел все. Сперва он был на четвереньках, но сейчас он встал на ноги. То была странная смесь человеческих рук и ног и задних и передних конечностей животного, покрытых редким мехом. Его уши приняли почти треугольную форму. Лицо покрылось растительностью, рот обезобразили клыки. И как насмешка, низ его все еще был покрыт старыми джинсами, которые теперь были порваны в местах, где человечьи формы уступили звериным.

Человек-зверь встал в полный рост, поднял голову, посмотрел на них и вытянул перед собой переднюю лапу, показывая им мощные когти. Точно вытащил кинжалы из ножен, обещая им скорую мучительную гибель от их лезвий.

Все это длилось какую-то долю секунды, после чего время возобновило свой ход, неумолимо наверстывая упущенное с удвоенной скоростью. Малдер отчаянно потянул за ветвь, и Скалли продвинулась еще на фут вверх. Почти у цели. Он снова дернул, вены на его шее выступили пульсирующими линиями.

Монстр подошел к подножию холма и взобрался сразу на десяток футов вверх в одном длинном, плавном прыжке. Он выпустил когти – стилеты и нацелился на пятки Скалли, чтобы сорвать ее с ветви, за которую она держалась из последних сил. Он промахнулся на дюйм, не больше, но этого оказалось достаточно, чтобы он потерял равновесие и упал, но только для того, чтобы совершить новый прыжок. Как раз в этот момент в последнем, неимоверном рывке Малдер вытянул Скалли на вершину.

Они почти кубарем скатились с холма, обдирая кожу о колючки и камни, и тут же очутились в сумеречной полутьме. Как и говорила Эва, здесь верхушки деревьев сошлись вместе, образуя почти сплошной навес, блокируя солнечные лучи. Они быстро поднялись, каждая их клетка кричала, требуя бежать, бежать и бежать. Но бежать было нельзя, здесь надо было быть вдвое, втрое осторожнее. Потому что они вошли в самое логово зверя, от которого пытались убежать. Здесь монстр имел перед ними преимущество собственного поля, заранее расставив ловушки, это самое место было его козырной картой.

И точно в подтверждение, они услышали, как он взбирается на холм позади них. Медленно. Плавно. Вонзая когти в землю. Экономя силы. Целеустремленно. Давая им понять, что они никуда от него не денутся. Ближе. Ближе.

Осторожно они двинулись по тропе, которую, в отличие от той, что шла до холма, было легко обнаружить. Что неудивительно: в конце, концов, здесь не было необходимости ее маскировать. Хозяин – с одного конца, невидимые ловушки и капканы – на самой тропе.

Монстр взобрался на холм и завыл, голосом выразив свое одобрение: теперь добыча от него точно не ускользнет, здесь просто некуда бежать. Он на мгновение задержался на вершине, наслаждаясь чувством собственного превосходства, освещенный солнцем. Его силуэт создал контраст на границе между светом за его спиной и темнотой перед ним. Слияние тени и полутени, света и тьмы, зверя и человека. Неестественный гибрид. Пристанище загубленных душ. Воплощение порока и вырождения. Он поднял мощные лапы в древнем ритуале, посвящая предстоящее убийство Тем, кто пришел в этот мир задолго до него, его далеким предкам.

Забытым.

С волчьей грацией, в несколько плавных прыжков, он сбежал с холма, ринувшись убивать.

И ... застыл в изумлении, ему потребовалось мгновение чтобы понять, что его остановило: это была боль. Озадаченный, он споткнулся и быстро развернулся, встретившись лицом к лицу с Малдером, атаковавшим его за секунду до этого. Малдер стоял перед ним, в его руках – тяжелый, острый сук, которым он только что чуть не проткнул ему голову. Кровь, которую зарегистрировало его обоняние, принадлежала ему самому. Он взвыл от ярости и боли и сделал шаг вперед.

Малдер вновь занес палку, но он был быстр и увернулся. Ах, этот. Мужчина. Этот будет умирать медленно, дал он себе слово. Он выпустил когти.

И вдруг – снова боль, на этот раз – с другой стороны. Он был ошарашен. Мужчина все еще стоял перед ним, не сдвинувшись с места. Боль пронзила его затылок. Он обернулся. Позади него стояла женщина с окровавленным ножом в руке. Она сделала несколько шагов назад. Это она вонзила нож ему в шею.

Да, он реанимировал Великую Охоту его предка, но при этом ему было суждено реанимировать и его ошибки. Как и тогда, Охотник стал тем, на кого охотятся. Опять. Тоска накатила на него волной. Он недооценил их волю к жизни. Загнанные в угол, жалкие люди решились на последнюю схватку. Что же, внезапность первого удара – их единственное преимущество.

Теперь они двигались все вместе. Он и она окружили его, подступая все ближе, их оружие – наготове. Он отступил, но то было стратегическое отступление. Малдер бросился на него, но монстр присел и вонзил когти в его ногу. Малдер упал на колени, выронил палку и, схватившись за ногу, скорчился от боли. Зверь встал над ним и занес лапу, готовясь прикончить его. И тут Скалли бросилась на помощь к Малдеру, зажав нож в обеих обмотанных тряпками руках. Он взревел от свежей боли, когда она всадила нож ему в спину. Нож вошел настолько глубоко, что она не смогла его вытащить и осталась безоружной. Пошатываясь, он двинулся на нее, истекая кровью, но все еще полный сил, чтобы убить.

Скалли боролась с собой за собственный рассудок. Это существо, стоящее перед ней, это было просто невозможно. Она отказывалась в это верить. Но это было, и это приближалось к ней, оскалившись в улыбке. Медленно. Медленно. И вдруг – зверь бросился на нее в прыжке и сбил с ног. Они покатились вместе, сцепившись в схватке, и куда-то упали, очутившись в полной темноте. Это была одна из ловушек Этана.

Она поднялась и услышала его прерывистое дыхание, оно было везде: позади нее, вокруг нее. Она услышала, как Малдер зовет ее, хотела ответить, но ее опять сбили с ног. Он налег на нее, пригвоздив ее к земле собственным весом, его слюна упала ей на шею. Слава богу, она не видела его «лица», но она уже почувствовала, как его клыки нацелились на ее шейные позвонки. Она зажмурила глаза, приготовившись умереть, желая только одного, чтобы это кончилось сразу, в одно мгновение. Молясь, чтобы Малдер смог убежать. Благодаря судьбу за краткий миг счастья, который им достался, когда они были вместе. Жалея о том, что у нее не было времени сказать ему в последний раз, что она его любит.

И тут он приподнялся над ней. Склонился. Она почувствовала, как он потерся мехом о ее шею и дотронулся языком до ее кожи. Она напряглась. Нет, она не была готова умереть. Страшно. Господи, как страшно.

Внезапно она открыла глаза. Нет, ей это не почудилось, это была не галлюцинация. Что-то металлическое уперлось ей в живот. Пистолет. У него за поясом. Последний для него атрибут из прежней жизни, полностью им забытый. Да он и не смог бы им воспользоваться.

/Оно питается вашим страхом/

Она вспомнила слова Эвы. А еще она вспомнила собственную отчаянную решимость той ночью, у очага. Тогда она не дала ему то, что он хотел больше всего: свой страх, свою боль. Он не получит это и сейчас.

Она подтянула колено и что есть мочи ударила ему в пах. Он взвыл и откинулся назад. Она уцепилась за его плечи, и они вместе ударились о стену. Она быстро протянула руку к его джинсам и выхватила пистолет. Она отскочила назад как раз в тот момент, когда он пришел в себя и бросился на нее.

Прогремевший выстрел взорвал тишину леса и эхом отразился от деревьев. Затем еще один. И еще несколько, за ними последовал звук осечки. Почти полный барабан, не хватало только одного выстрела. И полная тишина.

Следуя за звуками выстрелов, Малдер подобрался к краю ямы и отчаянно выкрикнул ее имя. Он перекинул здоровую ногу через край, приготовившись спрыгнуть и холодея при мысли о том, что он там найдет, как вдруг –

«Стой, Малдер, не надо спускаться. Просто вытащи меня» - ее голос был сух и отрывист.

«Этан?»

Последовала пауза.

«Он мертв». Малдер подождал секунду, но больше ничего не услышав, отошел, ковыляя, от ямы, чтобы найти длинную прочную ветвь.

В это время Скалли сидела, обхватив руками колени, покачиваясь, забравшись в самый конец ямы, подальше от монстра.

И вновь течение времени потеряло для них всякий смысл. Остаток пути они прошли молча, поддерживая друг друга. Медленно. Больше не было ни страха, ни погони, чтобы диктовать им скорость их шага.

Выбравшись из леса, они остановились, не веря своим глазам. Под кучей листвы и сосновых иголок, замаскированная ветками и мхом, стояла их машина. Они упали на колени и обнялись, прильнув, друг к другу.

Они выжили. Все кончено. Они едут домой.