Как настоящая притворщица

Для того чтобы явиться на шоу «Куль­тура гуманности» от Джедидаи Эйнджела на Хай­вей, 1, в Челси, Ванесса нарушила традицию оде­ваться во все черное и позаимствовала у Руби красную блузку с глубоким вырезом и рукавом длиной в три четверти. Однажды она уже наде­вала ее и получила кучу комплиментов, возмож­но из-за того, что вырез открывал чувственную бледную ложбинку и край черного кружевного бюстгальтера. Ванесса приехала на показ уже после начала. Ее сестра настояла на том, чтобы Ванесса взяла такси, и, естественно, оно застря­ло в снегу у Юнион-сквер. Пока водитель по со­товому орал на кого-то из буксировочной компа­нии, а из колонок неслась музыка радиостанции «Лайт эф-эм», Ванесса вылезла из такси. В кон­це концов она дошла до клуба, входом которого служила огромная гаражная дверь. Уши ее окон­чательно замерзли, и она была похожа на снеж­ный ком с ногами. Шоу уже началось, и она не была уверена, что ее пропустят. Но, когда она назвала девушке свое имя, та пригласила одного из охранников с фонариком в руках, чтобы он лично проводил Ванессу до ее места. К стулу в се­редине первого ряда была прикреплена карточ­ка с именем Кристины Риччи, но имя было зачерк­нуто и вместо него черным маркером было впи­сано: «Ванесса Абраме». Ванесса еще никогда в жизни не чувствовала себя такой важной пер­соной.

В комнате царил полумрак, потому что она освещалась лишь тридцатисантиметровыми све­чами, установленными по обоим краям подиума. Модели в синих коротких платьях с белым кан­том и золотыми пуговицами у отворота держа­ли у губ трубы для подачи сигнала кораблям во время тумана, в то время как из динамиков раз­давался шум шторма. Белая стена за подиумом была залита светом единственного прожектора, и на ней демонстрировалось киноэссе Ванессы о Нью-Йорке, которое она посылала в Нью-Йорк­ский университет. Фильм был черно-белым и вы­полнен в стилистике сороковых, которая хоро­шо сочеталась с платьями моделей. И хотя все воспринимали эту морскую тематику слишком уж серьезно, Ванессе пришлось согласиться с тем, что было прикольно смотреть свой фильм на боль­шом экране в свете прожектора.

Очень худая дама, сидящая рядом с ней, откры­ла карманный компьютер «Палм Пайлот» и длин­ным красным ногтем напечатала: «Восхититель­ный фон». К ее кашемировому свитеру песочного цвета был пристегнут бэдж со словом «Вог», челка ее была промелирована широкими брон­зовыми прядями, а волосы сзади убраны в ма­ленький хвост. Она продолжила печатать: «NB! Спросить у Джеда, откуда он взял этот фильм».

Ванесса подумала, может, толкнуть ее легонь­ко локтем и сказать: «Я его сняла», — но решила, что лучше не суетиться и посмотреть, что будет происходить дальше. Возможно, кому-то фильм вообще не понравится, и тогда по этому поводу он поднимет шум, а Ванесса станет печально из­вестным режиссером, чье по-настоящему правди­вое изображение Нью-Йорка станет провалом Недели высокой моды в Нью-Йорке. Она вдруг подумала о Дэне. Как ему там, на показе «Луч­ше, чем голые»? Она представила, что у этой но­вой привлекательной бразильской супермодели Аник — или как там ее? — он просит огонька, даже не подозревая, кто она такая. Именно это она и любила в Дэне, его божественное простодушие.

Фильм подошел к тому моменту, где два ста­рика в шерстяных куртках из шотландки и чер­ных шерстяных кепи, которые так хорошо гар­монировали, играли в шахматы в Вашингтон-сквер-парке. Голова одного покачивалась на гру­ди, горящая сигарета ненадежно держалась на его отвисшей нижней губе, и по всему было вид­но, что он начал засыпать. Другой схватил его за пальцы, чтобы удостовериться, спит ли он, преж­де чем растолкать его и передвинуть фигуры.

На Хайвей, 1, шум шторма утих и зазвучала резвая музыка. Мускулистые парни в коротких синих шортах при помощи канатов выволокли на сцену огромную картонную лодку. Из нее опу­стился трап. По нему стали спускаться одновре­менно по две модели, всего их было около сот­ни. Интересно, как же все они смогли поместить­ся в эту лодку? На манекенщицах были синие ат­ласные гарнитуры дамского белья, белые ажурные чулки выше колен, белые перчатки выше локтя и белые замшевые ботфорты. Спустившись по трапу, они перешли к исполнению сложного танца. Они изображали нечто среднее между работой авиадиспетчеров и синхронным плава­нием. Вдруг стройные ряды жестикулирующих моделей расступились и явили зрителям про­ворного парня с вьющимися рыжими волосами до плеч, на котором был белый костюм-тройка. Парень держал в руках золотую трость с инкру­стированными бриллиантами и отбивал че­четку.

На полном серьезе.

Его рыжие кудри подпрыгивали, он протан­цевал до самого конца подиума, мгновенно ос­тановился и начал аплодировать зрителям. Мо­дели за его спиной встали на одну ногу и слов­но фламинго высоко подняли другую, согнув ее в колене, и тоже зааплодировали. Музыка пре­кратилась, и зал взорвался.

Рыжеголовый парень, должно быть, и был Джедидаей Эйнджелом, решила Ванесса. Он сто­ял прямо напротив нее и в своем обтягивающем белом костюме был похож на Волшебника из Стра­ны Оз. Джедидая сделал глубокий поклон и с гиканьем и улюлюканьем неожиданно показал на Ванессу, приглашая ее жестом встать. Взволно­ванная, Ванесса покачала головой, но Джедидая Эйнджел продолжал делать ей знаки рукой:

— Вставай, крошка! Вставай!

Толпа просто ошалела. Они понятия не име­ли, кто такая была Ванесса, но если даже Джеди­дая Эйнджел хотел, чтобы она вышла на поклон, то уж наверняка она не простая гостья. Когда Ванесса встала, лицо се пылало от смущения, а ког­да кланялась, чтобы поблагодарить за овацию, плечи ее охватила такая нервная дрожь, что ка­залось, будто она смеется.

Кен Могул шепнул ей на ухо:

— Привыкай к этому, дорогая, ты потрясла мир!

И хотя было прикольно, что такая толпа на­роду буквально боготворит тебя, она не могла дождаться, когда ей удастся поделиться с Дэном о том, какой это был фарс.

Если, конечно, он еще не укатил на Лазурный Берег с какой-нибудь сексапильной девятнадца­тилетней супермоделью из Бразилии.

Все имена и названия изменены или сокращены до первых букв, чтобы не пострадали невиновные. То бишь я.

Народ!