Глава 18. Тишина во время ужина стояла такая тяжелая, и Льюису казалось, что она навалилась на его собственную шею и склонила его голову

Тишина во время ужина стояла такая тяжелая, и Льюису казалось, что она навалилась на его собственную шею и склонила его голову. Он провел большую часть времени, рассматривая лампу, стоящую на середине стола. Джанет, как следует, не очистила ее, и она коптила. Мальчишка в школе рассказал ему, как одна такая же лампа взорвалась у них дома, и горячее масло с кусочками стекла разлетелись прямо в лицо их горничной.

- С тех пор она ослепла, - сказал он.

Льюис был так напуган этой историей, что садился за стол, как можно дальше от ламп, раздражая этим свою мать, которая не могла его успокоить.

Вторая большая лампа стояла на буфете за ним, но он полагал, что находится от нее достаточно далеко и в безопасности.

Так как сегодня был четверг, то на ужин у них был вареный свиной окорок, морковь, пастернак и гороховый пудинг, который всегда подавался со свининой. Его мать составляла меню, и оно было одинаковым из недели в неделю, если они не принимали гостей, что случалось не часто. Он ненавидел гороховый пудинг, но заставлял себя съедать его целиком, не желая навлекать на себя гнев деда, если бы он не опустошал свою тарелку.

Натаниэль выглядел хуже, чем обычно и сегодня за ужином не разговаривал ни с кем. Мама и папа тоже не разговаривали друг с другом. Августа давала все необходимые распоряжения и инструкции своему мужу через Льюиса.

- Попроси своего отца передать мне пастернак или скажи ему, что у нас закончилось мясо.

Даже дядя Джариус, который обычно болтал безумолку, сидел тихо, и дядя Френк, должно быть, онемел.

Вдруг Льюис оробел, чувствуя, что дед повернулся к нему лицом.

- Перестань ерзать, мальчишка. Можно подумать, что у тебя глисты ползают.

Натаниэль имел длинную седую бороду, из-за которой практически не видно было подбородка и рта. И когда он говорил, волосы ниже его губ шевелились вверх и вниз, отчего Льюис готов был рассмеяться.

Быстро вмешалась Августа.

- Это новый костюм, отец. Шерсть такая колючая.

Она протянул руку, и оттянула воротник куртки от шеи Льюиса. Его дед выглядел так, как будто собирался продолжить сою речь. Но в этот момент в комнату вошла Джанет с подносом. Она поставила его на буфет, сознавая, что все смотрят на нее.

- Что на десерт? – спросил Натаниэль.

- Пудинг «Баронесса», сэр.

- Надеюсь, что он на вкус лучше, чем на прошлой неделе. Он был сырой, как я помню.

Джанет поежилась.

- Мне очень жаль, мистер Икин, в этот раз я варила его дольше, чем обычно.

На сладкое было желе и виноградный пудинг, которые готовились не менее четырех часов. Джанет неуклюже, из-за критики, звякнула тарелками, убирая стол. Все молчали, и Джариус был единственным, кто помогал ей, передавая использованную посуду.

- Я обслужу, Джанет. Передавай десерт мне, - сказала Августа.

Джанет подчинилась, и Льюис попытался перехватить ее взгляд, чтобы сочувственно ей улыбнуться, но она была слишком поглощена раскладкой пудинга на тарелки.

- Могу я подавать чай, мэм?

- Нет, позже.

Джанет сделала реверанс и вернулась к буфету, где она свалила на поднос использованную посуду. Она ушла так быстро, как смогла, и как только она закрыла дверь, Натаниэль заговорил.

- Эта девушка не меняется к лучшему, Августа. Можешь поговорить с ней?

- Я говорю с ней все время, отец. Я не могу сделать шелк из коровьего уха … Я имела в виду из свиного.

- Дура, - пробормотал Натаниэль.

Услышав его, Августа залилась краской. Льюис притворился, что оглох и уставился на кусок пудинга, который ему протягивала мать. Натаниэль насыпал две большие ложки сахара на свою порцию и начал есть, чмокая губами. Перед ним стоял почти пустой кувшин с пивом. Это был уже второй, который он употребил сегодня вечером. Льюис знал, что настроение деда зависит от количества выпитого. Как правило, хватало одного, но два выпитых и быстро выпитых предвещали неприятности.

Он посмотрел на дядю Френка. Дядя не пил вообще ничего, хотя обычно вместе с дядей Джариусом они выпивали графин вина. Августа пила только ликер в особых случаях, или если она болела. Ее муж тоже. Льюис хотел, чтобы уже подавали чай. Ему позволялось выпить одну чашку, дополняя ее молоком. При этом он наслаждался ощущением быть взрослым. Однако Августа вместо того, чтобы подавать чай, ела свой пудинг.

Льюис только недавно получил привилегию находиться за одним столом со взрослыми за ужином. Хотя он искренне желал быть на кухне с Джанет, даже после того, как она напугала его рассказом о смерти полицейского. Она узнала все от мальчишки пекаря.

- Из-за любви. Представь это. Прострелить свою голову собственным оружием. Мозг был повсюду. Он и кровь. Настолько много, что можно было подумать, что комната окрашена в красный цвет.

Этот рассказ вывел Льюиса из равновесия так же, как история с лампой. Ему подумалось, что настроение в доме имеет какое-то отношение к этому случаю. Его отец и дядя Джариус ходили и видели тело. Они не говорили ничего о крови, но были в ужасе. Мальчик разрезал свой кусок пудинга и, несмотря на то, что сказала Джанет, он был не доварен в центре, а желе – неприятно липким. Он выбрал кусок и начал жевать его.

Натаниэль закончил есть, и Августа немедленно опустила свою ложку. Льюис заметил обмен взглядами между матерью и дядей Джариусом, который кивнул и со всей скрупулезностью вытер рот салфеткой.

- Отчим, пожалуй, пока все присутствуют, мы могли бы продолжить наш предыдущий разговор, - сказал Джариус, - мы должны дать ответ доктору Ферье завтра. Как я понимаю, задержка с ответом только все усложнит.

Натаниэль покачал головой.

- Эта неподходящая тема для обсуждения за обеденным столом. Особенно, когда за ним сидит мальчик.

Он взял еще порцию пудинга.

- Я уверена, что Льюис уже достаточно взрослый, чтобы услышать то, о чем мы будем говорить, - сказала Августа, - и если мы не решим это сейчас, то когда же еще? Этот вопрос касается нас всех.

- Ты не права, - сказал Натаниэль, и в его открытом рте было видно частично пережеванное желе и изюм, - она моя жена, и решение принимать только мне.

Джариус ответил; его голос звучал спокойно и разумно.

- Никто не спорит, но это важный вопрос, сестра и я подумали, что, может быть, для вас было бы полезным, если мы обсудим ситуацию со всех сторон. Как семья. Не так ли, Френк?

- Да, - ответил Френк.

- И ты тоже согласен, да, Питер?

- Да, прошу прощения, отец.

- Мы все любим и уважаем вас, сэр, - продолжил Джариус, - тем не менее, мы не можем притворяться, что новый брак легко нам дался. Честно говоря, все присутствующие из-за ее появления здесь и ее болезни испытали ужасные неудобства, - он остановился, - конечно, очевидно, что мы не можем повернуть все назад. Мне жаль, я осознаю, что вам неприятно слушать такие вещи, впрочем, как и мне, но мы не можем прятать головы в песок, как страусы.

Льюис представил себе эту картинку и чуть не рассмеялся в полный голос. Он сосредоточился на созерцании зеленых квадратиков на скатерти, прыгая через них как по ступеням. Натаниэль отодвинул тарелку.

- Ты хороший собеседник, Джариус, и был им всегда. Но если ты хочешь говорить честно, то давай идти до конца. Правда такова, что под всей этой слащавой болтовней, вы, мои дети, обеспокоены вопросом наследства. Они все нагадят в свои штаны, если кто-то из вас получит больше, чем остальные,- его глаза потемнели под густыми бровями, - почему нет? С моей женой все будет в порядке. Нервный срыв случился из-за смерти ее ребенка.

Льюис сжался в кресле, пытаясь сделать так, чтобы его не заметили. Он не выносил любые упоминания о Чарли, которого ненавидел с того момента, как он появился в доме. Всякий раз, когда они оставались в доме одни, он доводил Льюиса до слез своими издевками. Когда он умер так внезапно и болезненно, мальчик подумал, что это из-за него. Он наконец-то признался матери в своих страхах, которая неожиданно повела себя с ним мягко.

- Плохие чувства не убивают, мой мальчик, - если бы они могли убивать, то в этом доме сегодня не осталось бы никого в живых.

- Я все еще полон сил, - продолжил Натаниэль, - и она сможет беременеть еще долгое время. Я смогу породить пять сыновей, прежде чем умру.

- Отец, пожалуйста, - сказала Августа, указывая на сына.

- Ты только что заявляла, что он уже взрослый. Так пусть слушает.

Питер Курран прекратил есть и сидел, глядя в тарелку, словно кролик на удава.

- И сыновья, которых она родит, будут лучше, чем любой из вас, - при этом Натаниэль обращался только к Джариусу, игнорируя Френка, который опирался на один локоть, сидя за столом, а другой рукой поигрывал вилкой.

- Мы все знаем, что мой сводный брат «посеял много дикого овса», - сказал Джариус, - я не потворствовал этому, но он все урегулировал, не так ли, Френк?

Натаниэль не ждал услышать ответ.

- Ерунда. Он все еще проводит свои трюки, и ты знаешь об этом. Он одержим разрушением всего, что я создал.

Френк не смотрел на отца. Он начал надавливать вилкой на тарелку, пытаясь сломать ее. Натаниэль не остановился и продолжил.

- Эта женщина может дать мне детей, которые будут уважать меня. Я об этом позабочусь. Они не будут желать свернуть мне шею, как он собирается сделать, Джариус, и не рассчитываю на тебя. Ты не моя собственная плоть и кровь и очень жаль, но ты получишь свою долю наследства, не волнуйся об этом. И я знаю, что ты любишь меня, как должно.

- Что Льюис? – разразилась Августа, - как насчет вашего первого внука? Он заслуживает тоже доли в наследстве.

- Он? Я говорю, пусть он заработает ее, пусть поработает сначала, как я.

Льюис слышал эту история много раз. Как в возрасте 15 лет он сбежал с бедной фермы на севере Англии, добрался на пароходе до Канады и посредством тяжелой работы и своего хорошего ума, утвердился на конюшне. Сейчас он считался лучшим в Торонто. Эта история обычно рассказывалась долго, особенно после двух кувшинов пива, и Льюис надеялся, что Натаниэль не собирается кормить их ею сегодня вечером. Тем более, как он видел, его мать не собиралась терпеть воспоминания деда. Она плотно сжала губы и сквозь зубы процедила.

- А как же я? Я ваша единственная дочь. Что со мной?

Натаниэль махнул рукой, как будто она назойливая муха.

- У меня нет времени на женщину, которая не допускает к себе мужа, как ты.

Курран промолчал, только похлопал себя по бедру от греха подальше. Натаниэль проткнул пальцем воздух.

- И я говорил тебе не раз, что ты превращаешь парня в приз «мисс Молли». Но ты, ты не слушаешь. Он становиться все более и более мягкотелым.

Не первый раз дед использовал это обозначение, но когда Льюис спросил свою мать, что оно означает, она ничего ему не сказала. Дядя Френк сказал, что это значит, что он станет, как толстый мерин в конюшне, и добавит ему кучу проблем.

Вдруг Френк распрямился.

- Юный племянник, ты, возможно, не знаешь, какого черта, мы тут говорим, да? Речь идет о твоей новой бабушке.

- Нет, дядя, - прошептал Льюис.

- Ты помнишь, как мы топили кошку Флуффи, потому что она приносила котят? Она не останавливалась. Каждый год она устраивала кошачий концерт и беременела.

- Френк!

Не беспокойся, Адди. Я только пытаюсь просветить его. Ты понял, Льюис, твой дядя Джариус думает сделать специальную операцию твоей бабушке Пег. Ее делают женщинам, у которых поехала крыша. Им вырезают некоторые внутренние органы. После операции они не могут иметь детей, но говорят в постели творят чудеса.

- Френк, остановись! Ты не можешь говорить с мальчиком о таких вещах.

- Почему нет? Его будущее под угрозой. Видишь ли, Лью, проблема в том, что мы не говорим просто о бедной женщине, которая свихнулась от горя. Хуже. Твой дед фактически женат на шлюхе, которой лечь под любого мужчину, как постучаться в дверь.

Натаниэль потянулся к сыну. Его кулак достиг верхней губы Френка и расквасил ее.

- Ты, кусок грязи, твоя мать рыдает на небесах из-за тебя.

Френк дотронулся пальцем до рта и посмотрел на кровь, оставшуюся на нем.

- У нее есть дела поважнее, чем плакать обо мне, она за меня молиться.

Натаниэль замахнулся снова, но Френк уже был готов к этому и перехватил его руку за запястье. Он отвел ее назад, и они оба застыли в захвате.

- Джариус, останови их! – крикнула Августа.

Гибб вскочил, обошел стол и сжал плечо Френка.

- Отпусти его.

Икин подчинился, в тоже время, отступая назад, чтобы оказаться вне досягаемости.

- Я полагаю, что ваш отец требует извинений.

- Он? Все, что я делаю, так это рассказываю правду… Вы говорите, что хотите больше сыновей, а вы спросили ее, захочет ли она потомство?

- Придержи свой язык!

- Посмотрите на меня, отец. Я плоть от вашей плоти. Вы смотритесь в зеркало, когда глядите на меня. Никаких сомнений, что вы родили меня.

Натаниэль уставился на него, потом сказал:

- Не думаешь же ты, что я не сожалею об этом каждый день? То, что я вижу, смотря на тебя, вызывает у меня отвращение.

Френк вздрогнул, и Льюис увидел, как заходило ходуном его Адамово яблоко в горле. Джариус стоял все еще рядом с братом и нагнулся вперед.

- Отчим, боюсь, что в интересах справедливости я должен принять сторону Френка в этом вопросе. Он не хотел говорить, но ваша жена приходила к нему так же, как ко мне. В пятницу, - он посмотрел на Куррана, - она приходила к ним обоим.

- Ты лжешь!

Джариус нахмурился.

- Как вы можете говорить мне это? Мы просто хотели оградить вас от негативных эмоций.

- Это правда? – спросил Натаниэль сына. Его голос был тихим, но от этого звучал еще страшнее для Льюиса.

Френк вернулся к изучению своей тарелки.

- Да, отец.

- Так же, как у Джариуса?

- Да, так же.

- И к вам, Питер?

- Э-э, да, сэр, - он быстро оглянулся на жену.

- Почему ты не сказал мне? – спросила Августа.

Курран уставился в точку за ее правым плечом.

- Не предал значения.

- Я не верю вам! – Натаниэль взревел и стукнул кулаком по столу.

Льюис боялся, что он снова ударит Френка. Джариус склонился над ним.

- Это правда, отчим. Я видел их, когда они выдворяли ее из комнаты. Я не хотел говорить тебе. С вас и так было довольно. И мы видели, как вы были расстроены.

Все взоры устремились на Натаниэля. Наконец он заговорил.

- Эта женщина, без сомнения, шлюха. Я должен извиниться перед тобой, сынок.

Он протянул Френку руку, сын принял ее и поцеловал его пальцы. Льюис видел, что на руке деда остались капли крови Френка.