КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Если ты считаешь его слишком большим, значит, вообще не заслуживаешь 2 страница– Думаю, три вполне достаточно, как, девчонки? Адриана издала звук, словно поперхнулась кофе. – Три? Я тебя умоляю! Это хороший месяц, а не год. – Для разнообразия готова согласиться, – сказала Эмми. – Учитывая, сколько я буду ездить, думаю, три – это нереально. – Так ты собираешься спать с парнем в каждой стране которую посетишь? – засмеялась Ли. – Типа вот мой паспорт и ключ от номера в гостинице, идем? – Вообще-то я предполагала по парню на каждом континенте. – Иди ты! – В унисон воскликнули Ли и Адриана. – Что? Это настолько немыслимо? – Да, – кивнула Ли. – Смехотворно, – согласилась Адриана. – Ну а я решила. Один мужчина на каждом континенте, который я посещу. Сексуальные иностранцы. Чем меньше похожи на американцев, тем лучше. И никакой привязанности. Никаких отношений или эмоциональных трудностей – только чистый, естественный секс. Адриана присвистнула. – Querida! Я краснею! – А как же Антарктика? – спросила Ли. – Не думаю, чтобы Ади удалось переспать с парнем из Антарктики. – Я об этом думала. Антарктика, пожалуй, нереально. Поэтому за нее сойдет Аляска. Эмми достала из сумки мятый листок бумаги и расправила его на столе. – Это таблица? Только не говори, что ты составила таблицу, – засмеялась Адриана. – Я составила таблицу. Ли посмотрела в потолок: – Она составила таблицу. – Я все высчитала. Североамериканец у меня уже был, поэтому остается шесть. А Марк – владелец Оттиса – родился в Москве, значит, вполне может считаться европейцем. – Не пойдет, – заявила Ли. – Все должно произойти в течение этого года. Официантка, положившая перед ними чек, нахмурилась. – Поддерживаю, – сказала Адриана. – Американца мы тебе оставляем – только северного, – но Марк не считается. И зачем вообще причислять его к европейцам? Ты же через несколько недель летишь в Париж! Эмми кивнула: – Справедливо. Один минус, шесть остаются. – А если ты встретишь японца в Греции или австралийца в Таиланде? – озадаченно спросила Адриана. – Они будут считаться азиатом и австралийцем или секс должен происходить на нужном континенте? – Не знаю, – нахмурилась Эмми. – Об этом я не думала. – Давайте прервемся, – предложила Ли, глядя на Адриану. – По-моему, считается национальность или место. Боже мой, поразительно уже то, что она собирается это попробовать. – Не возражаю, – согласилась Адриана. – И, демонстрируя свою добрую волю, ты должна получить бонус. – В смысле? – В смысле – тебе следует пропустить один континент. В противном случае, думаю, дело обернется провалом. – Какой же? – спросила Эмми с явным облегчением. – Может, швейцарец будет джокером? – спросила Ли. – Это нейтральная страна. Если переспишь со швейцарцем, можешь посчитать его за кого угодно. Девушки долго смеялись, как давно уже не смеялись после колледжа. Адриана достала из сумки, с которой ходила на йогу голубую жестяную баночку и наложила на губы немного свежего блеска, сознавая, что и подруги, и сидевшие за соседними столиками наблюдали как завороженные за ее маленьким ритуалом. От этого она почувствовала себя чуть лучше, поскольку в последнее время ее одолели мысли о недолговечности красоты. Умом она это, конечно, понимала – любой подросток сознает, что смерть неизбежна, – но смириться с реальностью была не в состоянии. Мать напоминала ей об этом с того самого дня, когда Адриана в четырнадцать лет согласилась пойти на свидание к двум разным мальчикам в один и тот же вечер. На вопрос, кого она выбрала, Адриана уставилась на свою все еще красивую мать непонимающим взглядом: – А зачем мне нарушать чьи-то планы, мама? Времени хватит на обоих. Мать улыбнулась и потрепала Адриану по щеке прохладной ладонью: – Наслаждайся этим сейчас, querida. Так будет не всегда. Конечно, она была права, но Адриана не рассчитывала, что «не всегда» наступит так скоро. Настало время употребить свою красоту на что-то более важное, чем обеспечение устойчивого притока любовников. Ее обязательство найти друга было шагом в верном направлении, но недостаточно далеко идущим. Адриана картинно подняла левую руку и театрально вздохнула. – Видите эту руку, девочки? На следующий год на ней будет красоваться брильянт. Необыкновенно большой брильянт. Обещаю, что в течение двенадцати месяцев обручусь с идеальным мужчиной. – Адриана! – взвизгнула Эмми. – Ты пытаешься меня переплюнуть! Кусочек дыни встал у Ли поперек горла – Обручишься? С кем? Ты с кем-то встречаешься? – В данный момент не встречаюсь. Но обязательство Эмми что-то изменить меня вдохновило. Плюс настало время взглянуть правде в глаза, девочки. Мы не молодеем, а число богатых, красивых и успешных мужчин от тридцати до сорока весьма ограниченно Если мы не заявим свои права сейчас, то можем спокойно о них забыть. – Замечательно, что ты это поняла, – усмехнулась Эмми. – Я только дам знать одному из десятков – нет, сотен – известных мне успешных, красивых, одиноких мужчин за тридцать и сделаю его своим. Да, план хороший. Адриана покровительственно потрепала Эмми по руке: – Не забывай о богатом, querida. И я вовсе не говору что мы все должны это сделать. Тебе, без сомнения, необходимо сначала немного поиграть, и думаю, твоя грядущая попытка распутства – как раз то, что доктор прописал. Но учитывая, что я уже пораспутничала… – Если под этим ты имеешь в виду «полностью побеждена», тогда я, пожалуй, соглашусь, – добавила Ли. – Смейтесь, если хотите, – сказала Адриана, слегка раздраженная, что ее, как обычно, не принимают всерьез. – Но нет ничего смешного в круглом камешке в пять с лишним карат от Гарри Уинстона. Совсем ничего смешного. – Зато сейчас это очень смешно, – развеселилась Эмми, и Ли ее поддержала. – Адриана обручена? Невозможно представить. – Не более невозможно, чем упертую сторонницу моногамии в постели с каждым встречным незнакомым иностранцем, – парировала Адриана. Ли вытерла слезу, стараясь не растянуть нежную кожу под глазом, и так травмированную ее прошлым курением. И то ли под действием эндорфинов, выработавшихся из-за напряженного занятия йогой, то ли опасаясь предстоящего этим вечером ужина с родителями Рассела, а может, просто из желания разделить радость подруг, но, не успев прикусить язык – практически не успев даже понять, что происходит, – Ли безотчетно заговорила. Казалось, будто слова вылетают по собственной воле: – В честь вашей смелости я тоже хочу предложить цель. К концу этого года… Она умолкла – на ум так ничего и не пришло, да и предложить ей было нечего. Работу свою она находила хоть я скучноватой по временам, но в высшей степени стоящей, ее вполне устраивало число мужчин, с которыми она переспала, об ее парне, отвечавшем всем критериям Адрианы – и не просто мужчине, а знаменитом мужчине, мечтала половина женского населения страны и все обитательницы Манхэттена, и последнее – она наконец скопила достаточно, чтобы купить себе квартиру. Она делала именно то, чего от нее ждали. Что тут можно поменять? – Забеременеешь? – с готовностью подсказала Эмми. – Сделаешь пластическую операцию? – вступила Адриана. – Сколотишь свой первый миллион? – Поучаствуешь в сексе втроем? – Пристрастишься к алкоголю или наркотикам? – Полюбишь подземку? – лукаво улыбнулась Адриана. Ли передернулась: – Боже, только не это. Эмми похлопала ее по руке: – Мы знаем, милая. Грязь, шум, толкотня… – Все эти люди! – добавила Адриана. Ей казалось, что после двенадцати лет дружбы она знает Ли лучше, чем себя. Если что и могло свести бедную девушку с ума – даже больше беспорядка, громких повторяющихся звуков или неожиданности, – так это толпа. В последнее время подруга была сама не своя от тревоги, и Адриана с Эмми обсуждали это при каждой возможности. Нарушила молчание Эмми: – Прими это как добрый знак – ничто в твоей жизни не нуждается в серьезной перестройке. Сколько еще людей могут такое сказать? Адриана прожевала последний кусочек тоста. – Серьезно, querida, тебе нужно только наслаждаться своей идеальной жизнью. – И подняла чашку с кофе. – За перемены. Эмми взяла свой стакан с остатками грейпфрутового сока и повернулась к Ли. – И за то, чтобы распознать совершенство, когда оно появится. Ли закатила глаза и выдавила улыбку. – За роскошных иностранцев и брильянты размером с булыжник. Две емкости столкнулись с ее чашкой с чудесным звоном. – Ура! – разом воскликнули девушки. – За сказанное!
Если в следующие семь минут все ее раздражающе многословные коллеги не заткнутся, Ли ни за что не успеет добраться из Уэст-Мидтауна в Верхний Ист-Сайд к часу. Неужели этим людям не надоедает слушать свои голоса? Неужели они не проголодались? В животе у нее звучно заурчало, словно напоминая собравшимся, что настало время обеда, но никто, похоже, не обратил внимания. С энтузиазмом, достойным президентских дебатов, они обсуждали грядущее издание книги «Жизнь и деятельность папы Иоанна Павла II». – Лето – неудачное время для биографии религиозного деятеля… Мы знали, что так будет, – отважно заметил один из младших редакторов, еще не привыкший выступать на совещаниях. Женщина с приятным лицом из отдела сбыта, выглядевшая гораздо моложе своих тридцати с чем-то лет, имя которой Ли никак не могла запомнить, обратилась к собранию: – Конечно, лето – удачный сезон только для пляжного чтения, но не одним только временем года объясняются эти разочаровывающие цифры. Заказы от всех – от «Би-энд-Эн», от «Бордерс» и других – значительно ниже, чем прогнозировалось. Возможно, если мы сумеем наделать немного шума… – Шума? – фыркнул Патрик, король издательского дела. – И как вы предлагаете наделать немного «шума» с помощью книги о папе? Дайте нам хоть что-нибудь отдаленно привлекательное, и, быть может, нам удастся что-то придумать. Но даже если Бритни Спирс вытатуирует все содержание этой книги на своей голой груди, люди все равно не станут о ней говорить. Джейсон, единственный из редакторов, удостоенный повышения так же быстро, как Ли, и чье существование в «Брук Харрис» позволяло ей сохранять разум, вздохнул и посмотрел на часы. Ли поймала его взгляд и кивнула. Она не могла больше ждать. – Прошу извинить, но у меня назначена встреча за ленчем, которую я не могу пропустить. Ленч, естественно, деловой, – быстро добавила Ли, хотя всем было наплевать. Она тихонько собрала свои бумаги, запихала их в кожаную папку с монограммой, сопровождавшую ее повсюду, и на цыпочках вышла из комнаты для совещаний. Она заскочила к себе в кабинет за сумочкой, когда зазвонил телефон и на дисплее высветился внутренний номер шефа. Ли решила было не обращать внимания, как послышался голос ее помощницы: – Генри, первая линия. Он говорит, это срочно. – Он всегда говорит, что это срочно, – пробормотала Ли, поглубже вдохнула и сняла трубку. – Генри! Ты хочешь извиниться за отсутствие на совещании по продажам? – пошутила она. – На сей раз я готова тебя простить, но чтобы это не повторялось. Он засмеялся: – Ты меня пристыдила, клянусь. Я не отвлекаю тебя от обеденного маникюра или быстрой пробежки по «Барниз», Нет? Ли заставила себя засмеяться. Даже страшно, как хорошо он ее знает. Хотя, строго говоря, это была прическа и быстрая пробежка по «Барниз». В настоящий момент она не могла позволить себе ни того, ни другого, но сегодня одержимость Ли как личной гигиеной, так и отделами подарков временно отступила. – Конечно, нет. Что я могу для тебя сделать? – У меня тут сидит один человек, которого я хочу знакомить с тобой. Зайди ко мне на минутку. Проклятие! У этого человека дар интуитивно выбирать самое неподходящее время, а затем о чем-либо просить. Это было жутковато, и Ли в сотый раз задумалась, не поставил ли он в ее кабинете «жучки». Она вздохнула и посмотрела на часы. До места встречи идти пятнадцать минут, до салона – десять. – Сейчас приду, – сказала она с радостью, достаточной, чтобы свалить секвойю. Быстрым шагом Ли пересекла пространство, разгороженное на кабинеты, и понеслась по извилистым коридорам, разделявшим их с Генри рабочие места. Очевидно, он хочет познакомить ее с потенциальным автором или с новичком, только что подписавшим договор, поскольку Генри очень любил демонстрировать, что «Брук Харрис» – это одна семья, и настаивал на личном знакомстве всех редакторов с новыми авторами. Эта черта, среди прочих, про извела на Ли наибольшее впечатление, когда она начала здесь работать, и была одной из главных причин, по которой столько авторов заключали договоры с «Брук Харрис» и оставались с ним на протяжении всей своей карьеры, – но сегодня это бесило до невозможности. Ее не заинтересует никто ниже рангом, чем Том Вулф. Заворачивая за угол и проходя мимо лифтов, она занималась подсчетами. Ее поздравление автору по поводу присоединения к издательской семье типа «мы в восторге и считаем честью ваше присоединение к нам» займет всего пару минут. Еще минута или две на деланный интерес к нынешней работе автора плюс новое поздравление его с успехом предыдущего издания. И есть шанс вырваться оттуда через пять минут. По крайней мере придется постараться. Ли так засиделась накануне, заканчивая заметки по последней главе недавно полученных мемуаров, что не услышала будильник, и, чтобы успеть на совещание по продажам, пришлось бежать на работу, не приняв душ. Только увидев возвышавшуюся на столе пурпурную орхидею с запиской: «Я тебя люблю и не могу дождаться сегодняшней встречи. Поздравляю с первой годовщиной!», Ли вспомнила, что Рассел зарезервировал столик в «Дэниэле», чтобы отпраздновать их первую годовщину. Обычное дело. Единственный день за всю ее карьеру – возможно, за всю жизнь, – когда она проспала и вышла из дома, похожая на бродяжку, единственный день, когда это имело значение. Спасибо, Джайлз в последнюю минуту согласился уложить ей волосы («Можешь взять время Адрианы в час, если она не против», – предложил он. «Она не против! – крикнула в трубку Ли. – Всю ответственность беру на себя!»), а на обратном пути в офис она планировала забежать в «Барниз» и купить одеколон, галстук или какой-нибудь комплект – честно говоря, что угодно, лишь бы поближе к кассе и уже упаковано. У нее совершенно не было времени на пустые разговоры. – Заходите сразу, – растягивая слова, проговорила новая бойкая секретарша Генри. Ее всклокоченные, тонированные розовым волосы не соответствовали южному акценту – как и консервативной корпоративной культуре, – но писала она, похоже, без ошибок и не проявляла явной враждебности, так что на это смотрели сквозь пальцы. Ли кивнула и влетела в открытую дверь. – Здравствуй! – обратилась она к Генри. Мужчине, сидевшему напротив него и спиной к ней, было на первый взгляд чуть за тридцать. Несмотря на жару начала лета, он был в светло-голубой рубашке и оливковом вельветовом пиджаке с декоративными заплатами на локтях. Темно-русые волосы – на самом деле светло-каштановые, когда она присмотрелась – в меру взлохмаченные, едва касались воротника, а по бокам чуть прикрывали уши. Не успел он повернуться, как Ли уже интуитивно поняла, что мужчина привлекателен. Возможно, даже красив. Именно поэтому так опешила, когда их взгляды наконец встретились. Удивление оказалось двойственным. А он совсем не хорош, как она предполагала! Глаза не ожидаемого синего или зеленого оттенка, а заурядного карего, нос же смотрелся одновременно приплюснутым и вытянутым. Но зубы были безупречные – ровные, белые, роскошные зубы, прямо для рекламы зубной пасты «Крест», и именно эти зубы и поглотили ее внимание. И только когда мужчина улыбнулся, обозначив глубокие, но симпатичные морщинки, Ли узнала его. Перед ней сидел и приветливо поглядывал Джесс Чэпмен, талант которого сравнивали с дарованием Апдайка, Рота и Беллоу, Макинерни, Форда и Фрэнзена. «Разочарование» первый его роман, опубликованный, когда ему исполнилось двадцать три года, был одной из редких книг, имевших и коммерческий, и литературный успех, и репутация Джесса как дурного мальчишки-гения только упрочивалась с каждой новой вечеринкой, которую он посещал, с каждой новой моделью, с которой встречался, с каждой новой написанной книгой. Лет шесть или семь назад Джесс пропал после, по слухам, курса реабилитации и потока грубых рецензий, но никто не ждал, что он спрятался навечно. То, что он сидел здесь, в их конторе, могло означать только одно. – Ли, могу я представить тебе Джесса Чэпмена? Ты, конечно, знакома с его работами. Джесс, это Ли Эйзнер, мой самый многообещающий редактор и мой любимый, когда нужно выбирать. Джесс встал и повернулся к Ли, явно ее оценивая. Интересно, нравятся ли ему девушки с жиденькими хвостиками и без косметики? Она молилась, чтобы нравились. – Он это обо всех говорит, – снисходительно заметила Ли, протягивая для пожатия руку. – Разумеется, – мягко согласился Джесс, сжимая ее ладонь. – Поэтому-то мы его и обожаем. Прошу, присоединяйтесь к нам. Он указал на двухместный маленький диванчик и посмотрел на Ли. – О, вообще-то я только… – Она это сделает с удовольствием, – сказал Генри, подавила желание одарить его злобным взглядом, садилась на старинный диван. «Прощай, прическа, – подумала она. – Прощай, «Барниз». Чудо, если Рассел вообще когда-нибудь с ней заговорит после катастрофы, в которую наверняка превратится нынешний вечер. Генри прочистил горло. – Мы с Джессом как раз обсуждали его последний роман и я говорил, насколько нападки «Нью-Йорк таймс» показались нам – да что там, всему издательскому сообществу – непростительными. Поставили себя же в неловкое положение. Абсолютно никто не воспринял их всерьез. Это была полная и… Улыбаясь на этот раз с легкой долей насмешки, Джесс повернулся к Ли: – А как по-вашему, дорогая? Вы посчитали рецензию оправданной? Ли потрясла его уверенность, что она не только читала, но и помнит и книгу, и ту конкретную рецензию. «Что, – раздраженно подумала она, – соответствует истине». Рецензию поместили на первую страницу «Книжного обозрения» шесть лет назад, и злость этой статьи до сих пор вызывала отклик. Более того, Ли помнила, как задавалась вопросами, что чувствовал автор, читая подобный отзыв о своей работе, где находился Джесс Чэпмен, впервые прочитав эти десять грубых абзацев. Ли все равно прочла бы книгу – более ранние романы Джесса она изучала на бесчисленных литературных курсах в колледже, – но подсеть той рецензии побудила ее купить издание в твердом переплете и «проглотить» в ту же неделю. Ли по обыкновению, ответила не подумав. Данная привычка абсолютно не соответствовала педантичности ее характера, но Ли ничего не могла с собой поделать. Она тщательно устраивала свою квартиру, составляла расписано на день или писала рабочий план, но запомнить, что мысли нужно высказывать, была, похоже, не в силах. Подруги и Рассел находили это очаровательным, но иногда она попадала в крайне унизительные ситуации. Как, например, при встрече с начальником. Что-то во взгляде Джесса – заинтересованном и вместе с тем отчужденном – заставило Ли забыть, что она находится кабинете Генри, разговаривает с одним из величайших писательских талантов двадцать первого века, и она ринулась вперед. – Рецензия была мелочной, это точно. Мстительной я непрофессиональной, ничего более ядовитого я не читала. Однако при всем том «Тайная ненависть» – ваша самая слабая работа. Такой рецензии она не заслужила, но и близко недотягивает до «Поражения луны» и, конечно, «Разочарования». Генри вдохнул и непроизвольно прикрыл рот рукой. Ли тут же опомнилась, сердце забилось с предельной скоростью, ладони и ступни вспотели. Джесс ухмыльнулся: – Режет правду в глаза. Никаких глупостей. Редкость в наши дни, как вы считаете? Не совсем уверенная, что это вопрос, Ли смотрела на свои руки, ломая их с пугающей жестокостью. – Выпускница школы хороших манер, а? – нервно засмеялся Генри. – Что ж, спасибо, что поделилась своим мнением с мистером Чэпменом, Ли. Своим личным мнением, конечно. Он несмело улыбнулся Джессу. Ли восприняла это как сигнал к уходу и счастливо повиновалась: – Я… э… Я, разумеется, не хотела вас обидеть. Я большая ваша почитательница, просто… – Прошу, не извиняйтесь. Приятно было с вами познакомиться. Огромным усилием Ли подавила побуждение извиниться еще раз и без дальнейших унижений ухитрилась подняться с диванчика, пройти мимо Джесса и покинуть кабинет Генри, но, бросив взгляд на лицо секретарши шефа, поняла, что дело ее худо. – Что, правда так плохо? – схватилась она за ее стол. – Ну ты даешь. Вот это напор! – Напор? Я не собиралась напирать. Пыталась быть дипломатичной. Какая же я идиотка. Поверить не могу, что сказала это. О Господи, восемь лет работы, и все коту под хвост, потому что не умею держать язык за зубами. Что, правда так плохо? – снова спросила Ли. Последовала пауза. – Это было нехорошо, – наконец произнесла секретарша. Ли посмотрела на часы и обнаружила, что если пойдет в салон, то не успеет вовремя вернуться, чтобы обзвонить агентов. Ворвавшись в свой кабинет, она засела за телефон. Первым делом сообщила Джайлзу, что не придет, потом позвонила в «Барниз». В отделе мужских товаров ответил продавец с приятным голосом, и Ли договорилась, что подарок доставят с посыльным к ней в офис до шести. Она растерялась, когда продавец спросил, чего бы она хотела, и в конце концов попросила уложиться в двести долларов и списать эти деньги с ее карты «Америкэн экспресс». К пяти тридцати, когда прибыла коробка в подарочной упаковке, Ли едва сдерживала слезы. От Генри, который обычно не мог прожить и часа, чтобы не позвонить и не зайти к ней, не было ни слуху ни духу. Ли удалось сбегать в спортзал – не потренироваться, конечно, а принять душ, – но, только встав под блаженно горячую воду, поняла, что оставила в кабинете спортивную сумку, где лежали косметика, смена белья и, самое главное, фен. Трудно поверить, но после прикрепленного к стене мини-фена с проводом не больше двух дюймов ее волосы стали выглядеть значительно хуже, чем до мытья головы. На обратно пути в кабинет позвонили Рассел и ее мать, но она никому не ответила. «Я – отвратительное существо», – думала Ли, разглядывая себя в зеркале ближайшей к ее кабинету дамской комнаты. Было почти семь часов, а она только что закончила последний телефонный разговор с одним из самых симпатичных агентов. Волосы висели безжизненными прядями, под глазами набрякли мешки, а прыщ на лбу пронзительно краснел, даже тональный крем не помогал. Расс как-то в шутку сказал, что в блейзере от Шанель, который, сейчас был на ней, Ли смотрится «лесбийской красоткой». Она всегда любила его жатую ткань – единственный в ее гардеробе образчик высокой моды, – и до этого момента никогда не замечала, что похожа в нем на футбольного полузащитника. – Не волнуйся, – обратилась к своему отражению Ли, – Рассел – спортивный комментатор, работает на И-эс-пи-эн и всю свою жизнь посвящает профессиональному спорту. Рассел обожает футболистов! Сжимая в руках роскошно упакованный подарок от «Барниз» и стараясь не волноваться по поводу того, что его содержимое является для нее полной тайной, Ли тряхнула нечесаной головой и побежала ловить такси. Рассел стоял у ресторана «Дэниэл» спокойный, подтянутый и счастливый. Словно провел месяц на Карибах, где только и делал, что обращался со своим телом, как с храмом. Угольно-серый костюм сидел отлично. Кожа сияла здоровьем, как у человека, ежедневно пробегающего шесть миль. Даже его туфли – черные ботинки, купленные во время последней поездки в Милан, – сверкали в буквальном смысле слова. Он был свежевымыт и свежевыбрит, ухожен до совершенства, и Ли обиделась на него за это. Кто, скажите на милость, может проработать целый день и сохранить галстук таким чистым, а сорочку такой свежей? Как добиться столь идеального сочетания – чтобы запонки соответствовали носкам, туфли – кейсу? – Привет, красавица. Я уже начал волноваться. Она «клюнула» его в губы, но отодвинулась, прежде чем успел открыть рот. – Волноваться? Почему? Я же не опоздала. – Просто ты не звонила целый день. Ты получила орхидею? Я знаю, что пурпурные – твои любимые. – Получила. Она прекрасна. Большое тебе спасибо. Ли не узнавала свой голос – резкий учтивый тон, которым она разговаривала с консьержем или в химчистке. Рассел обнял ее за талию и провел внутрь. Там их немедленно встретил средних лет мужчина во фраке, видимо узнавший Рассела. Они минутку пошептались, причем метрдотель наклонялся к Расселу, потом похлопали друг друга по плечу. Мгновение спустя метрдотель знаком велел молоденькой девушке в облегающем, но строгом брючном костюме проводить Ли и Рассела к их столику. – Футбольный болельщик? – спросила Ли больше из желания показать заинтересованность, чем интересуясь на самом деле. – Что? О, метрдотель? Да, должно быть, узнал меня по передаче. Чем еще можно объяснить этот столик, не так ли? Только сейчас Ли заметила, что они получили лучший столик во всем ресторане и со своего места под живописной аркой видели весь великолепный зал. Освещение было таким мягким, что, возможно, могло бы благотворно сказаться на ее внешнем виде, невольно подумала Ли, а тяжелая парча и акры богатого красного бархата действовали успокаивающе после столь адского дня. Столы были расставлены таким образом, чтобы люди не сидели друг у друга на головах, и, похоже, никто не разговаривал по сотовому. С точки зрения озабоченного человека – земной рай, особенно приятный этим вечером, учитывая, что Расселу меньше чем обычно понравилось бы, устрой она представление с выбором столика. После бокала пино гриджо и нескольких морских гребешков в нежной карамели Ли расслабилась еще больше, но все еще не могла окончательно переключит работы на романтический ужин для двоих. Она кивала все время, пока Рассел описывал памятку для всей компании, которую собирался составить, пока предлагал съездить этим летом к другу по колледжу на его виноградник «Марта» и пересказывал шутку, рассказаны ему одним из гримеров сегодня утром. Только когда официант принес два бокала шампанского и нечто под названием кокосовый дакуаз, Ли насторожилась. Рядом с блюдом припущенных ананасов в окружении ягод небрежно покоилась черная бархатная коробочка. Она удивилась и немного смутилась, ибо первым чувством при виде ювелирной коробочки было облегчение: длинный прямоугольник указывал на то, что это – слава Богу! – не кольцо. Вероятно, она когда-нибудь захочет выйти за Рассела – все друзья и родственники, едва с ним познакомившись, немедленно указывали, как он подходит на роль мужа – добрый, красивый, успешный, обаятельный и, несомненно, обожающий Ли, – но она не была готова к браку сейчас. Ничего не случится, если они подождут еще год, а может, и два. Брак – это, простите, брак, и ей хотелось быть абсолютно уверенной. – Что это? – спросила она с неподдельным возбуждением, уже предвидя подвеску в виде инициала, а возможно, и миленький золотой браслет. – Открой и посмотри, – тихо проговорил Рассел. Ли погладила мягкий бархат и улыбнулась. – Не надо было! – Открой ее! – Я и так знаю, что ты меня любишь. – Ли, открой коробочку. Ты, возможно, удивишься. Выражение глаз Рассела и напряжение, с которым он сжимал бокал шампанского, заставили Ли помедлить. Щелкнув замочком, она откинула крышку и, словно в плохих романтических комедиях, ахнула. В самом центре коробочки, по размеру годной для ожерелья, возлежало кольцо для помолвки. Огромное, очень красивое кольцо для помолвки. – Ли? – Голос Рассела дрожал. Он мягко забрал у нее коробочку, вынул кольцо и неуловимым движением надел на нужный палец. Кольцо подошло идеально. – Ли, дорогая? Я полюбил тебя в тот самый момент, как увидел год назад. Думаю, с самого первого вечера мы оба знали, что это особые отношения… отношения навсегда. Ты выйдешь за меня замуж?
На следующий день первая встреча Эмми, в местной компании по подбору персонала для заведений питания, была назначена только на два часа – одно из многих преимуществ индустрии гостеприимства, – но начала серьезно сказываться разница во времени. Прибыв этим утром в отель, она заказала в номер легкий завтрак, состоящий из кофе, круассана и ягод (после быстрого перевода евро в доллары выяснилось, что он обошелся ей в тридцать один доллар, не считая чаевых), а затем приняла ванну, использовав пену для ванн (три унции), которую обнаружила в мини-баре (пятьдесят долларов). После краткого сна и нескольких часов, потраченных на подтверждение завтрашних договоренностей, Эмми съела салат «Никуаз» и выпила кока-колу в саду, примыкающем к ресторану (тридцать восемь долларов). Однако все это показалось не особенно экстравагантным по сравнению с ужином, обыкновенным стейком с жареным картофелем, который она двумя часами ранее съела в одиночестве в холле отеля. Бифштекс, картошка и единственный бокал красного вина. («Домашнее вино? Что вы имеете в виду под «домашним вином»? – спросил официант с едва скрываемым презрением. – А, – изрек он после мгновения напряженных размышлений. – Вы хотели сказать «недорогого», да? Я принесу Вам, мадам».) Счет составил чудовищную цифру в девяносто шесть долларов, а вино отдавало «Манишевицем». И он даже не назвал ее «мадемуазель»! Отель «Костес», занимающий первоклассное здание шикарной рю де Фобур в первом округе – всего в нескольких шагах от «Ритца» и «Эрме» – славился своей богатой знаменитостями клиентурой и ультрамодным, работавшим допоздна баром. Когда в турбюро у Эмми спросили, какой отель она предпочитает, у нее не хватило наглости предложить «Костес». И только когда агент назвал ей на выбор этот отель и роскошную гостиницу на берегу Сены, Эмми буквально заверещала от радости. Лучше места для начала «Распутного тура-2007» не придумать.
|