КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава вторая.
- Ответь мне, Софья. Дядя стоял и смотрел в окно. Девушка сидела вкресле и пила кофе из своей любимой чашки. Это был для нее святой обряд:кофе по-турецки, любимая чашка. Дядя от кофе отказался, сказал, что давлениестало подскакивать. Молчал он долго и вот неожиданно заговорил. Софья дажевздрогнула. - С тех пор, как ты институт закончила... нет, даже раньше, с тех пор,как ты после смерти своего отца ко мне переехала жить, я в чем-нибудьупрекнул тебя? Я даже с советами к тебе реже лезть старался. - Не пойму, я что-то плохое сделала? - Не перебивай, пожалуйста, - Владимир Николаевич Воронов повысил голоси наконец-то повернулся к девушке лицом. "Видимо, что-то серьезное" - Софья знала, что если дядя повышает голос,что случается редко вообще, а на нее он никогда его не повышал, - лучшесидеть, молчать и слушать. - Я знал, что ты у меня умница. Не скрою, порой мне начинало казаться,что ты не Николая, а моя кровная дочь... Да ты сама знаешь, - голос Вороновастал мягче, - кроме тебя у меня никого нет. Все, что у меня есть, - всеостанется тебе... Сейчас мы вроде бы разъехались, а я, уж ты прости,продолжаю постоянно думать, как ты. Не скрою, получаю кое-какую информацию отебе. Знаю, что много души своей галерее отдаешь, что дела неплохо идут. Этохорошо, но это, согласись, и не подвиг. Мы, Вороновы, всегда так жили. Нас вСтаргороде работягами всегда называли. Твой дед с войны без руки вернулся.Так вот, он себе и избу справил - один, без помощников - мы с твоим отцомеще малолетними были. И землю он одной рукой пахал, и какой сад вырастил!Соня смотрела на Владимира Николаевича - и ничего не понимала. Но огорчалоее не только это. Она могла дать себе голову на отсечение, что за тот месяц,что они не виделись, дядя в чем-то неуловимо изменился. Более нервными сталидвижения, а слова... Море слов, целая речь. Раньше он одной фразой могобъяснить суть проблемы. - Смок, может, все-таки попьешь кофейку? - Я же просил, дорогая, меня не перебивать. - Молчу, молчу. Как мышка в норке. - Так вот, как видишь, я остаюсь объективным. У тебя светлая головка -думаю, ты все поймешь. Меня беспокоит твоя личная жизнь. Да, да, не делайглаза круглыми. А поскольку это твоя, и личная - жизнь, постараюсь быть тактичным... Говорят, ты мальчиками увлеклась?Меняешь их, как перчатки? - Ничего не скажешь, очень тактично. И кто тебе это сказал? - Глупый вопрос. Значит, этакий Дон Жуан в юбке. Только ты учти, моядорогая, то, что мужикам легко сходит с рук, - им это даже в достоинствоставится, - то женщине не прощается - как бы умна, богата и красива она небыла. Знаешь, каким словом таких любвеобильных в народе называют? - Скажи. Скажи, что же ты замолчал? - А ты не обижайся. Мне разве не обидно: какая тихоня была, все книгичитала. Вспомни, тебя все встречные-поперечные тургеневской девушкойназывали. И вдруг как с цепи сорвалась. Это все богема твоя хренова. - Дашь мне сказать? Или еще будешь мне мозги ввинчивать? - Теперь ужеСофья завелась не на шутку. - Во-первых... - И вдруг она засмеялась. - Что это тебе весело стало? - удивленно спросил Владимир Николаевич. - Ты же сказал, что я умная. Зачем нам собачиться? Просто ты стареешь,Смок, и становишься ворчливым стариком. - Она встала и обняла ВладимираНиколаевича. - Я права? - Подлизываешься? Лучше скажи, что происходит с тобой? - Да ничего особенного. Люблю я жизнь, дядя, знаю, что не вечно молодойи красивой буду. Люблю все красивое - картины, посуду, машины, вина хорошиелюблю - и одновременно пивом с селедкой не побрезгую. Ну и мальчиковкрасивых люблю. Они глупые, дядя, но.... как бы это тебе объяснить... - Да тут и объяснять нечего... - Нет, я действительно рада бы к кому-нибудь привязаться. Только ведьпосле тебя все мужики какими-то мелкими кажутся. - После меня? Ох, и лиса ты, Сонька... - Нет, я не льщу. Таких, как ты, я не встречала. А хотелось бы... Вот,а жить хочется, пока молода. Я их, мальчиков этих, просто использую. Ты ведьне прав: может быть, действительно, то, что умной и красивой нельзя,красивой, молодой и богатой - можно. - Нельзя. - Можно, Смок. И никто не осудит. Только завидовать будут. И я давноуже не тургеневская девушка. - Сам вижу. Странная это была сцена. Посередине комнаты стояли, обнявшись, высокий,поджарый мужчина лет шестидесяти и красивая девушка. Какая-то сдержаннаянежность сквозила в их движениях, выражении глаз... - Мог бы не соглашаться. - Выводы из разговора сделаешь? - Конечно. Только понимаешь, это еду очень хорошо оставлять наследующий день, но удовольствие следует получать не откладывая. - Надо же, афоризм выдала. - Приятно, конечно, слышать от тебя похвалу, но это не мои слова. Жилав восемнадцатом веке во Франции женщина. Красивая, богатая, умная... - Ее, кажется, Нинон де Лонкло звали? - Ох и... "Афоризм выдала!" Ну и хитрец. - Мудрый я, мудрый. Хочешь, я тоже ее процитирую, не дословно, конечно.То, что мне нравится. Она однажды сказала: "Скромность везде и во всем. Безэтого качества самая красивая женщина возбудит презрение к себе со стороныдаже самого снисходительного мужчины". Расшифровывать не надо? - Не надо. Я все поняла. - Ну и умница. А наслаждаться жизнью... Кто бы спорил. Ладно. Перейдемко второй части. - Смок... - Не бойся, морали больше не будет. Гришаня, неси ее сюда! На зовВоронова из кухни вышел один из двух его телохранителей. Он передалВладимиру Николаевичу какой-то сверток. Воронов долго его разворачивал.Наконец, бумага была отброшена в сторону и в руках у дяди удивленная Софьяувидела икону. - Акула российского бизнеса находит время на коллекционированиедревнерусской живописи? - Софья не удержалась от иронии. - Акула российского бизнеса устроит сейчас экзамен искусствоведу СофьеВороновой, хозяйке галереи "Белая роза", - в тон ей ответил Смок. - А что ты хочешь узнать? Я же больше по современной живописи работаю. - Ничего, ничего. Оцени, Сонюшка, вещичку. - И Воронов передал иконуплемяннице. * * * Киреев не вбежал - влетел в свою комнату. Это было как исступление: емууже не казалось, нет, он верил, что от этого звонка зависит его жизнь. Неснимая плаща, Киреев стал набирать Галин номер. Гудок, второй, третий. Втрубке что-то щелкнуло, но он не успел произнести и слова, как голос Павловапроизнес: "Спасибо, что вы нам позвонили. Нас нет дома. Если захотитеоставить свое сообщение, сделайте это после гудка". Оставлять сообщенияМихаил не хотел. До него только сейчас дошло, что идет разгар рабочего дня.Однако больше всего расстроило Киреева и даже покоробило это "нас", "нам".Он еле дождался вечера, не будучи в силах ни есть, ни работать, ни читать.Только тупо смотрел телепередачу, не понимая, о чем в ней идет речь.Наконец, после девятой или десятой попытки на другом конце знакомый до болиголос Гали - немного распевный, с нехарактерным для московского говорапроизношением буквы "г" на южнорусский манер: - Я вас слушаю, говорите. - Извини, что беспокою. Я совсем быстро. - Не поняла, это кто? - Галя, это Михаил. Извини, говорю, что беспокою. - Я слушаю, слушаю. - У меня проблемы тут возникли... - А я здесь при чем? Послушай, Кира, давай все решим раз и навсегда. Яот тебя и ушла потому, что у меня вот где твои проблемы. Решай-ка их,дорогой, сам. Все. - Галя, постой, не бросай трубку. Я заболел, причем очень серьезно. Уменя... - Киреев, если бы кто знал, как ты мне надоел со своими болячками! Идив больницу. Лечись. И поменьше хитри. Ты думаешь, я не понимаю? - Чего не понимаю? - В том году у тебя приступ был серьезный. Помирал. Кира, не бери менябольше на жалость. Я к тебе все равно никогда, слышишь меня, повторяю,ни-ког-да не вернусь. У меня сейчас другая жизнь. Киреев был раздавлен.Впервые в жизни он не знал, что говорить. Рассказывать о болезни, проситьпрощения, как хотел раньше, - было глупо, и он это почувствовал. Положитьтрубку? Но она, наверное, это сейчас сделает сама. Однако, не дождавшись отКиреева ответа, Галина, похоже, удивилась сама. Голос ее стал мягче. - Не обижайся, Кира. Что ты молчишь? Не пытайся ничего изменить - такбудет лучше. Нас ведь ничего больше не связывает - ребенка и того не нажили. - Ты же сама столько лет говорила, что надо на ноги встать. - Вот-вот, все я должна была решать. А ты мужик или не мужик? ВонПавлов, он меня и спрашивать не стал. - Спрашивать что? - Ну и дурак же ты! А то самое. У меня уже два месяца срок. - Ты беременна? - Не хотела пока никому говорить. Сергей тебе, кстати, привет передает. - Да, да... Спасибо... Горячий привет получился. - Для Киреева это былеще один удар. Но, как оказалось, не последний. Галя и не думала скрыватьсвоего счастья. Киреев слышал в трубку, как она переговаривалась с Павловым. - Что спросить, Сереженька? А... поняла. Кира, Сережа спрашивает, ходилли ты к Хайкину? Это он тебя рекомендовал ему. - Нет, не смог, я сегодня... - Ну что ты за человек? - Галя опять вскипела. - Он, видите ли, несмог! За тебя просят, а ты... Нет, Сереженька, он не ходил. Не знаю,говорит, не смог. Конечно, сдурел. Почему не смог, слы... Киреев положилтрубку. Значит, и к Хайкину его позвали потому, что... А какое, собственно,теперь ему дело до Хайкина, Павлова и всех-всех-всех? Киреев опустился напол, обхватил голову руками. Ему очень хотелось плакать, но он не умел этогоделать. И тогда он заскулил. На одной, протяжной и тоскливой ноте заскулил: - У-у-у... Безжалостный, равнодушный мир вышвырнул его на обочину. Онеще не знал, что это за обочина, но уже понимал, что никому в этом мире ненужен. Осталось только разобраться в том, кто обманул его. Кто ему внушил,что он самый уникальный, неповторимый и что родился Михаил Киреев на свет,дабы свершить нечто великое, чему суждено остаться в веках? И только ждал,когда все это начнет сбываться. Сначала он думал, что настоящая жизньначнется, когда поступит в институт, потом - когда его закончит... Когдаженится... Когда, когда... Теперь уже никогда, никогда. Сколько емуосталось? Полгода, год? И снова из самой обыкновенной московской квартирыдонеслось тоскливое: - У-у-у... Киреев слышал, что слезы облегчают, но они не приходили. Он повернулсяк дивану и стал методично лупить по нему, сначала сдержанно и не оченьсильно, а затем со всего маху кулаками: - Ну почему, почему я? Почему, почему? Стало жаль себя так, что вдруг пришли слезы. Он заплакал. Нет на светеболее душераздирающего зрелища, чем плачущий мужчина. Но Киреева никто невидел. У него даже кошки дома не было. Плакал он долго, судорожно вздрагиваяплечами и вытирая набегавшие слезы тыльной стороной ладони. Потом Киреевзатих. Апрельские сумерки сменились ночью. Ему захотелось спать. Доставподушку и не раздеваясь, он устроился на диване. Последнее, что пришло емуна ум: "Надо завтра отметить сегодняшний день крестом. Самый тяжелый день вмоей жизни, нет, - самый страшный. Думал, начнется новая полоса в жизни, аоказалось, все наоборот. А какое сегодня число... Не помню... Завтра...посмотреть..."
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 41; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |