КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава пятая.
Однообразность будней, так раздражавшая Михаила Прокофьевича всепоследние годы, удивительным образом исчезла. После той памятной ночи прошлодней десять. Боли в желудке усилились, но, странное дело: душевный подъем непроходил. Киреев по-прежнему, как и тогда на кухне, наслаждался каждойпрожитой минутой, каждым выполненным делом, даже пустяковым. Поскольку ездапо городу, долгие разговоры всегда отнимали у него много сил, Киреев свел ито и другое к минимуму. Он, как в юности, с удовольствием просматривалальбомы живописи, перечитывал любимых поэтов - от древних японцев и китайцевдо Рубцова. С каждым днем все толще становилась рукопись книги, которуюМихаил Прокофьевич стал писать для души. Назвал он ее "Парадоксы", исостоять по его замыслу книга должна из коротких притч. Вслед за "Петухом идождем" появились "Полководец и его жена", "Василек и Ромашка", "Жирныйпингвин и гордый буревестник"... Но, самое главное, у Киреева появилосьжелание побороться за свою жизнь. Нет, об операции он и думать не хотел,зато раздобыл уйму народных рецептов от рака. Список получился внушительный:болиголов, чистотел, водка с маслом, цветки картофеля, сыворотка с яичнымибелками, горький перец, настойка из корней лопуха. Михаилу Прокофьевичубольше импонировала водка с маслом, но его так поразил случай с листком,выпавшим из книги, расцененным им как некий знак свыше, что он ждал своегорода указания, но указания пока не было. Вообще, с этим листком Киреев нерасставался, хотя выучил стихотворение наизусть. Смысл его был не совсемясен, но строчки несли в себе какую-то надежду. Особенно МихаилуПрокофьевичу нравилось одно место: Как знать, быть может, смерть, и гроб, итленье - Лишь новая ступень к иной отчизне. Не может кончиться работа жизни... Вечерами, вместо того, чтобы сидетьперед телевизором, как он это делал раньше, Киреев любил размышлять надсмыслом этих слов. Как-то незаметно, но все чаще и чаще Михаил Прокофьевичвспоминал Бога. Нельзя было сказать, что он верил или не верил в Него. Как имногие люди его круга, Киреев считал, что есть какая-то областьтаинственного, нашему разуму неподвластная. С другой стороны, олицетворятьнекое высшее начало ему было легче с абстрактным Космосом, нежели с ИисусомХристом, который ходил некогда по земле, а потом был распят и вознесся нанебо. Еще меньше верил он в загробную жизнь. В свои студенческие годы МихаилПрокофьевич слушал лекции по научному атеизму. И даже тогда его позабавилообъяснение преподавателя о причинах, заставляющих людей верить в Бога. Самойглавной специалист по атеизму назвал боязнь смерти. Юный Киреев не могверить в Бога не в силу каких-то глубоких личных размышлений - наоборот, он,как все, записал доводы преподавателя в тетрадь, чтобы потом, на экзамене,быть готовым их повторить. Все обстояло проще: тогда еще была жива бабушкаДуня, которую Михаил Прокофьевич очень любил. Приезжая к ней в деревню ивидя в кухне над обеденным столом иконы, школьник Миша Киреев горячодоказывал бабушке, что Бога нет. Бабушка не спорила, а только улыбалась:"Какой ты у меня умный. Может, ты и прав, но я верю в Бога и ничего с собойне могу поделать". А однажды, уже перед смертью, она сказала фразу, оченьудивившую его. Сказала так искренне, что Миша, уже ставший студентом, не могне поверить ей: "Легче жить, в Бога не веря. Что для неверующего смерть?Уснул и все. А я бы и рада вот так уснуть, но не могу. Боюсь". - "Чегобоишься?" - "Бога боюсь. Грехов у меня много, и за грехи эти он меня непомилует, а отправит в ад на вечные мучения". И хотя Киреев искренне смеялсянад всем сказанным об аде и рае, в глубине души он не мог не преклонятьсяперед такой сильной верой его безграмотной бабушки. Сейчас, в отличие отбабы Дуни, его страшило вот это - "уснул и все", но в своем нынешнемположении Киреев не мог не оценить еще раз всей неправоты почти забытогопреподавателя научного атеизма. Он размышлял так: "Ну, хорошо, я ухвачуськак за соломинку в неведомого мне Бога в надежде, что Он дарует мне жизньпосле смерти. Но для этого мне необходима сила веры, которой обладала моябабушка и ее сестры. Они боялись смерти, потому что боялись Страшного суда,я боюсь смерти, ибо страшусь исчезнуть из бытия. В любом случае, даже если яначну искренне верить в Бога, страх перед концом не исчезнет. Это как в"русской рулетке": из семи патронов только один несет смерть. То естьвероятность смерти для игрока - всего одна седьмая. Но что, ему от этоголегче? Он перестает бояться? Так и для меня. Если даже неверия у меняостанется всего на одну седьмую и я перед смертью причащусь и призову Бога,куда мне деться от страха? А раз так, то не страха ради люди верят в Него.Тогда ради чего?" Но в данный момент Киреева больше занимал другой вопрос.Для него стало чем-то вроде игры находить везде парадоксы. Если он встречална улице парня с выкрашенным гребнем волос и в одежде, более подходящей дляогородного пугала, Михаил Прокофьевич отмечал про себя, что этот человеквесь состоит из комплексов и желание быть непохожим на других есть всеголишь подсознательное стремление избавиться от этих комплексов, а вовсе несвидетельство какой-то внутренней свободы. Если раньше Киреев легко"заводился", вступая с кем-то в спор, а спорить он любил до хрипоты,стремясь во что бы то ни стало доказать свою правду, то теперь МихаилПрокофьевич понял: победить в споре очень легко, для этого надо... неспорить, а сразу же согласиться с тем, кто с тобой спорит. Он сначаларастеряется от такой легкой "победы", но затем уже без раздражения оценит итвои аргументы. И с удивлением подумает: "Кто его знает, а может быть, я неправ". В связи с вышесказанным Киреев не спешил, например, бросаться в"объятия" экстрасенсов. Чем большей славой было окружено имя того или иного"целителя", тем большее недоверие этот кудесник вызывал у МихаилаПрокофьевича. К тому же ему был памятен один эпизод из его журналистскойпрактики. Кирееву поручили написать об одной народной целительнице, якобылечившей все известные в природе болезни. Бабка проживала в одном отдаленномрайоне Т-ой области. Добравшись до места, Киреев поспешил не к ее дому, азавернул в другую сторону. В этом заключался его метод: прежде чем составитьсобственное мнение о том или ином человеке, для большей объективностирасспроси о нем тех, кто наблюдает и знает его много лет. Он тогда, кстати,один повернул в сторону, - остальные приехавшие дружно направились к домубабы Нюры. Всю дорогу до деревни только и разговоров было, что о чудесахэтой удивительной старушки. О том, как она собирает с молитвами траву, какопределяет "на глаз", чем болен человек... Кирееву, имевшему с детствапроблемы с сердцем, даже захотелось испытать на себе целительное искусствобабки Нюры. На лавке возле одного из домов сидел старик. Морщинистоезагорелое лицо, обе руки опираются на палку - видимо, болят ноги, ноприщуренные глаза смотрят по-молодому остро. И вот какой разговор получилсяу Киреева с этим стариком. - Красивые у вас места. - Да, благодатные, только нам за этой красотой некогда глядеть. - Понимаю, работы много. - У! Работа цельный год. А работать не будешь, не проживешь. А ты самчей будешь? Вроде не нашенский. Али к бабке Нюрке? - Хочу дочку свою, - соврал, не моргнув глазом, Киреев, - с женой намесячишко из города вывезти, вот езжу, ищу места покрасивее. А то все юг даюг, по мне так лучше наших краев нет. - И то верно, - одобрил дед. - Ребятишкам у нас раздольно. Благодать. Асколько за постой готов дать? - Так это обсудить можно. У меня с собой "беленькой" пузырек есть. Дед,назвавшийся дядей Ваней, без долгих колебаний согласился обсудить проблемуза "беленькой". Он кликнул свою хозяйку, которая оказалась шустрой маленькойбабушкой. Быстро накрыли на стол. И под "беленькую", закусывая салом, яйцамии огурцами, они втроем сначала договорились о цене - сошлись на двадцатирублях, а затем Киреев будто случайно вспомнил: - А про какую-такую бабку Нюру вы мне говорили? - Спустя годы Киреевтак бы определил свою тактику, исходя из принципа парадоксальности жизни:чем больше хочешь узнать, тем меньше задавай вопросов и не показывай своегоинтереса. Выпившие старики разговорились. И перед Киреевым открылась простоудивительная картина. - Мы, конечно, помалкиваем, все-таки она наша, деревенская, но дюжеудивляемся, как городской народ доверчив. - Колдунья она, - перебила дядю Ваню его жена. - Какая колдунья? Колдунья хоть лечить умеет, а я к Нюрке сдуру пошелноги лечить. И что ты думаешь? - Что? - поддакнул Киреев. - Да ничто! Как болели - так и болят. Ноги! Куда уж ей за нутрябраться? - А Зинка Егорова говорила, что точно колдунья. И она, и Клавка, -опять встряла бабка. - А Клавка - кто такая? - опять не показывая своего интереса, спросилКиреев. - Это ейная помощница. Вот слушай меня, Прокопыч, как они вашего братагородского дурят. Травы - это без обмана. Травы Нюрка собирает. Но и моя бабка их собирает. - А как же! И липовый цвет, и зверобой, и... - Да помолчи ты! У нас тебе в деревне любой скажет: заболит желудок -попей зверобойчику, если камни в почках - надо петрушку пить. Чего тутдиковинного? А энту махинацию Клавка-то и придумала. Приходит к Нюркечеловек, а перед домом очередь. Дожидаются, значит. А пока ждут, две-тринаших тетки, деревенских, что при Нюрке кормятся, начинают громко гуторить,как, мол, Нюрка помогла тому или другому. Их послухать, рак для Нюрки всеодно, что бородавка, - плюнет, пошепчет - и нет его. Само собой, люди уширазвешивают. Затем Клавкина очередь настает. - Она к людям подойти умеет, без мыла в одно место влезет, - подалаголос жена дяди Вани. Он на этот раз не одернул ее. - Точно. С ласкою пристанет, какая, мол, тебя нужда привела сюда, милчеловек. А ты сам, Прокопыч, знаешь, больному человеку пить не дай, токмо быпро болесть свою рассказать. - Это так. - А Нюрка в это время у себя в комнате сидит... - Клавка с подругами треплють, будто она молится беспрестанно... - Чушь собачья. Дрыхнет она. - Точно, дрыхнет. Она всю жизнь, с девок, до работы ленивая была. Ей бына печи лежать да семечки щелкать. - Не тараторь, бабка. А Клавка будто вестовая от Нюрки - от нее к людямходит. Само собой, все рассказывает про болячки их. Ну а дальше самсоображай, как происходит. Заходит к Нюрке человек... - А Нюрка баба представительная... - Да замолчи! Заходит, а та ему сразу: мол, тяжко болеешь, то-то ито-то у тебя, но ты не отчаивайся, помогу тебе. И протягивает травку. - А ради чего все это? Деньги она берет с них? - спросил Киреев. - Тут сам смекай. Нюрка говорит, что нельзя ей за лечение брать, грехэто, а то Господь силу ее отнимет лечебную. - Выходит, бескорыстная она? - Погодь, погодь. Ей деньги предлагают, она человеку: мол, побойсяБога, не обижай. А потом одну из Клавкиных теток зовет: меня, говорит,другие люди ждут, а ты пособи хорошему человеку. Тетка выносит трехлитровуюбанку воды, будто заговоренной, начинает говорить, как Нюра на эти банки, напоездки за редкими травами свои последние деньги тратит, а нешто наш человекне понимает, на что ему намекают? - Это раньше было. Сейчас Клавка за столик в прихожей своего племянникапосадила деньги собирать. - Гришку Беспалого? Да ты что! Бугай бугаем. - Вот тебе и что. Перестали стесняться. А чего стесняться: людивылечиться хотят, им для этого никаких денег не жалко. - А вылечиваются? - задал последний вопрос Киреев. Дядя Ваня долгомолчал, а потом сказал: - Кто как говорит. Может, от такого внушения да от травы какие-нибудьболячки и излечивает себе человек. А вот рак... Не верю я... Это всетрепотня Клавкина. В прошлое лето какой-то мужчина приезжал, у него женапомерла, он сильно на Нюрку ругался. - А Клавка всем сказала, что, видно, много грехов у его жены было.Господь не внял молитвам Нюрки... Простившись с гостеприимными хозяевами, Киреев направился к дому Нюры.Все было так, как рассказывали дядя Ваня и его жена: очередь из больных,какие-то женщины, громко рассказывающие друг другу о чудесах бабы Нюры,наконец, Клава, не очень старая женщина с поджатыми губами и бегающимиглазами. Клава ходила от одного человека к другому, пока не подошла кКирееву. На все ее расспросы он отвечал одной фразой: "Болею, матушка".Ничего от него не добившись, женщина недовольная, ушла от него в дом. Киреевбыл в очереди последний, и когда он уже собирался увидеть собственнымигазами знаменитую Нюрку, вышедшая из дома Клавка объявила, что прием насегодня закончен. Кирееву было предложено переночевать в деревне и прийтизавтра, а то бабка Нюра очень устала. "Где же мне остановиться?" - спросилКиреев. В ответ Клава подвела к нему одну из теток, рассказывавшую всем очудесах бабки Нюры. Киреев все понял, повернулся и поспешил на автобус,идущий в город. Материал он так и не написал... Вот почему на этот разКиреев решил действовать по-другому. Допуская, что где-то есть настоящиецелители, которые не чета бабкам Нюрам и им подобным, Михаил Прокофьевичрешил пойти к раковым больным. Он вообще заметил, что в эти дни ему многоеудавалось, получалось и то, что он задумал, тем более ничего сочинять ему непришлось. Киреев уже давно слышал о хосписах - медицинских учреждениях, чьиработники ухаживали за умирающими больными. Был такой хоспис и в его районе.Он пришел туда как журналист одной из центральных газет, желающей написать оработе хосписа, его проблемах. Заведующая, ее заместители и врач,наблюдавший за больными, приняли его хорошо. Проговорили они несколькочасов. Киреев задавал вопросы, женщины подробно на них отвечали. Собеседницынравились Михаилу Прокофьевичу. Было видно, что они искренне болели за своедело, жалели своих подопечных. Особенно приглянулась Кирееву врач, НатальяМихайловна. Симпатичная блондинка лет тридцати пяти, она совсем не стараласьпроизвести впечатление на журналиста. Больше молчала. А если отвечала навопрос, то немногословно, четко, без отступлений. Именно ей задал Киреевсамый главный вопрос, ради которого пришел в хоспис. Он с трудом скрывалволнение: - Скажите, Наталья Михайловна, через ваши руки прошло уже много раковыхбольных... - Конечно. Я только в хосписе пять лет работаю. - А кто-нибудь из ваших пациентов... может быть, хоть несколькочеловек... - Простите, не поняла? - Кто-нибудь из них выздоровел? Наталья Михайловна грустно покачалаголовой: - Ни один человек. Мы же в хосписе обслуживаем больных уже в позднейстадии. - А как же тогда болиголов, чистотел или, вот, о водке с маслом многопишут? - Водка с маслом? Мои больные пьют. Причем от обезболивающих лекарствотказываются, но, увы... - Почему же тогда в газетах... столько писем от тех, кто так вылечился? - Не знаю. Это общеукрепляющее средство. Не более того. Если бы вызнали, как люди борются за жизнь, как цепляются за нее из последних сил,однако еще никто из моих хосписных больных не справился с этой бедой... Когда Киреев от здания, где размещался хоспис, медленно шел к метро,его догнала Наталья Михайловна. Оба из вежливости обменялись парой фраз, апотом пошли дальше молча. Михаил Прокофьевич думал, что врач попрощается сним, поспешит дальше, но она шла рядом, хотя Киреев двигался не по-московскимедленно. Неожиданно Наталья Михайловна спросила: - Вы нам сегодня задали столько вопросов... Девчонки говорят, что ихникогда так подробно не расспрашивали. - Обычно журналист спрашивает больше, чем потом идет в материал. Ондолжен... - Нет, я не о том. Я не сомневаюсь, что вы все напишите как надо... Мнесамой спросить вас хочется... - Спрашивайте, - улыбнулся Киреев. - Даже интересно. - Вы ведь не зря меня про больных спросили, которые излечились? Яправа? - Да. - Вы сами больны? Киреев посмотрел ей в лицо. В глазах не былолюбопытства. Только участие. Он остановился. - По мне уже видно? - Просто я заметила, с каким волнением вы ждали моего ответа. Они ужеспускались в метро. Буквально в двух словах Михаил Прокофьевич рассказалисторию своей болезни. Наталье Михайловне нужно было ехать в другую сторону.Она взяла Киреева за рукав куртки и заговорила горячо-горячо: - Вы только духом не падайте. У меня... у меня интуиция сильно развита,врачу без этого нельзя. Так вот, мне кажется, что все у вас будет хорошо.Если нужна моя помощь - звоните, мой телефон вы записали. Слышите? Киреев давно не ощущал такого участия к себе. В горле встал комок, иМихаил Прокофьевич не мог сразу говорить. А когда хотел сказать что-тоблагодарное, неожиданно для себя брякнул: - Чему быть, того не миновать. В вашу сторону уже второй поезд уходит.Давайте прощаться. - Не гоните меня, Михаил Прокофьевич. Мои мужики привычные, они к моемуприходу будут во всеоружии. А у вас, простите, есть жена? - Наталья Михайловна, у меня все хорошо... - Не верю. Я вижу, как огорошила вас своим ответом. Забудьте про него.Знаете, что я придумала? У меня есть пациентка, больная девочка. Ей восемьлет, зовут Лизой. Чудная девочка, умница. У нее лейкемия. Жить ей осталосьот силы несколько месяцев. Давайте я вас познакомлю с ней. - Зачем? - У меня много больных. Есть нытики, есть привереды, а есть оченьмужественные люди. А Лиза - она одна. Таких у меня еще не было. Вы с нейпоговорите - и все поймете. Договорились? Напор этой странной женщины былтакой сильный, что ему оставалось только кивнуть в знак согласия. - Вот и чудесно, - просияла она. - Завтра и сходим. Я Бобровыхпредупрежу сегодня вечером, а завтра пойдем. - Каких Бобровых? - Родителей Лизы. Они чудесные люди, вы увидите. - Для вас, наверное, все чудесные люди. А что вы им скажете? - Это моя забота. Пока. - И, взмахнув рукой, Наталья Михайловна исчезлав толпе. Домой он пришел, еле передвигая ноги. Болело все - и желудок, ипоясница, и голова. Киреев первым делом поспешил поставить чайник, мечтаяпоскорее добраться до постели. В дверь позвонили. "Кого еще нелегкаяпринесла? Неужели Галина? Ох уж эти женщины, когда ждешь - не придут, а неждешь - тут как тут". Позвонили еще раз. "Иду, иду!" - крикнул Киреев иоткрыл дверь. На пороге стоял и улыбался молодой человек с тортом в руках.
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 50; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |