КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава пятнадцатая.
Разные женщины играли в жизни Киреева разную роль. Мать он похоронилдесять лет назад. От нее, кроме нескольких черно-белых фотографий, осталсямаленький домик на окраине Старгорода. Дом стоял пустой, с заколоченнымиставнями. Изредка приезжала посмотреть на дом сестра Киреева Евгения. Благо,от Новоюрьевска до Старгорода было рукой подать - не более пяти километров.Чуть дальше от Старгорода находилась Тула. Там работала в школе ОльгаПетровна Шаргородская. Когда- то они учились в одном институте, но на разныхфакультетах. Познакомились в студенческом спортивном лагере. Киреев знал,что Ольга любит его, да и его чувства больше, чем просто дружба. Однако...Молодой Киреев почему-то твердо верил в некую огромную неземную любовь,которую он обязательно встретит на своем пути. А Ольга всегда была рядом.Симпатичная, но не красавица из мечты. К тому же Ольга ростом была чутьповыше Михаила, что его смущало. Он ужасно комплексовал по этому поводу. После окончания института они разбежались. Точнее, довольно-такималодушно сбежал Киреев, отделавшись прощальной запиской вместо очнойвстречи. Потом у него было множество романов, более или менее значимых,однако на принцесс его избранницы не тянули. А однажды на тульском вокзалеон увидел Ольгу. За руку ее держал мальчик лет трех. Киреев посмотрел вглаза Ольги и понял, что любит ее. И сияющие глаза Ольги говорили, что он небыл забыт. Они вновь стали встречаться. Все шло к свадьбе, но... Киреевопять смалодушничал. Началось с вопроса матери: "Миша, а зачем тебе чужойребенок? Посмотри, сколько вокруг девчат..." Угрызения совести Киреевзаливал несколько лет, пока однажды не выдержало сердце. В тот момент он какраз гостил у друзей в Москве. Галина работала медсестрой в той больнице,куда положили Киреева. Его поразила та забота, с которой девушка выхаживалаего. Понравилась милая смешливость и то, с каким восторгом она слушала его.И, выписываясь из больницы, он вдруг неожиданно предложил Галине руку исердце. Девушка согласилась. Так Киреев стал москвичом. Где-то года черезтри погас восторг в глазах жены, еще несколько лет прожили они как-тоспокойно и буднично. С детьми что-то не получалось. Киреев пару-тройку разпогуливал на стороне, но делал это осторожно. Галино же увлечение былобурным, шумным и ярким. Михаил Прокофьевич долго ничего не замечал. Ночныхсмен, правда, в больнице больше стало, да брюзжать по поводу их безденежьяГалина почему-то прекратила. А однажды она произнесла всего три слова: "Яухожу. Прощай". Сказать, что это был удар для него, - значит не сказатьничего. Почти полгода он боролся за Галину, но чем сильнее боролся, темдальше она отдалялась от него. Болезнь заставила Киреева на многое и намногих взглянуть по-другому. В том числе и на Галину. Он понял ее. А поняв,простил. Простив, решил уйти из ее жизни, благо, кроме нескольких вещей,таких как шкаф или стенка, их ничего не связывало. Было, правда, девять летсовместной жизни. И много хорошего, не только плохого. Вот почему Киреевнаписал Галине письмо, в котором сообщил, что согласен на развод. Смешно сказать, но и киреевское отношение к женщинам после началаболезни хорошо вписывалось в его теорию парадоксов. Когда он пересталотноситься к женщинам как к объекту, который надо завоевывать, Киреевпочувствовал, что внимание к нему со стороны представительниц прекрасногопола увеличилось. Когда Михаил Прокофьевич из последних сил пытался вернутьГалину, он месяцами не общался с женщинами. А здесь... Почти каждый деньзвонила Наталья Михайловна. А вчера она приходила к нему домой. Киреевпонимал, что в этой женщине имелся огромный запас нежности и жалости, апотому без ропота принимал их от Натальи Михайловны. У нее была смешнаяфамилия - Котеночкина. Ее покойный муж доводился очень дальним родственникомизвестному мультипликатору Котеночкину, который снял фильм "Ну, погоди!". Заглаза Киреев стал звать Наталью Котей. Вчера, когда после хорошего снаМихаил Прокофьевич находился в приподнятом настроении, пришла Котеночкина.Он долго полушутливо-полусерьезно противился ее попыткам осмотреть его: - Могу я стесняться? - Не можете, я врач. - Для меня - нет. - Почему же, скажите на милость? - Вы в хосписе работаете, а мне к вам еще рано. Я себя обслужить ещемогу. Так что не ваш я. Но Наталья была, в отличие от Киреева, настроенасерьезно. - Михаил Прокофьевич, мне все это не нравится. - Что именно? - Все. И состояние ваше, и как вы к своему здоровью относитесь. - А какая разница, как я к нему отношусь? Как оно ко мне относится -вот вопрос. - Большая. Надо бороться за себя, понимаете? - Понимаю. - Если бы понимали. Пора уже определиться: либо на операцию ложиться,либо терапевтически лечиться. На других посмотришь - и болиголов пьют, имасло с водкой. - Вы же мне сами сказали, что не помогает. - Вам не кажется, что это удар ниже пояса? - Я не хочу вас обидеть. Скажу больше: я сейчас усиленно лечусь.Наталья Михайловна пристально посмотрела на него. Киреев улыбался. - Смеетесь? - Отнюдь. Я душу лечу, а это главное. И в этом лечении вы мне оченьсильно помогаете. - Я? - Вы. Благодаря вам и Лизе Бобровой я понял, что у меня сначала ракомзаболела душа. Надо прежде ее вылечить. Он теперь не улыбался. Наталья смутилась: - Ну, Лиза - это понятно. А я здесь при чем? - Сказал бы, да, боюсь, льстецом назовете. Теперь уже улыбалась она: - Не назову. А доброе слово - помните, в одном фильме это говорили - икошке приятно. А я Котеночкина. - Помню. Скажите, а вас Котей не звали? - Нет, к сожалению, это же мужа фамилия. У меня девичья знаете какаябыла? Нет, не скажу, обсмеете. - Клянусь, даже не улыбнусь. - Мышкина. Киреев рассмеялся. Наталья сделала вид, что обиделась: - А клялись. - Простите. Но - правда смешно... А можно я вас Котей называть буду? - Я подумаю. А как вас звали в детстве? - Конечно, Кира. - Почему - конечно? - А мода такая была. Бралась фамилия - ее уменьшительный вариант истановился прозвищем. У нас в классе Зиновьев был Зиной, Зотов - Зотиком. - А меня бы Мышкой звали? - Точно. - Но вы мне что-то сказать хотели. - Разве? - Не хитрите. - Сейчас скажу. Только у меня сначала вопрос к вам будет. Серьезныйочень. - Слушаю. - Вы верите в дружбу мужчины и женщины? Чтоб она чистая была. Безмыслей задних. - Каких? - Или передних. Вот Лев Толстой считал, что трудно мужчине подружитьсяс женщиной... - Вы имеете в виду секс? - Вот спасибо! Я все рядом и около. Да, имею в виду именно это. Вотпредставьте: гуляю, например, я с женщиной. О поэзии говорим, друг другавыслушиваем. И никаких поцелуев. Только дружба. Это возможно? - Не знаю. - Вот видите, и вы не знаете, - Киреев подчеркнуто глубоко вздохнул. - Я правда не знаю. Женщина может и впрямь чего-то большего от мужчиныждать, но это от многих нюансов зависит. А вот то, что женщина настоящимдругом может быть, - я не сомневаюсь. Надеюсь, для вас я стану таким другом. - Я все понимаю. Секс и я - это же анекдот. - А зачем вы этот разговор завели? - Не знаю. Я раньше об интимной стороне жизни чересчур много думал,сейчас перестал, - Киреев вновь улыбался. - Это плохой признак? - Хороший. Силы беречь надо. - Для чего? - Чтобы вылечиться. Послушайте, вы меня заговорили. Ухожу. Вы незабыли, завтра у Лизы день рождения? - Не забыл. Вот только с утреца на демонстрацию схожу. - Вы серьезно? Да ну вас. Уже у порога она сказала: - А вы опять ушли от ответа. - Я болтун, Наташа, но это внешне. На самом деле я жутко застенчивыйчеловек. - Не заметила. - Но это так. И слов высокопарных не терплю. - Тогда я пошла. - Постойте. Сейчас я буду так же серьезен, как покойник на собственныхпохоронах. - Типун вам на язык. - Спасибо. Так вот, я готов выпить бочку настойки болиголова, но... Ясейчас действительно пробую душу свою лечить. Пока плохо у меня получается.А вы для меня как маячок. - Почему? - Потому что людей любите. И жалеете их. Что в моем понимании одно и тоже. А я жалел только себя. Всю жизнь. Поздно, правда, это понял: тяжелонаука дается. Она замолчала, опустив голову, будто обдумывая что-то. - Михаил Проко... Миша. Хотите, я останусь? Их глаза встретились. Потомон покачал головой. - Что, я совсем вам не нравлюсь? - Наоборот. - Тогда в чем же дело? - Ни в чем, а в ком. В вас. - Во мне? Киреев кивнул. - Но почему? - Вы обаятельны. Я ужасно обаятелен. - Опять шутите? - Что вы! Влюбитесь в меня, такого обаятельного. Я - в вас. - Разве это плохо? - По ее щекам текли слезы. - Плохо. Третий покойник за полтора года - многовато будет для вас. Выне находите? - Для меня это неважно. - Зато для меня важно. Очень. - Почему? - Потому что вы мой друг. Помните, у Сент-Экзюпери: "Мы в ответе затех, кого приручаем". Не приручайтесь до конца, я прошу вас... тебя. Мнебудет больнее уходить. - Я не хочу, чтобы ты уходил. - Разве мы здесь что-нибудь решаем?.. Ты не забыла? - Что? - Завтра день рождения у Бобренка. Она замотала головой: - Нет. - До завтра? - До завтра. Мне не нравится. - Что? - Котя. - Жаль. - Котенок лучше. А на демонстрацию не ходи. Холодно. - И она закрыла засобой дверь. * * * Наступил вечер, последний вечер апреля. Неожиданно похолодало, пошелснег. Холодный ветер вовсю разгулялся по опустевшим улицам, заставляя редкихпрохожих поднимать воротники. Но все это не касалось наших героев, которые,словно сговорившись, провели этот вечер в своих квартирах. НатальяМихайловна Котеночкина, придя домой после визита к Кирееву, поплакаланемножко. Ей поначалу казалось, что он не оценил ее жертвы. А потом,успокоившись, поняла, что наоборот - оценил. Поэтому и выставил ее из дома.И Наталье сразу стало легче. Она твердо решила: сделать все от неезависящее, чтобы заставить Киреева заняться не только душой, но и телом. Ондолжен лечиться. В семье Лизы Бобровой готовились ко дню рождения дочери. Лизу выкупали,новое платье висело на спинке стула. Правда, заказанный торт, в которомзавтра будут гореть девять свечей, папа Лизы принесет рано утром. А вот в семье Аллы Ивановны, наоборот, отходили от дня рождения.Особенно дал маху Петрович, не просыхавший, по словам Петровой, целуюнеделю. Сама она успела побывать в турагентстве, где приобрела две путевки вАнталию: Петрович по традиции проводил лето на рыбалке под Истрой. Алла невозражала. Софье она звонила каждый вечер. Воронова удивила ее просьбойпомочь поставить новую дверь - "чем крепче, тем лучше". Дело в том, что вквартире Софьи была солидная дверь. Когда-то этим занимался сам ВладимирНиколаевич, не позволявший племяннице вникать в такие проблемы. Аллаответила по-военному: "Соня, когда надо? Я Петровичу скажу - он в праздникивсе сделает со своими ребятами". А еще Алла пожаловалась Софье, что все этидни ей придется оставаться в Москве - работа, черт ее дери. Еще раз добрымсловом вспомнила "этого чудака Михаила", вернувшего ей деньги. Сама Софья в этот вечер решила никуда не ходить, хотя ее и звали нанесколько "мероприятий", а просто посидеть и почитать книгу. Точнее,перечитать. Выбрала "Мастера и Маргариту" Булгакова. К своему удивлению,того удовольствия, что испытала несколько лет назад при первом прочтениикниги, не получила. Отложила. Достала другую: Грин, "Бегущая по волнам".Когда-то она зачитывалась ею еще в Старгороде. Надо же: на любимых страницахвместо закладок сохранились сухие цветы, которые она вложила в книгу. Цветы,собранные на старгородских лугах, на берегу Синего ручья. Наверное, летдесять Софья не открывала эту книгу. Волшебные строки, чудесные имена иназвания - Гарвей, Дэзи, Фрези Грант, Сан-Риоль - словно подхватили ее ипонесли далеко- далеко - в страну грез. А когда она закрыла последнююстраницу, Софье стало также сладко и щемяще-грустно, как в отроческие годы.Помнится, папа рассказывал, что где-то в Крыму находится могила Грина, оченьгрустного и невезучего человека, воплотившего свои грезы в волшебные строки.Они с папой мечтали побывать на его могиле, положить на нее букетик полевыхцветов. Не получилось... Юля Селиванова решила не откладывать дело в долгий ящик и принялась зарозыски Кузьмича. Судя по всему, он в данный момент обитал в столице. Покрайней мере, хорошие друзья обещали сообщить Кузьмичу, что Юлька жаждет егоувидеть. Смущало ее только одно: года два назад Кузьмич жил с ЛюськойВятской, жуткой стервозой. Не ревновала она своего Кузьмича разве что кстарухам. Да и Гришаня вряд ли бы понял ее интерес к другому мужику. Авходить в подробности она не хотела. Впрочем, Иванов ей больше не был нужен. И, наконец, Киреев. К нему забегал друг Гусева. Передал от Арсениякнигу "Жития русских святых". Правда, в этот вечер открыть ее Кирееву неудалось. Позвонила Галина. Извинилась, что при последнем их разговоре веласебя глупо, не поверив, что он, Кира, тяжело заболел. Спрашивала, когда онаможет прийти его проведать. К удивлению, ему особой радости эти слова недоставили. Но он постарался ответить как можно приветливее: "Буду всегдарад". Галя сообщила, что заявление на развод она уже подала. У Сергея естьзнакомый судья, обещал после праздников дело рассмотреть. - Ты придешь? - Не знаю. А надо? - Киреев даже растерялся: давно они с Галиной небеседовали так мирно. - Наверное, не обязательно. - Ну и хорошо. - Да. - Что-то случилось, Галя? - Сама не пойму. Вроде бы радоваться должна, а не получается. Тысмеяться будешь... Я вспомнила, как тебе уколы делала. Ты все время говорил,что у меня рука легкая. - И я не врал. А вот у твоей подруги, Машей, кажется, звали... - Мариной. Она после за негра замуж вышла. - Вот у нее ручка еще та была. Выть хотелось. Бедный негр... - Ты еще просил: девушка, вы мне несколько уколов сразу сделайте, взачет только чтобы пошли... - Вот и посмеялись. - Кира, мне это не нравится. - Что не ты мне уколы делаешь? А мне их никто не делает. - Что я свиньей стала себя чувствовать. У тебя рак, а я развожусь стобой. - Да, некрасиво как-то. А давай считать, что никакой болезни нет. Ясейчас болиголов литрами пью, - приврал Киреев, - через полгодика какогурчик буду. Обещаю. Так что разводись спокойно. - Ладно, Кира, ты и впрямь лечись. Какие лекарства нужны будут - скажи.Павлов достанет. - Конечно. - Какой-то ты другой стал... - А это плохо или хорошо? - Не знаю. Интонации просящие у тебя исчезли - это хорошо. А с другойстороны, я жалеть начала о том... - Что детей у нас не было? - Да. А ты? - Я тоже. Слушай, Галя, а можно один вопрос? - Можно, конечно. - Как ты считаешь, возможна дружба между мужчиной и женщиной? - Только в том случае, если они через общую постель прошли, а потом этодля них не актуально стало. Пока же актуально - дружбы быть не может. Дружбаравенства требует, а в любви ее быть не может. Мне так кажется. - Здорово объяснила. Выходит, мы с тобой в новый этап отношенийвступаем? Общая постель осталась в прошлом, теперь она не актуальна. - Ты так считаешь? - А ты разве по-другому? Или у вас с Сергеем случилось что? - Вроде не случилось, но что-то не так. Не пойму я. - Самое главное, дорогая, у тебя есть время. Уйма времени. У меняэтого, увы, нет. Так что не грусти и разбирайся потихонечку, - закончилразговор Киреев.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 103; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |