КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава двенадцатая.
Себя перебороть, переродиться, Для неизвестного еще служенья Привычные святыни покидая, - И в каждом начинании таится Отрада благостная и живая. Все круче поднимаются ступени... Когда Киреев повторял под стук колес скорого поезда ставшие любимымистроки и пытался объяснить себе, что же произошло с ним в маленькой сельскойцерквушке, Софья Воронова решала для себя самый главный на тот моментвопрос: идти ей на день рождения Аллы Петровой или нет. Покойный дядя училее, что решение можно принимать сколь угодно долго, но, приняв его, ни вкоем случае нельзя жалеть о выборе. С одной стороны, не прошло еще девятидней после смерти Смока. Целый год носить по нем траур, как безутешнаявдова, Софья не собиралась, но все-таки: удобно ли идти на день рождения ей,племяннице недавно убитого человека? Причем она с каждым днем все более иболее скорбела об утрате, понимая к тому же, какой опоры в жизни лишилась.Но тот же Смок подсказал когда-то ей средство от невзгод и житейских бед:"Займись делом, любимым делом. Войди в него без остатка - и любая скорбьотступит". Она так и сделала. И это помогало - пока она занималась делами. Авечером печаль возвращалась. Ей захотелось на кого-нибудь опереться,поплакаться спокойному, рассудительному человеку. И чтобы он был похожчем-то на дядю. Вспомнила про Алекса. Этот мальчик у нее хоть и задержалсядольше остальных, но и к нему Софья серьезно не относилась. Но в тот момент,когда душевная пустота от утраты не давала покоя, она позвонила ему.Примчался он сразу, но, не успев толком сказать "добрый вечер", схватил ееза задницу и потащил в постель. Вот тебе и излила душу! Впрочем, Софья неподала вида, что разочарована. Более того, в постели постаралась быть оченьнежной с мальчишкой: она поняла, что это их последняя встреча. Когда Алексрасслабился и закурил сигарету, отрешенно глядя в потолок, Софья неожиданноспросила его: - Алекс, я тебя все по имени называю, а фамилию твою не знаю. - Хочешь сменить свою? Я не возражаю. Только моя не слишкомблагозвучная - Слесарев. - Алексей Слесарев. Разве плохо звучит? - Алекс, просто Алекс - лучше. - Ну, что ж, просто Алекс, давай прощаться. Он оторопело посмотрел нанее. - Что случилось? - Бал окончен, свечи погасли. - Но я же... я же не игрушка. Поиграла - бросила? Скажи, что ты шутишь. - Все, что делается в этой жизни, Лешенька, делается к лучшему. Тыможешь не быть игрушкой - если оденешься, поцелуешь меня в щечку и уйдешь.Навсегда. - Но объясни, почему?! - Алекс чуть не плакал. Его большие карие глазаи впрямь налились слезами. - Ты только что была такая... нежная. - Мне трудно объяснить. Когда ты пришел сюда - у тебя был шанс. - Какой шанс? - Остаться здесь надолго. Может быть, навсегда. Но я ошиблась.Одевайся. Он психанул. Одеваясь, то сыпал упреки, то давал обещания, неизвестно, правда, кому: - Сначала звонит: приходи, дает себя трахнуть, а потом, как собачку... - Ты ошибаешься, дорогой. - Что? - Это я тебя трахнула. - Ну, ладно, ты еще прибежишь ко мне. Плохо ты меня знаешь. Самаприползешь, вот увидишь. Софья равнодушно слушала его причитания. Когда оноделся, спокойно спросила: - На дорожку коньячку выпьешь? Хороший коньяк, армянский. Настоящий. - Пошла ты со своим... - И он выскочил из квартиры. Это было вчера. Асегодня она вновь и вновь думала о предстоящем дне рождения Аллы. Была вэтом деле и другая сторона медали. Подруге исполнится сорок один год.Прошедшую дату - сорок лет - из суеверных соображений Петрова отмечать нестала, и Софья ее тогда поддержала: "Мы с тобой в следующем году своевозьмем. Пир на весь мир устроим". Кто знает, стоит верить суевериям или нестоит, но для Аллы год выдался непростым, и она, на взгляд Софьи, с честьювышла из всех передряг. День рождения себе Петрова заслужила. А близкихдрузей у этой пусть взбалмошной, суетливой, но все-таки доброй и вернойженщины было мало. Все перевесил звонок Алле воскресным днем. Софья поздравила подругу,пожелала ей счастья. Алла, поблагодарив, неожиданно робко спросила: - Сонюшка, ты... придешь? Я понимаю и не обижусь, честное слово. Аможет, перенесем мой день рождения, а? - Глупости не говори. - Нет, правда. Жизнь, как у желудя: не знаешь, с какой ветки свалишьсяи какая свинья тебя съест. Только чуть-чуть просвет наступает - и опять тебяпо голове. - Не переживай, у Воронова была своя жизнь, у тебя своя. Не должна тысвой праздник отменять. Ты что, плачешь? Петрова действительно всхлипывала. - Прекращай. У нее такой день, а она воду разводить вздумала. - Сонь, у меня ведь беда... - С дочерью что-то случилось? Что же ты молчала? - Нет, с Наташенькой все в порядке. Собиралась ее в июне в Анталиюсвозить. Сама отдохнуть хотела. А то я, кроме базаров стамбульских, ничего вТурции не видела. Челнок челноком, одним словом. - Так поезжайте. Слушай, прекращай реветь. Объясни все толком. - Я деньги потеряла, - Алка взревела в голос. - Понятно. И много? - Много. Три тысячи баксов. Только поменять успела рубли. - Алка, успокаивайся и слушай меня. В жизни есть только однанеразрешимая проблема - это когда человек умирает. Пока он жив - всепоправимо. Нашла о чем реветь. Обидно, конечно, но не смертельно. Я тебяссужу деньгами - отдашь, когда сможешь. Можешь частями, а не отдашь - необижусь. - Сонь, да ты что? Правда? - Алла на секунду прекратила всхлипывать,затем заревела опять: - Так я еще паспорта, и свой, и Наташки, потеряла.Представляешь? - Ну ты даешь, подруга. Как же ты умудрилась? - На работу зашла. Ко дню рождения продуктов купила. Пакетов многобыло. А деньги, паспорта в маленькой сумочке лежали. - Срезали, что ли? - Нет. Мы с Тоней Шишкиной, ты ее знаешь, на бульваре посидели,покурили. Вот. Посидели, потрепались, а сумки все я от себя в сторонкуположила. - И дальше? - А дальше встали и пошли. Может, сумка упала с пакетов, может, чтоеще... Я пакеты в обе руки, села в машину - и домой. Приезжаю, первым деломза деньгами полезла, а их нет. Ой, какая же я дура! - А когда это все случилось? - Два часа назад... - Постой, а может, сумочка в машине лежит, под сиденье упала. - Мы с Наткой все перетрясли, везде искали. Я уже и на бульварепобывала. - Какой, кстати, бульвар? - Волжский. Рванула туда, а вдруг, думаю, сумочка лежит там?Разбежалась, дура. Господи, ну почему мне так не везет? - Ты же сама сказала почему. - Почему? - Ты сама сказала - почему. Судя по возникшей паузе, Алла решала,обидеться ей на "дуру" или нет. - Что же мне делать, Соня? - Петрова решила не обижаться. - Вечером встречать гостей. Ты уже приглашения всем направила. Ведьтак? - Обзвонила вчера, обещались семеро, если, конечно, ты придешь. - Куда же я денусь? У меня, кстати, есть хороший знакомый в паспортномстоле твоего округа. Думаю, решим проблему. - Ой, что бы я без тебя делала, солнышко ты мое. Вороненок, а у менятебе сюрприз есть. - Какой еще сюрприз? - Вечером увидишь. Целую, мне готовиться надо. Пока. * * * Почтительно относясь к годам, уважительно - к месяцам и неделям,снисходительно к часам, люди совершенно не замечают минуты. И напрасно. Внашей жизни все решают именно они. В тот момент, когда обезумевшая от потериАлла Ивановна Петрова лихорадочно бегала от одной скамейки на Волжскомбульваре к другой, она и не догадывалась, что всего лишь пять минут назадмаленькая сумочка из натуральной кожи светло-коричневого цвета спокойнолежала на земле, никем не замеченная. Впрочем, народу на бульваре было мало,а дворник Михеев, в чьем ведении находился этот участок, выполнил своюработу задолго до того, как тогда еще абсолютно довольная жизнью АллаИвановна трепалась на скамейке со своей подругой. Итак, пять минут назад наскамейку присел среднего роста, средних лет мужчина. Это был МихаилПрокофьевич Киреев. Он никому не мог бы объяснить, почему он пришел именнона эту скамью. Случайность - скажет кто-то. Судьба - возразит другой. Нам жетолько остается констатировать факт: он присел на краешек скамьи. "Сейчасотдышусь - и пойду дальше", - думал Киреев. Чувствовал он себя плохо.Во-первых, не выспался. Иван повез его в четыре утра в Богоявленск, где емуповезло - почти сразу удалось сесть на поезд, идущий в Москву. В поездеприкорнуть, разумеется, не удалось. Во-вторых, у него дико болел желудок.Вдобавок еще в дороге Киреева буквально вывернуло всего наизнанку. Наверное,топленка не пошла, решил он. Но тошнота не проходила. Тетка Лена, провожая,обещала писать. А еще попросила передать небольшой гостинчик сестре своегопокойного мужа. Сестра жила на Волжском бульваре. Только что МихаилПрокофьевич выполнил поручение. Задерживаться в гостях у незнакомых людей нестал, а поспешил к ближайшей станции метро. Тошнота опять подступила кгорлу, и он решил идти к метро не по улице, а бульваром, надеясь в случаеповторения неприятности меньше привлекать к себе внимания. Так он оказалсяна скамье. Сумочку Киреев увидел почти сразу, как только сел. Маленькая сумочка изнатуральной кожи светло- коричневого цвета. Он почти инстинктивно осмотрелсяпо сторонам. Невдалеке прогуливалась молодая женщина с мощным ротвейлером,чуть поодаль два паренька пили пиво. И все. Никого. "А если там бомба?Дурак! В женской сумочке, да и проводов не видно. Больно много ты понимаешьв бомбах. Часовой механизм и все. А кого, простите, здесь взрывать? Меня иэтого ротвейлера? Представляешь, через три дня в Москве траур - по мне иротвейлеру". Внутри Киреева два разных "человека" завели разговор. Пока ониспорили, Михаил Прокофьевич очень осторожно поднял сумочку. Ондемонстративно положил сумочку на колени, чтобы ее было видно, и окликнулженщину с собакой: - Вы не подскажете, который час? - У меня нет часов, - в голосе женщины послышались кокетливые нотки.Все понятно, рассудил один "человек", одинокая. - А какая у вас красивая собака. Как ее зовут? - не обращая внимания на"человека", продолжал спрашивать Киреев. - Берта, - хозяйка собаки хотела сказать что-то еще, но Берта рванулачто есть мочи, увидев впереди тощую черную кошку. Вместе с собакой рванулаза кошкой женщина, крича: "Стой, маленькая, стой". На сумочку она необратила никакого внимания. "Значит, не ее. Открывай". - "А почему онатяжелая такая? Косметика столько не весит. Теперь уже без Берты взлетим". -"Дураком быть не стыдно, стыдно быть трусом. Открывай". Киреев открыл.Деньги. Много денег. Сотенные долларовые купюры были аккуратно перевязаныкрасной резинкой. Раз, два, три, тридцать... Умножаем на сто. Ого! И ещечьи-то паспорта. Опять-таки почти инстинктивно Киреев закрыл сумочку ибыстро пошел по направлению к метро. На ходу стал смотреть паспорта. Петрова Алла Ивановна, адрес, год рождения. Почти ровесница. МанукянНаталья Владимировна, видимо, дочь. "Все ясно, гремучая смесь: новые русскиеи новые армяне, денег - куры не клюют. Старик, а ведь это шанс. Ты женикогда таких денег в руках не держал". - "Неудобно как-то, чужие ведь". -"Но ты же перестал верить в случайности. Деньги в руки к тебе неспростапришли. Теперь и на операцию хватит, и на лекарства самые хорошие. Вот он -знак". - "Но если это знак, почему кроме денег в сумке и паспорта этихженщин? Чтобы я потом совестью мучился?" - "Брось антимонии разводить.Чувствуй себя Робин Гудом. Деньги, небось, ворованные". - "А если нет? Иесли она одна дочь растит - у нее ведь другая фамилия. Вдруг она дочери наоперацию собирала?" - "Ты на их фотки посмотри - цветут и пахнут. Хорошо. Другой вариант:отошли им по почте паспорта и пятьсот баксов. Остальные твои -комиссионные". - "А Лиза?" - "Что Лиза?" - "Ей деньги нужнее, чем мне. Явсе-таки пожил, а ей восемь лет". - "У нее отец и мать есть. Ну, хорошо.Отошли Манукянше только паспорта, деньги раздели с Бобровыми. Почувствуйсебя и Робин Гудом, и Санта Клаусом. В одном флаконе. Ты сам посуди, ктотебе эта Лиза? Никто. Посмотри вокруг, таких детишек - больных, брошенных,умирающих - тысячи. О себе подумай, Санта Клаус. Если операцию делать нехочешь, купи путевку куда-нибудь на Кипр. Ты же последний раз на море летдесять назад был, да и то - на Азовском. Поживи перед смертью как человек".- "Но они же чужие". - "Заладил... Ты помнишь, что в "Бравом солдате Швейке"Гашека говорится об одном придурке, который нашел деньги, а затем ихвернул?" - "Помню". - "Делай выводы". - "Мне мысль одна в голову пришла". -"Надеюсь, правильная? Говори". - "Когда я, читая тетрадь Арсения, размышлялоб искушении, помнишь?" - "Конечно. Ты еще думал, что это препятствия напути. Умничал, одним словом". - "Точно. Как легко в постели лежать ирассуждать о трудностях пути". - "К чему ты клонишь?" - "К тому, что,похоже, путь мой начался. С Поповки, вернее, даже с Пального. С тойцерквушки. Я думал, путь - это облака в небе, березка на обочине,трясогузка, сопровождающая тебя в пути. Устал - отдохнул - и дальше пошел".-"А разве не так? Правда, вместо облаков тучи могут быть, а так все верно".- "Не совсем так. Да, облака. Да, береза. И вот этот кошелек". - "Думаешь,искушение?" - "Еще не знаю". - "А для чего?" - "Помнишь, у Ельчанинова: "Чтоумножает в нас духовную силу? - Преодоленное искушение". - "Конечно, помню.А ты помнишь известную побасенку про одного верующего человека? Их деревнюнаводнение разрушило. Жителей деревни спасают, а этот отказывается отпомощи: меня Бог спасет. К нему одна лодка приехала, вторая, третья, а онзнай себе талдычит: меня Бог спасет. И утонул. А на том свете претензии кБогу предъявлять стал: мол, чего ж ты не спас меня? Господь ему отвечает:кто за тобой три лодки посылал, ты не подумал?" - "И к чему этот пример?" -"Да все к тому же: ты не подумал, что этот кошелек - лодка, посланная затобой? Не смейся! Ты за эти недели понял больше, чем за всю прожитую жизнь.Значит, вовремя тебе болячку послали. Но ты же, Кира, сам чувствуешь: Онтебе поможет. А как без лекарств, без лечения, без денег это сделать?Поплачешь перед иконой - и все как рукой снимет, да?" - "Не расходись. Я жепросто думаю, ничего ведь не решаю. Мне понравилось твое сравнение прокошелек и лодку. Но почему там фотографии этих женщин были?" - "Ты ужедостал, старик. С каких пор ты коммунистом стал?" - "При чем здесь это?Хотя, знаешь, в прежней жизни больше справедливости было". - "Соглашаюсь. Ноэто утопия, когда каждый человек и счастлив, и богат, и здоров. Понимаешь?Утопия! О себе думай, о себе. Как в той тетрадке написано, помнишь?" - "Аименно?" - "У Серафима Саровского. Святой человек был, значит, знал, чтописал: "Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи". - "Так он в другомсмысле "спасись" подразумевал". - "А пусть и так, только не живя, не существуя, можно вообще бытькем-то для других? То-то и оно". - "Это действительно тяжело". - "Ты о чем?" - "Об искушении. Помнишь,каким счастьем для меня были заработанные сто долларов? Да что там сто, задесять пахал, как вол, писал всякую чушь". - "Конечно, помню. Сейчас в твоихруках три тысячи. Отошли паспорта. Поверь, они рады будут и благодарны тебебесконечно". - "А дальше что?" - "Как что? Вперед с песней по жизни. Забыл,как тебя рвало сегодня утром в поезде? Смотри, завтра хуже может быть. Ты жепока одну но-шпу глотаешь - это все равно что мертвому припарки. Беремденьги? Отвечай наконец. Есть такая мудрость народная: выбор сделаешь, легчестанет". -"Ты прости меня, но, кажется, я его уже сделал". - "Выбор?" -"Да". - "Поздравляю, а почему - прости?" - "Отдам я эти деньги. Толькомолчи. Знаю, дурак я. Но хреново на душе становится, как только представлю,что я их себе оставил. Радости нет. Понимаешь?" - "Радости захотел? Онапосле придет. Когда вылечат тебя". - "А ты думаешь, что богатые не умирают?И с чего ты взял, что три тысячи долларов - это большие деньги?" - "Для тебя- большие". - "А для рака? То-то и оно. Все, давай закончим". - "Хорошо.Только у меня просьба одна". - "Какая?" - "Делай, что хочешь. Только кактам, в рекламе?" - "Сделай паузу?" - "Сделай. Хотя бы до вечера. Вещей утебя почти нет, есть ты не хочешь. Сходи в Коломенское. Или на футбол. Мнекажется, сегодня "Торпедо" играет. У них вроде тренер новый. Сходи,посмотри. А на худой конец - дома поспи. А?" - "До вечера, говоришь? Хорошо.Подожду до вечера".
Дата добавления: 2015-09-13; просмотров: 51; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |