Драма во льдах

Под утро меня разбудил Дима Шахвердов, в эту

ночь он был вахтенным гидрологом.

– «Фудзи» виден в бинокль!

Я оделся, сполоснул лицо и помчался в рулевую

рубку. Здесь было тихо и тревожно. Капитан Купри и

начальник сезонной части нашей экспедиции Павел

Кононович Сенько, вооружившись биноклями, осмат-

ривали окрестные льды. Дима шёпотом ввёл меня в

курс дела.

Вначале все шло хорошо. «Обь» легко вползла

на ледяное поле, быстро продвигалась вперёд, на-

строение у всех было приподнятое: думали, что ес-

ли и дальше так пойдёт, то «Фудзи» выручим без осо-

бых хлопот. И натолкнулись на такой тяжёлый лёд,

что дальнейшее продвижение стало крайне опасным.

Пришлось отойти назад, и теперь Купри пытается по-

добраться к «Фудзи» с другой стороны.

«Обь» вновь приближалась к ледяному полю. Кое-

где ещё чернели разводья, и корабль, лавируя, дви-

гался по чистой воде. Но с каждым десятком метров

разводий становилось все меньше. Скоро начнётся

сплошной лёд. Какова его мощность? Сумеем ли мы

пробиться?

Накануне «Фудзи» радировал: «Сколько людей су-

меете взять на борт?» Видимо, японские полярни-

ки готовятся к самому худшему. Ведь если начнётся

неожиданное торошение, «Фудзи» может быть затёрт

льдами, как когда-то наш славный «Челюскин». С дру-

гой стороны, послав такую радиограмму, японцы от-

давали себе отчёт в том, что ледовая обстановка мо-

жет и не позволить «Оби» пробиться сквозь мощное

поле и вывести «Фудзи» из ловушки.

Вот почему в рулевой рубке было тихо и тревожно.

К «Оби» у японских полярников вообще было осо-

бое отношение. Виктор Алексеевич Ткачёв рассказы-

вал, как тринадцать лет назад «Обь», уже возвраща-

ющаяся домой, приняла радиограмму от застрявше-

го во льдах японского ледокола «Сойя». Повинуясь

морскому закону, «Обь» взяла обратный курс и после

трудного многодневного похода вызволила «Сойю» из

беды. Эта эпопея заложила прочные основы дружбы

между полярниками обеих стран и породила у япон-

цев прямо-таки суеверное уважение к «Оби», абсо-

лютную и даже преувеличенную веру в её всемогуще-

ство и удачу. Непререкаем был и авторитет Купри, са-

мого опытного антарктического капитана. Японцы ве-

рили, что раз сам Купри пришёл к ним на помощь, он

сделает всё, что в человеческих силах, и готовы были

подчиниться любому его решению. Это мы знали из

многочисленных радиограмм, которые в дни подхода

к «Фудзи» принимали наши радисты.

За неделю плавания я не раз встречался с капи-

таном, находил «на огонёк» в его каюту и с удоволь-

ствием беседовал с ним на всевозможные темы: мор-

ские и сухопутные. Общительный и доброжелатель-

ный человек, с превосходным чувством юмора, в кото-

ром преобладала ирония, Эдуард Иосифович был ин-

тересным собеседником. Импонировала и его внеш-

ность: богатырский рост (я уже упоминал о том, что

капитан «Оби» был почётным членом Клуба «100»),

полное приветливое лицо с большими и неизмен-

но насмешливыми голубовато-серыми глазами. Куп-

ри эстонец и, как истый представитель своего наро-

да, неизменно хладнокровен, сдержан и корректен.

Во всем его облике чувствуется большая физическая

и духовная сила. В этом он напоминал мне Гербови-

ча, и я не раз сожалел о том, что о взаимоотношениях

этих двух незаурядных людей знаю только понаслыш-

ке. Но мне было приятно услышать, что они уважа-

ют друг друга и по человеческим, и по деловым каче-

ствам.

В деле я видел капитана впервые. Он и здесь, в

этой сложной ситуации, был хладнокровен и невозму-

тим, уверен в себе, и эта уверенность не могла не пе-

редаться окружающим.

Между тем «Обь» уже вгрызлась в ледяное поле.

Наталкиваясь на мощную льдину, она отходила назад

и с разбегу вползала на неё, раздавливая лёд своим

огромным телом. Треск и грохот, доносившиеся сни-

зу, лишь подчёркивали мёртвую тишину, стоявшую в

рулевой рубке, тишину, нарушаемую лишь короткими

командами. Но с каждой минутой становилось все бо-

лее ясно, что продвижение придётся прекратить. Я

видел, как были напряжены лица Сенько и Ткачёва,

старшего помощника капитана Смирнова и его дуб-

лёра Утусикова. В этих льдах «Фудзи» потерял лопа-

сти правого винта, но у него остался ещё один, ле-

вый. Изменись ледовая обстановка, «Фудзи» ещё со-

хранит возможность двигаться, хотя и не с прежней

скоростью. Но у «Оби» винт один! И если он будет

потерян, корабль окажется в полной власти антаркти-

ческих льдов. Без своего единственного винта «Обь»

станет беспомощной, как парусник в штиль, её погу-

бит первый же приличный шторм. Поэтому и были так

напряжены лица людей в рулевой рубке.

И капитан остановил корабль. Перед нами лежали

сплошные льды толщиною в три-четыре метра. Дви-

гаться дальше – значит проявить слепую, а не мудрую

храбрость. Такая храбрость недостойна настоящего

моряка.

После коротких переговоров по рации с «Фудзи»

вылетел вертолёт. Через несколько минут ярко рас-

крашенная стрекоза опустилась на лёд метрах в пя-

тидесяти от «Оби», и на борт поднялись японцы, сер-

дечно приветствуемые нашими полярниками.

В каюте капитана началось совещание.

Беседа шла на английском языке. Увы, на самые

полезные вещи, как известно, у нас никогда нет вре-

мени. Поорать на футболе, проглотить пустой детек-

тив и с утра до вечера «забивать козла» – на это мы

выкроим свободную минутку, а вот изучить язык нам

всегда некогда, всегда найдётся тысяча объективней-

ших причин, которые никак не позволяют нам хотя бы

полчасика в день попрактиковаться в английском. Я

двести пятьдесят раз давал себе торжественные обе-

щания завтра же заняться языком. Я злился и выхо-

дил из себя, когда мои клятвы и заверения жена и сын

встречали ухмылками, такое недоверие меня оскорб-

ляло. Наутро, торжествующе взглянув на скептиков,

я садился за стол и начинал читать со словарём ан-

глийскую книжку, преисполняясь чудовищным само-

уважением. Читал долго, минут десять. Потом насту-

пало удивительное явление: мои веки смежались. Да,

сколько бы я ни проспал ночью, меня неудержимо

клонило в сон, стоило мне сесть за английский. И по

этой вполне уважительной причине я вынужден был

откладывать дальнейшую работу на завтра. Знако-

мый врач, которому я рассказал об этой странной осо-

бенности моей психики, с интересом выслушал меня

и посоветовал временно отложить изучение языка. Я

так и поступил. К сожалению, врач переехал в другой

город, забыв уточнить, когда именно я могу возобно-

вить свои попытки. И эта нелепая случайность приве-

ла к тому, что отныне я к английскому не прикасался

– слишком велик для меня авторитет медицины.

Поэтому из беседы, которая велась в каюте капи-

тана, я не понял почти ничего. «Иес» и «ол райт» я

разобрал и тут же перевёл, но общий смысл беседы

от меня ускользнул. И я тут же дал себе честное слово

по возвращении домой немедленно связаться с тем

самым врачом, добиться от него отмены всех ограни-

чений и в совершенстве изучить язык Вильяма Шекс-

пира и Бернарда Шоу13.

Однако возвращаюсь на место действия.

Начальник Десятой японской антарктической экс-

педиции доктор Кусуноки пришёл на «Обь» как ста-

рый знакомый. Он в 1957 году был на «Сойе», ко-

гда наш дизельэлектроход освобождал её из ледово-

го капкана, и лично знает многих советских полярни-

ков. Кусуноки и Ткачёв, участники той эпопеи, вспоми-

13 Так я и сделал. Вернувшись в Москву, я по междугородному теле-

фону позвонил врачу и спросил, снимает ли он своё табу. Он сказал,

что снимает. Поэтому завтра я сажусь за английский.

нали её подробности, японец непринуждённо шутил,

улыбался – словом, великолепно владел собой.

Врезалось в мою память лицо Исобе, капитана

«Фудзи»: оно превратилось в неподвижную трагиче-

скую маску. Я ещё никогда не видел человека, во

внешнем спокойствии которого скрывалось бы столь-

ко отчаяния. Видимо, капитан до последнего момента

тешил себя надеждой, что «Обь» с ходу пробьётся к

«Фудзи», хотя в глубине души, наверное, не совсем

в это верил. Теперь он молча слушал своего колле-

гу, изредка кивал и непрерывно курил. Маленького ро-

ста, очень худой, с глазами, полными тяжёлого разду-

мья, Исобе вызывал у всех присутствующих глубокое

сочувствие. Ответственность, лежащая на капитане,

огромна, она ни с чем не сравнима, груз её не каждо-

му под силу. Что бы ни случилось с кораблём, вино-

вен капитан: пусть в момент бедствия он спал, ничего

не видел и не слышал – всё равно за жизнь экипажа

и корабля отвечает капитан. Ему многое дано, в море

он «бог и царь», его слово – истина в последней ин-

станции, но и любое поражение – это его поражение.

Участники совещания поднялись со своих мест.

Скоро мы полетим на ледовую разведку. «Мы» –

потому что Эдуард Иосифович увидел в моих гла-

зах страстную мольбу и пригласил меня с собой. Но

сначала мне предстояло выполнить одну миссию. С

японской делегацией на борт «Оби» прибыл корре-

спондент токийского радио и телевидения Кимура,

уже сделавший несколько исторических снимков в

каюте капитана Купри и теперь мечтавший запечат-

леть на киноплёнке «Обь» – кадры, которые, по его

словам, давно жаждут увидеть японские телезрители.

Нам дали пять минут, и мы галопом помчались по ко-

раблю.

Кимура запустил несколько очередей в кают-ком-

панию, в музыкальный салон, где за столом, с вдум-

чивым видом листая брошюрку по технике безопас-

ности, сидел мой Димдимыч (кадр: «Отдыхающий мо-

ряк»), с удовольствием поцокав языком, сфотографи-

ровал двух наших буфетчиц, и мы бегом отправились

на льдину, где наготове стоял вертолёт.

Ледовая разведка продолжалась около часа. Мы

полетели по направлению к «Фудзи». Красавец ле-

докол недвижно стоял во льду, скованный по рукам

и ногам. На многие мили вокруг него не было видно

ни единого разводья, ни единой трещинки. Наверное,

именно об этом говорил Купри своему коллеге, по-

тому что тот смотрел вниз и мрачно кивал. Ни одно-

го просвета! Только лёд, тяжёлый и бетонно-мощный

несокрушимый лёд.

Потом, когда мы вернулись обратно, капитаны

вновь ушли в каюту и за чашкой кофе начали подво-

дить итоги.

Ледовая раяведка подтвердила, что между двумя

кораблями лежит непроходимая восьмимильная по-

лоса сплочённых паковых льдов, взломать которые

«Обь» не в состоянии. Но капитаны пришли к выво-

ду, что на сегодняшний день «Фудзи» находится вне

опасности.

– Надо ждать, – сказал Купри. – Погода должна ис-

коре измениться, шторм или зыбь поломает лёд, то-

гда «Фудзи» либо сам выйдет на чистую воду, либо

ему поможет в этом «Обь». Мы пойдём в Молодёжную

на разгрузку и будем держать непрерывную связь.

Разгрузившись, придём обратно. И тогда окончатель-

но решим: либо в случае изменения обстановки вновь

попробуем пробиться, либо возьмём на борт личный

состав экспедиции и больных. На всякий случай го-

товы поделиться с экипажем «Фудзи» всеми видами

продовольствия и одежды, имеющимися на складах

«Оби».

На том и порешили.

И хотя наши общие надежды пока не сбылись,

японские полярники, расставаясь, выглядели значи-

тельно бодрее, чем раньше. Они теперь знали, что по

первому их сигналу «Обь» прекратит разгрузку, раз-

вернётся и немедленно придёт на помощь, знали, что

в беде их не покинут. Очень важно было это знать,

ведь на многие тысячи километров простирались пу-

стынные льды и моря, и никто в мире, столь бога-

том и всемогущем, не в состоянии был оказать «Фуд-

зи» немедленную помощь – только дизель-электро-

ход «Обь».

Обменявшись памятными подарками, мы тепло

распрощались. Грустно было сознавать свою беспо-

мощность, но человек ещё далеко не все может де-

лать на планете, которая досталась ему в жильё.

«Обь» дала прощальный гудок и двинулась назад, к

Молодёжной. С этой минуты в нашей радиорубке каж-

дые несколько часов слышались позывные «Фудзи».

Теперь и нас, и наших японских коллег волновала

одна мысль: как быстро «Оби» удастся пробиться к

Молодёжной?

Подточенный айсберг,