Б. Исходные определения философской рефлексии

Нетривиальность кантовского анализа процессов "философствования" видна с самого начала, в исходной формулировке, особенно в формулировке задач разума в "Антропологии с прагматической точки зрения"¹²².

"...Разум есть способность выводить особенное из общего и это особенное представлять по принципам и как нечто необходимое. Таким образом, разум можно определить как способность судить по основоположениям и (в практическом отношении) поступать по ним" (6, 438).

Для пояснения этого коренного утверждения (о роли философской рефлексии) Кант развивает очень неожиданную и очень необходимую социальную аналогию (это гораздо больше, чем аналогия).

"Подчиненные не должны умствовать (резонировать), так как от них часто должен быть скрыт, по крайней мере остаться неизвестным, принцип, согласно которому следует поступать; но предводитель (генерал) должен обладать разумом, так как ему не может быть дана инструкция для каждого данного случая". Сфера морального именно потому и есть преимущественная сфера свободного разума, что "в сфере морального каждый сам должен отвечать за свое поведение, а духовное лицо не возьмет, да и не может взять это на свой страх и риск. Но в этих случаях люди склонны считать, чтоих личность будет в большей безопасности, если откажутся от применения собственного разума и пассивно и послушно покорятся готовым предписаниям святых. Это они делают не столько из чувства своей неспособности проникнуть в дело... сколько из ухищрения отчасти для того, чтобы в случае какого-то промаха иметь возможность свалить свою вину на других, а отчасти и главным образом чтобы под благовидным предлогом обойти то существенное (движение души), что гораздо труднее, чем культ. Конечно, было бы слишком требовать от людей мудрости как идеи законосообразно полного практического применения разума; но

Следовательно, по Канту, "судить по принципам" означает судить" сами эти принципы разума, подвергать критике исходные основоположения мышления (математические), принципы конструирования понятий. Философский разум — синоним самостоятельности мышления, синоним личностной выработки — заново — тех всеобщих/логических законов, которые даны каждому человеку "априорно" — как социально и исторически необходимый "язык Журдена"¹²³.

Математика свободно конструирует ("фигурный синтез") идеализованные объекты науки (мир идей, "третий мир"...), но принципы ее конструктивной работы заданы (для математика) /с предельной социальной жесткостью и необходимостью. /

Философия бессильна что-либо создать, но именно потому, что она занята всепоглощающим делом осмысления заново (анализ, идущий до последних основ мышления) всей исторической мыслительной культуры, она непрерывно отступает в глубь истории, придает каждому (уже осуществленному) мыслительному акту значение самостоятельного, свободного, волевого, личностного решения. Философия — бессильна; она создает только одно — внутреннюю свободу мышления.

Так понятая, антиномия математической рефлексии и рефлексии философской есть уже не привычная антиномия "свободы и необходимости", законов природы и — императива свободы, но — что действительно парадоксально и что действительно значимо для культуры — антиномия свободы конструирования, изобретения "мира впервые" и — свободы понимания того, что есть (но немыслимо, не может быть). Здесь — острейший поворот нашей проблемы. И что, конечно, существеннее — острейший поворот деятельности человека Нового времени, его деятельности в культуре.

Философский разум, прошедший сквозь игольное ушко антиномий, — это уже не исходный "чистый разум" трансцендентального учения о началах. Это разум, сопряженный со способностью суждения — в ее всеобщем определении (развитом в "Критике способности суждения" и в соответствующих разделах "Критики чистого разума"). Это разум просвещенного человека; разум человека, просвещенного в духе XVIII столетия (Франция, Дидро). Это разум, свободный до тех пор, пока он включен в свободную беседу, пока он достаточно ироничен, чтобы мыслить и действовать по схеме "как если бы...", чтобы мыслить и действовать в культуре.

Но... свобода самоформирования, отщепленная от способности действовать, от практического разума, сама оказывается опустошенной и чисто аналитической свободой. Соединение разума со свободой суждения покупается ценой воздержания от деятельности. Это — свобода целесообразности без... цели. Таков кантовский смысл трагедии Принца Датского.

В "Критике способности суждения" развиты основные определения такого трагического, или — идилличнее формулируя — "философски просвещенного", разума¹²⁴. Такой разум (обращая на самого себя способность суждения) осмысливает свою "дисциплину" как "аналитику и диалектику прекрасного". Прекрасное, действующее как критерий истины (такое прекрасное — для такого разума), требует от просвещенного мышления:

— чтобы оно было любознательным, но — без острого напряженного интереса;

— чтобы оно было направлено на многое, но — без определенного понятия;

— чтобы в предметах, мыслях, поступках наслаждаться формой целесообразности, но — без всякой определенной цели;

— чтобы оно было всеобщим, но — без претензий на объективную необходимость своего (всеобщего? личного? да так ли это важно?) вывода.

Это — цена, которую необходимо заплатить за воспитание просвещенного (философского) разума. Если эта цена заплачена, в разуме развиваются те максимы мудрости, которые необходимы для духовной свободы. Способность суждения и есть культура свободной, замкнутой на себя, "бездеятельной" деятельности разума.

Вот максимы этой культуры¹²⁵. Чтобы быть просвещенным, необходимо:

"1) иметь собственное суждение (Selbstdenken) (в "Антропологии..." сказано — "мыслить самому". — В.Б.); 2) мысленно ставить себя на место каждого другого (в "Антропологии..." — "мыслить себя" (в общении с людьми) на месте другого". — В.Б.); 3) всегда мыслить в согласии с собой. Первая есть максима свободного от предрассудков, вторая — широкого и третья — последовательного образа мыслей... Освобождение от суеверия (смысл первой максимы. — В. Б.) называется просвещением... Что касается второй максимы образа мыслей, то мы уже привыкли называть ограниченным (узким в противоположность широкому) того, чьих способностей не хватает для значительного применения (прежде всего интенсивного). Но здесь речь идет не о способности к познаванию, а только об образе мыслей...¹²⁶ Человек обнаруживает широкий образ мыслей, если он пренебрегает субъективными частными условиями суждения, в которых как бы зажато так много других людей, и рефлектирует о своем собственном суждении со всеобщей точки зрения (которую он может определять, только становясь на точку зрения других). Труднее всего достигнуть третьей максимы, именно максимы последовательного образа мыслей, а достигнута она может быть лишь благодаря соединению двух первых и частому следованию им, превращающемуся в навык. Можно сказать, что первая из этих максим есть максима рассудка, вторая — способности суждения, третья — разума" (5, 307 — 309).

Подчеркну два момента:

Во-первых, Кант в этих определениях (а затем во всем дальнейшем изложении) связывает свои максимы с особенностями человека Просвещения, с определенной исторической эпохой.

Во-вторых, Кант (прежде всего в "Критике способности суждения") раскрывает силу разума, собственное определение разумности как сложный феномен соединения широкого образа мыслей и самостоятельности мышления. Только в точке такого соединения развивается разум (скажем, философский разум), способный мыслить последовательно ("третья максима"), способный формировать теорию, а не "определяться" ею.

Раскрытый Кантом в "Антропологии..." и в "Критике способности суждения" "социально-логический" смысл философской рефлексии и сформулированныеим определения дисциплины философского труда позволяют уловить всю действительную нетривиальность кантовского понимания задач "философствования", которое — по Канту — отнюдь не сводится к "формально-логическому уточнению понятий", как. это выглядит у многих его интерпретаторов.

Вооруженные кантовскими социально-логическими "аналогиями" (идея Просвещения...), мы сможем многое иначе понять в его рассуждениях о задаче философского разума — в отличие от разума математического — "выводить особенное из общего".

Это — не формальная дедукция.

Это — не подведение частных (и далее — видовых) понятий под понятия родовые и, далее, всеобщие.

Это — не обычная систематизация знаний на основе законов формального тождества и исключения противоречий.

Все такие толкования легко можно найти у самого Канта, и вместе с тем все эти толкования полностью противоречат всему кантовскому замыслу, всему контексту его анализа работы философского разума. Повторю еще раз: "последовательность мышления" (в понимании Канта — мысль в согласии с самим собой) — феномен соединения двух других исходных "максим" — самостоятельности мышления и его "общительности".

Так, в определении философского предела теоретического (естественнонаучного) мышления мы (точнее, Кант и реальная мысль Нового времени) вышли за границы собственного теоретического разума ("чистого разума") — в общие определения культуры этого периода, или, если формулировать вместе с Кантом, в целостную характеристику человека эпохи Просвещения.