Возможности биодиагностики в области криминалистики

Одна из побочных возможностей биодиагностики оказалась весьма эффективной, на мой взгляд, в области криминалистики. И действительно, биодиагностика позволяет по фотографии почти безошибочно определить, жива или мертва/кертва преступления, жив или мертв скрывшийся преступник, состояние его здоровья, имеющиеся или перенесенные травмы или операции, то есть появляется возможность определить детали, которые могут облегчить розыск преступника и вообще ведение следствия. Обнаружение у разыскиваемого лица конкретного настоящего или прошлого заболевания, травмы позволяет уголовному розыску навести справки в больницах, клиниках. Диагностика по костным останкам, по реконструкции облика дает возможность установить принадлежность останков человеку, числящемуся пропавшим без вести.

Что касается определения местонахождения разыскиваемого лица по некогда принадлежавшим ему вещам, то большим и убедительным опытом в этой области я не обладаю, но думаю, что не все рассказы об этом — плод фантазии, поскольку можно предположить такую возможность у отдельных, специфически одаренных экстрасенсов (например, у покойного Жерара Круазе).

Ниже пойдет речь о фактах, интересных, по-моему, не с точки зрения детективной беллетристики, а с позиций углубления интереса к паранормальному с целью материалистического осмысления несусветной реальности. В рассматриваемых случаях я проводил диагностику по изображениям и воображениям посредников без участия лиц, изображенных на фотографиях, так как в большинстве происшествий они были мертвы.

Непременным условием для выполнения этой процедуры является возможность подтверждения или неподтверждения прижизненных заболеваний, обнаруживаемых мною, ибо справедливость моей диагностики в этом плане служит как бы для подтверждения главного — обнаружения зоны «смерти» или «жизни» разыскиваемого человека.

В 1980 году (или что-то около этого) ко мне приехал из Краснодара доктор технических наук Г. с женой. Цель визита — просьба помочь избавиться от тягостного состояния депрессии. Г. неоднократно лежал в психиатрических лечебницах, но состояние его не улучшалось, не удавалось добиться стабильности. К сожалению, в подобных случаях трудно оказать действенную помощь нетрадиционными методиками.

Несколько месяцев спустя супруга Г. написала мне, что ее муж исчез, розыски ничего не дали. У меня была фотография Г., оставленная ими в день визита ко мне для возможного, как они слышали, воздействия на расстоянии. Впрочем, я и так хорошо запомнил лицо этого человека.

Пришлось отправить в Краснодар грустное письмо со своими соображениями — результатами диагностики по фотографии. Мне было ясно, что Г. мертв, а его тело находится в воде. Последнее обстоятельство почему-то навязчиво подсказывалось. Более того, он не просто где-то в воде, а конкретно в Краснодарском водохранилище, которое я неоднократно видел, бывая по делам службы в Краснодаре.

В конце июля 1982 года я получил от вдовы Г. следующее письмо:

«Вы оказались правы: Николай Васильевич... покончил с собой 24 апреля 1981 года. Останки его нашли в глухом лесу на склоне балки. Опознали по документам, которые он завернул в три целлофановых пакета и положил возле себя, и по оставленному предсмертному письму...» И далее: «Лежал он действительно в сыром месте, хотя и не в воде».

Этот случай интересен для меня не только правильностью определения, «жив или мертв», но и тем, что не следует отождествлять что-то некогда виденное с теми картинами, которые возникают подсознательно. А ведь было четкое ощущение фантома, находящегося в воде. Нашли Г., как отмечается в письме, в апреле, когда и летом сырые балки обычно бывают затоплены водой. Нельзя слушать подсказки сознания, когда подсознание уже дало ответ на заданный вопрос.

Другой случай. 1982 год. Женщина из подмосковного города Д. просит установить, жив или мертв исчезнувший неделю назад муж ее сестры. Поскольку они жили вместе, женщина сказала, что ей известно все о состоянии здоровья исчезнувшего родственника. Я дал ей лист бумаги и попросил записывать.

— Голова. Он жаловался на головные боли? Может быть, травма?

— Нет, не жаловался. О травмах тоже не слышала.

— Глаза. Что у него с глазами?

— Ничего, Прекрасно видел, работал шофером. Названные мною последующие зоны отрицательной

ситуации женщина подтвердила.

— Когда найдут, — сказал я в заключение, — прошу сообщить. Хочу надеяться, что сказанное мной не подтвердится.

Увы, подтвердилось. Дней через пять-шесть эта женщина позвонила и сказала, что родственник найден — убит, травма головы, преступник выколол глаза.

Как видим, кроме смертельной травмы головы выявилась и травма глаз. Думаю, что если бы такое зверство было совершено не с только что убитым человеком, в котором еще жили все его частности — мышцы, кожа, нервы, а с трупом в стадии разложения, стадии даже начальной, то этого я бы не обнаружил. Не дает ли этот случай права предположить, что та или иная еще живая частность способна передать информацию о себе в «информационное поле» уже после того, как туда была передана информация о гибели центра жизни, личности?

Письмо из польского города Сувалки. Мать просила помочь в розыске недавно пропавшей девочки, возраст — 2 года 8 месяцев. Приложила фотографию ребенка.

Откровенно говоря, мне стоило большого труда сообщить несчастной матери свои выводы — знание истинного положения бывает порой тяжким. После колебаний, сообщить ли истину или, щадя материнское сердце, не говорить правды, считая, что из всех чувств надежда умирает последней, я все же решил сказать то, что мне почувствовалось, надеясь помочь тем самым розыскам ребенка и преступника. Написал я примерно следующее.:

«Надеюсь, то, что мне почувствовалось, не подтвердится, но есть смысл попросить следователя вашего района поискать насильника и убийцу среди психически ненормальных людей, проживающих в округе. Когда ребенок будет найден (хочу надеяться на лучшее), пожалуйста, сообщите».

Месяца через два я получил из Польши ответ, из которого следовало, что письмо помогло: преступника арестовали, девочку нашли. Она была изнасилована и задушена.

У одной ленинградки исчезла дочь-старшеклассница. Просьба о помощи поступила месяца через четыре после исчезновения девочки. В письмо была вложена фотография. Я ответил, что девочка мертва, вероятно задушена, будет найдена. Весной, когда стаял снег, ее нашли на дороге к даче, где зимой никто не жил. Причины ее приезда на дачу загадочны, но можно предположить, что она приехала туда по чьему-то вызову.

Довелось мне «приложить руку» и к поискам двух студенческих групп, отправившихся за романтикой дальних странствий в горы: одна — на Северный Урал, другая — в Хибины. И пропавших. Поиски, проведенные спасательными группами, результатов не дали. Мне были доставлены фотографии участников этих походов.

— Уж не схватили ли их инопланетяне? — спрашивали друзья исчезнувших. — Ведь говорят, что бывает и такое...

В связи со сказанным хочу напомнить, что я являюсь счастливым наблюдателем «летающей тарелки» (НЛО), и случилось это почти тридцать лет назад, то есть еще до полета Юрия Гагарина, когда там, в околоземном пространстве, никаких контейнеров с отходами жизнедеятельности и в помине не было. Тех самых контейнеров, о которых рассказывал, веселясь, космонавт Гречко в одной из телепередач цикла «Очевидное — невероятное».

(Вопрос о неопознанных летающих объектах подробно рассматривается в работе Б. А. Шуринова «Парадокс XX века»; член-корреспондент АН БССР А. И. Вейник в своей «Книге скорби» излагает предложенную им общую теорию природы и затрагивает в связи с этим проблемы НЛО, CETI (связь с внеземными цивилизациями) и парапсихологии.)

Но вернемся к студентам. По фотографиям исчезнувших, привезенным их родственниками и друзьями, провел диагностику, которая, к сожалению, не давала никаких шансов найти хоть кого-нибудь живыми. Как всегда, для проверки рассказал о прижизненных заболеваниях тех, чьи фотографии были мне показаны.

И в случае с «уральцами» и с «хибинцами» еывод был один — их накрыла снежная лавина, растает — будут найдены, И действительно, снега растаяли, и обе группы были найдены. Оказалось, что уральская группа в начавшуюся пургу разбила палатку между двумя отвесными скалами, и их там быстро замело, а «хибинцев» накрыла сползшая с сопки снежная лавина.

Говоря о возможностях биодиагностики в области криминалистики и розыска людей, пропавших в результате несчастных случаев, мне хочется сделать небольшое отступление, рассказав о следующем факте. Как-то знакомые москвичи попросили продиагностировать молодую чету киевлян. Я наиподробнейшим образом отметил все, что мне «показалось», упомянув, в частности, что у молодого человека, вероятно, была травма кисти руки (кажется, правой). Эта молодая чета, оказавшись в Москве, нанесла мне визит вежливости.

— Мы получили результаты вашей диагностики по фотографиям, — сказал мужчина. — Все абсолютно правильно, кроме одной детали. А именно: вы сказали, что у меня была травмирована кисть руки. Это не так, но такая травма была у моего брата, с которым мы трудно различимые близнецы.

Следовательно, подумалось мне после их ухода, там, в «информационном поле», также могут быть ошибки, неточности. И то, что принималось мною от «Ивана», оказалось у «Петра».

Случай этот единичный, поэтому можно допустить и случайное совпадение. Но может быть, это и более сложно, чем кажется на первый взгляд.

В 1982 году с просьбами помочь в розыске пропавших людей ко мне обращались чуть ли не еженедельно. Сказались, очевидно, рассказы тех, кому мне удалось оказать в подобных случаях услугу, да и несколько публикаций, проскочивших в наших газетах и журналах, сыграли, я думаю, свою роль. Но мрачные лавры покойного Жерара Круазе мне ни к чему, и диагностику «жив или мертв» я стараюсь проделывать как можно реже, так как считаю, что это — дело следственных органов и патологоанатомов.

Приведенные мною выше факты не являются «случайными попаданиями» и подталкивают к новым размышлениям на тему о нечто и о связанных с ним загадочных явлениях. Более подробное перечисление печальных случаев, с которыми мне довелось иметь дело, не представляется целесообразным.