ВЖИВАНИЕ

В связи с подготовкой конференции, посвященной Станиславскому, Б.

пригласил к себе домой режиссеров, работников литературной части и

нескольких актеров. Он разложил на столе литературу о Станиславском и

спросил актеров, что им о нем известно.

Xурвиц. Я читала его "Секрет успеха актера"; книга вышла только в

Швейцарии и там получила это неверное, по-моему, название. Многое мне

показалось тогда несколько экзальтированным, но я нашла и такие места,

которые сразу же показались мне очень важными, и кое-чем я пользовалась

годами. Станиславский говорит, что нужно находить совершенно конкретные

представления для изображения чувств, напрягая для этого воображение. И

делается это совершенно самостоятельным путем. Но ведь вы, Брехт, против

вживания?

Б. Я? Нет. Я за него на определенной фазе репетиций. К нему нужно

только еще кое-что добавить, а именно: отношение к образу, в который вы

вживаетесь, его общественную оценку. Вчера я предложил вам, Гешоннек,

вжиться в образ кулака. Мне казалось, что вы играли только критику образа, а

не сам образ. И Вайгель, когда она сегодня села у кафельной печки и мерзла

изо всех сил, наверно, тоже вжилась в образ.

Данеггер. Можно мне записать это и при случае сказать, когда об этом

зайдет речь? Вы ведь знаете, вас упрекают в том, что вы совершенно отрицаете

вживание и вообще не терпите на сцене цельного человека.

Б. Пожалуйста. Но тогда прибавьте к этому, что вживание кажется мне

недостаточным для постановки, исключая, пожалуй, натуралистические пьесы, в

которых создается полная иллюзия натуры.

Данеггер. Но Станиславский довольствовался вживанием или, более того,

требовал полного вживания и для реалистического спектакля.

Б. Из публикаций, которые мне были доступны, такого впечатления у меня

не создалось. Он беспрерывно твердит о том, что называет сверхзадачей пьесы,

и требует все подчинять идее. Мне кажется, Станиславский часто подчеркивал

необходимость вживания только потому, что видел презренную привычку

некоторых актеров играть на публику, дурачить ее и так далее, вместо того

чтобы сосредоточиться на воплощении образа, который нужно сыграть, и на том,

что Станиславский так строго и нетерпеливо называет правдой.

Гешоннек. Да на спектакле полного вживания никогда и не происходит.

Подсознательно всегда думаешь о публике. Это как минимум.

Вайгель. Ведь играешь для зрителей человека, который отличен от тебя.

Таков факт, и почему мы не должны сознавать его? Что же касается слов

Гешоннека "это как минимум", то как я могу в роли Кураж, например, в финале,

когда мои спекуляции стоили мне жизни последнего моего ребенка, сказать

фразу: "Надо опять торговлю налаживать", если не буду лично потрясена тем,

что человек, которого я играю, не обладает способностью извлекать уроки?

Б. Наконец, вот еще что. Если бы дело обстояло по-другому, то как мог

бы я сказать вам, Гешоннек, чтобы в заключительной картине "Кацграбена" вы

играли кулака совсем огрубленным, почти как карикатуру, как того хочет

писатель?