В списках Никоновской летописи интересующее нас слово читается «деревяне».

Вопрос, пожалуй, может быть поставлен в иной плоскости. Какое социально-экономическое содержание вкладывалось в эти понятия? Не вызывает сомнения, что село и деревня – это поселения, жители которых занимаются преимущественно сельскохозяйственным производством. Подтверждением этому являются указания источников на выделение из сел и деревень починков как нового поселения в противоположность «старым селам и деревням». «Починок выставлен из деревни». «Починок Выскид на ручью, выставлен из деревни из Галибесова». В починках, как правило, часто сначала селилася бобыльская семья, которая не имела пашни. В Новгородских писцовых книгах можно встретить такие данные: «да тое же деревни выставлен двор по конец поля Еловой остров; двор бобыль Мишка да Савка, без пашни»; «да на той же земле по конец поля двор Онтипко бобыль без пашни». «да туто же на враге двор бобыль Ушак Семенов Смычник без пашни». Однако со временем они обзаводились землей и становились основой развития земледелия на новом месте.

В целом же, увеличение площади пашенных земель, возникновение и увеличение количества деревень и сел является тем процессом, без которого не мыслимо нарастание материальных предпосылок для централизации.

Трудом сельского населения (источники называют их «люди», «смерды», «христиане») восстанавливалось сельское хозяйство, росли починки, деревни, села. Хозяевами значительной части земель в начале XIV века являлись сельские общины «волости», которые находились в зависимости от государства

и великого князя, олицетворявшего это государство.

Великие князья увеличивали свои собственные владения. Ивану Калите, например, принадлежало 50 сел с пашнями и лугами, а Василию Темному – уже 150 сел. Значительные земли отходили к боярам. Так растут боярские выслуженные вотчины. Но за эти вотчины бояре должны были служить своему князю. А для службы и прежде всего военной необходимо было обеспечить себя

и военным снаряжением, и слугами, и всем необходимым для нелегких военных походов. Это могли обеспечить в период феодальных отношений только живущие на земле крестьяне. И чем их было больше, тем сильнее становился феодал. И здесь вполне можно согласиться с утверждением К. Маркса, что «могущество феодала определяется не количеством земли, а количеством ленно зависимого населения живущего на этой земле».

Но где их можно было взять? Разнообразный документальный материал позволяет определить, что феодал получал землю с каким-то количеством крестьян. В документах они называются «старожильцы», «хто в тех селах и деревнях тех сел живет», «люди пошлые» (т. е. старинные, «что люди монастырские пошлые в городе и селах») или «тутошные» (т. е. местные, «а которые тутошные разошлися люди по иным местам, а придут на свое место…). Признаком старожильцев, согласно определению жалованных грамот, является то, что они живут в определенных местах (на определенных земельных наделах), в точно указываемых пунктах (селах и деревнях) в пределах тех или иных феодальных имений. Точно так же определяют старожильцев и правые грамоты (решение суда), когда говорят об их участии на суде в качестве свидетелей. Так, в середине XV в. дмитровская княгиня Евфросинья «положила… на душах

(т .е. положилась на показания) на тех сотницех и на хрестьянех на тутошных старожильцех, которые в тех землях живали». В другой правой грамоте приводятся слова свидетеля Левы, который заявил: «Яз, господине судья, тому месту, где стоим, имяни не ведаю, как то место зовут, яз господине, тому месту не старожилец».

Таким образом – старожилец – это старожил, тесно связанный с определенным местом (земельным наделом) в пределах черного, боярского, монастырского землевладения. Старожилец имел свое единоличное хозяйство, двор, имущество. Он был связан корнями со своим селением и с вотчиной или волостной общиной, платил феодалу или государству ренту. «А старожильцы нередко говорят, – отмечал историк Беляев,– что иной живет на занимаемой им земле 20, иной 30, 40, 50, 80 лет, что и деды и отцы их жили на той же земле, на какой живут и они».

Феодалы, расширяя свое хозяйство или восстанавливая его после опустошений, призывают в свои села «жити людей» из иных земель. Таких людей,

в противоположность «старожильцам», документы называют «новоприходцами» или «людьми пришлыми». Им суждено было превратить пустошь в жилую землю. В ряде документов мы читаем: «Посадили митрополичьи христиане… три деревни на Жарских землях»; «великокняжеский слободчик посажал крестьян на землю, и они поставили три деревни, а в деревне по двору». Боярин

А. М. Плещеев купил селище и «посадил… на том селище пять деревень».

Мы вправе задать вопрос: а каковы условия приглашения крестьян? И какова их последующая судьба? Акты XV ст. буквально пестрят упоминаниями

о льготах, которые предоставлялись таким крестьянам. Так, верейский

и белозерский князь Михаил Андреевич в жалованной грамоте Кирилло-Белозерскому монастырю (1434 г.) заявлял: «… и тем людем… не надобе моя дань, ни иная никоторая пошлина, ни иные никоторые дела», лишь бы призваны они были «из иных княжений». Можайский князь Иван Андреевич в это же время не был столь щедр: «… тем людем,–- жаловал он перезываемых на пустоши, – не надобе моя дань на двадцать лет; а кто сядет на лесе, и тем людем не надобе моя дань на тридцать лет…». Еще менее щедра Софья Витовтовна, которая в середине XV в. определяет срок освобождения от дани садящихся на пустоши пришлых людей в 15 лет. Времена менялись, и тот же Михаил Андреевич, в 40–х годах ввел срок – 20 лет, а к 70–м годам сильно его сократил: «…и тем людем не надобе моя дань на пять лет». И такие сроки к концу

XV ст. устанавливаются практически во всем государстве и закрепляются Судебником 1497 г. «Отсидев» определенный срок, данный ему для обзаведения хозяйством, крестьянин превращается в старожильца. Так, в 1489–1490 гг. Степан Дорога Якушев «бил челом» великому князю о том, что он «хочет… сести жити на (дворцовой) пустоши» в Московском уезде. Просьба челобитчика была удовлетворена. Он получил для обработки пустошь и освобождение от повинностей на шесть лет. «А отсидит свой урок шесть лет, ино ему давати

с тое пустоши великому князю оброк на Дворец з года на год на рожество Христово полполтины». Таким образом, «перезванные» или «новопришлые» люди по истечении льготного «урочного» срока уравниваются со старожильцами не только в повинностях в отношении своих землевладельцев, но и в государственных повинностях и прежде всего в уплате дани.

Старожильцам и новоприходцам в жалованных грамотах противопоставляются люди «окупленные» или «купленные». Эти два разряда сельского населения обычно стоять рядом. «А кого к собе призовут в ту деревню людей из иных княжений, а не из моей отчины, из великого княжения, или кого окупят себе в ту деревню» или «… И кого к себе призовут на те пустоши людей из иных княжений, а не из моее отчины, из великого княжения, или кого окупят». Или «И кого призовет игумен в ту деревню из иного княжения, а не из нашей вотчины, из великого княжения, или кого искупит в моей вотчине и посадит…». Указание купить и посадить дает нам основание предположить, что эта категория людей по своему положению близка к феодально зависимому населению, которая находилась в полной собственности у землевладельца. Так, князья заключают между собой следующие условия: «И кто будет того твоего полону запроважан и запродан в моей отчине, и которой будет слободен, тех ми отпустити, а с купленных окуп взяти», или «А полон ти, брате, нашь тверьскы и кашинськи отпустити без откупа. А кто купил полоняника, и он возьмет цену по целованию». Таким образом увеличивались количество «живущей» земли и живущих на ней крестьян. Многие из крестьян попадали в зависимость от великокняжеских и, прежде всего, служилых московскому князю феодалов.

Вокруг московского князя складывается новая система феодальной иерархии, которая ставила феодалов в зависимость от великих князей, но не уничтожала, однако, их довольно значительной самостоятельности, являвшейся закономерным следствием обладания главным средством производства средневековой эпохи – землей. Все это определяло своеобразие внутри феодальных отношений в русских землях, сказывалось на темпах и характере складывающегося единого государства.

С земледелием связан основной круг феодальных повинностей крестьян. Хотя в целом уровень эксплуатации крестьянства в XIV – первой половине

XV в. не был еще высоким: при слабом развитии товарно-денежных отношений феодал ограничивался получением лишь тех продуктов сельскохозяйственного производства, которые он мог потребить. Поэтому основным видом феодальной ренты оставался натуральный оброк. Отработочная рента существовала

в виде отдельных повинностей. В подтверждение этого может служить уставная грамота митрополита Киприана (1391 г.): «…игумнов жеребий весь рольи орать взгоном, и сяти, и пожати, и свести… рожь молоти, и хлебы печи, солод молоть, пива варить, на семя рожь молотить, а лен дасть игумен в села, и они прядут…, а в которое село приедет игумен в братщину, и сыпци дают по зобне овса конем игуменовым». Примерно то же видим в рядной грамоте крестьян Робиченской волости с новгородским Юрьевым монастырем (1460 г.) Крестьяне обязаны «давати» монастырю «успы в житницу 30 коробей ржи, 30 овса… А возити им самим тои хлеб в монастырь… А коли архимандрит приеде на подъезд, стояти ему на стану две ночи, а пива положити християном довольно, а хлеба и вологи, рыбное и мясное довольно, а конем овса и сена довольно. А дару… столнику пол коробьи ржи, чашнику пол коробьи, дьякону четверетка ржи, повару с конюхом коробья ржи, молодцам коробья ржи, казначею с повозником четверетка ржи, приставом новгородским пол коробьи ржи».

Ученые подсчитали, что число основных поборов с крестьян достигало 20. По новгородским писцовым книгам, зерновой оброк отдавался феодалам из половины, трети, четверти или пятой части урожая. Это дало основание историку Б. Д. Грекову сделать вывод, который надолго утвердился в исторической литературе: «В феодальном хозяйстве XIV – XV столетий рента продуктами преобладала над другими формами эксплуатации крестьян».

Однако эта точка зрения была пересмотрена в трудах историков

А. П. Пьянкова, Л. В. Черепнина, А. Д. Горского и других. Они убедительно доказали, что в указанный период в системе крестьянских повинностей существовала и барщина, что подтверждается приведенной выше грамотой митрополита Киприана. Кроме того, в уставной грамоте нашла отражение имущественная дифференциация в среде крестьянства: наряду с зажиточными крестьянами в ней говорится об обедневших, безлошадных крестьянах, привлекавшихся

к самым тяжелым работам.

На наличие отработочной ренты указывают и другие документы. Так, великая княгиня Софья Витовтовна, перечисляя в своей духовной грамоте 1451 г. села в Московском, Коломенском, Костромском уездах, а также за Волгою на Шексне, пишет: «А что будет в тех моих селах в всех хлеба стоячего на поли ржи и яри, оприсно семян ярных, и сын мои, великий князь Василей Васильевич, тот хлеб стоячий весь велит попродати да серебро роздасть по моеи души». В грамоте волоцкого князя Бориса Васильевича (около 1494 г.) посельскому Алексею говорится: «А которые земли пахали мои крестьяне из старины и сена косили на меня и на себя, а те бы земли и покосы ты ведал по старине».

Можно предположить и о наличии барщины в боярских имениях, хотя на это нам указывают документы более позднего времени. Так, в начале XVI в. братия Иосифо-Волоколамского монастыря купила у князя сельцо «и з земляным хлебом, и скирд овса: да человека его Дроздова рожь». В статье 88 Судебника 1550 года впервые регламентировалась крестьянская барщина в связи с детализацией норм выхода крестьян в Юрьев день. «А останется у которого крестьянина хлеб в земле, и как тот хлеб пожнет, и он с того хлеба, или с стоячего, даст боран, да два алтына. А по кои места была его рожь в земле, и он подать цареву и великого князя платит со ржи: а боярского ему дела, за кем жил, не делати». Освобождение от барщинных повинностей в пользу старого землевладельца было связано с тем, что крестьянин должен был делать «боярское дело» на нового господина, на земли которого он перешел. По размерам «боярское дело» для данного периода времени было незначительным. Лишь в одной грамоте конца XV начала XVI в. указано, что крестьяне должны пахать на себя пять десятин, а на монастырь – одну. Однако со временем эта форма эксплуатации станет в России господствующей.

Особый интерес представляет рассмотрение особой формы эксплуатации- издольщины и происхождение половничества. Согласно документам половник – это крестьянин, который «сидит на исполовьи».У них, как и у других крестьян, часто было свое собственное единоличное хозяйство (собина), и они имели право на получение доли урожая (половничьи половины) за пользование землей феодала. В правой грамоте конца XV в. Троице–Сергиевому монастырю говорится о монастырском ключнике, который «жито… делил с половники на гумне». Формой эксплуатации половников (и в этом, очевидно, заключалась специфика их положения) являлась издольщина. В новгородских писцовых книгах XV–XVI вв. постоянно упоминается в качестве повинности крестьян обязательство сдать землевладельцу половину урожая «а из хлеба половье». Хотя были и другие – «а из хлеба четверть», «а из хлеба пятина». В одной из писцовых книг мы читаем, что крестьянин вносит «старого дохода из хлеба четверть…, а ныне половничает». Положение половника усугубляло то обстоятельство, что он должен был отдавать своему господину половину предполагаемого урожая (от количества посеянного), а не собранного.

В некоторых грамотах XV в. в числе зависимого населения упоминаются «серебряники». Б. Д. Греков указывал, что они «несколько похожи на зависимых крестьян, но отличаются от них тем, что не несут крестьянского тягла». Ему возразил Л. В. Черепнин, отметив, что серебро в данном случае выступает в форме платежа. И «серебряником» мог выступать любой человек. И здесь следует согласиться с Л. В. Черепниным. Со второй половины XV в. «серебро» начинает играть довольно значительную роль во взаимоотношениях между землевладельцами и крестьянами. Серебро, с одной стороны, выступает в качестве средства кредитования, с другой, – увеличивает удельный вес денежной ренты в феодальном хозяйстве, что говорит о явлениях связанных с зачатками товарно-денежных отношений в русском государстве. Как мы могли заметить, указанные категории отражали формы вовлечения крестьян в систему феодальной зависимости и эксплуатации, степень большей или меньшей личной зависимости.

Материал, изложенный в лекции, конечно же не отражает в полной мере все те процессы, которые проходили в сельскохозяйственном производстве,

в сфере сельскохозяйственных отношений. Пожалуй, в одной лекции это сделать невозможно. Л. В. Милов в статье «Общее и особенное российского феодализма» (Вопросы истории, 1989. № 2) подытожил результаты многих исследований и дискуссий по данной проблеме. Между тем, свои рассуждения он определяет как «постановку проблемы», выделяя те вопросы, которые нуждаются в более глубоком изучении. Главными из них, на наш взгляд, являются проблемы расселения и переселения сельского населения, изучение его плотности в различных районах страны, удовлетворение собственных потребностей и потребностей феодалов, степень заинтересованности в производительности труда, психология крестьянина и его господина, роль сельской общины в этих процессах и др. З. А. Тимошенкова замечает: «При определении положения крестьянства следует иметь виду, что в основе отношения феодала и крестьянина лежат не только взаимоотношения эксплуатации и насилия со стороны феодала и сопротивления этой эксплуатации и этому насилию с другой, но

и временами стремление феодального собственника к укреплению, поддержке крестьянского хозяйства, а также стремление крестьянина использовать эту поддержку в интересах развития своего хозяйства, повышения своего благосостояния».

Таким образом, XIV – XV вв. были временем значительного роста феодальной земельной собственности. В Северо-Восточной Руси концентрировалась масса земледельческого населения, укрывавшегося в лесах окско-волжского междуречья от внезапных монголо-татарских набегов. Быстро увеличивались вотчины феодалов, привлекавшие множество «новоприходцев», укреплялась материальная основа власти князей, собиравших дань и пошлины со своих многолюдных владений. Рост феодального землевладения стал основным фактором социально-экономического развития той эпохи и был органически связан с вовлечением масс крестьян в сферу эксплуатации феодальными землевладельцами и зависимости от них.

Источники и литература

1. Полное собрание русских летописей. – Т. 10, 14, 15.

2. Греков Б. Д. Крестьяне на Руси.– М-Л., 1951.

3. История России с древнейших времен до конца XVII века.– М., 1997.

4. Карамзин Н. М. История государства Российского. – М., 1989.– Кн. 2.

5. Ключевский В. О. Курс русской истории. Сочинения.– М., 1989.– Т.2.

6. Милов Л. В. Общее и особенное российского феодализма (Постановка проблемы) //Вопросы истории.– 1989.–№ 2.– С. 39-67

7. Проблемы развития феодальной собственности на землю.– М., 1979.

8. Соловьев С. М. Сочинения.– М., 1989.– Кн. 2, 3.

9. Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV – XV вв.– М., 1960.