Нормативизм Г. Кельзена. Основная работа австрийского философа права Ганса Кельзена (1881—1973), последние годы жизни которого прошли в США

Основная работа австрийского философа права Ганса Кельзена (1881—1973), последние годы жизни которого прошли в США, называется «Чистая теория права».В ней подробно раскрыта концепция этого, едва ли не самого яркого и одновременно крайне радикального, представителя юридического позитивизма ХХ столетия.

Предметом изучения теории права («общей теории права»), по мнению Кельзена, являются непосредственно законодательные нормы, их элементы, их взаимоот­ношения, правопорядок как целое, его структура, отношения между различными правопорядками и, наконец, единство права в плюралистическом пространстве существующих конкретных позитивных законных порядков (правопорядков). Цель правовой теории состоит в том, чтобы снабдить юриста (как ученого-правоведа, так и юриста-практика), прежде всего судью, законодателя и преподавателя, толкованием и пониманием и описанием (по возможности точным) позитивного права (зако­нодательства). Данная теория выводит свои понятия исключительно из содержания позитивных законодательных норм (но не «правил», как у Харта). Такого рода «чистая» теория не должна поддаваться влиянию мотивов и страстей, а также учитывать намерения законодательных властей или желания и интересы индивидов по отношению к содержанию закона. Задача юридической науки заключается в точном описании своего объекта как он есть; она должна не предпи­сывать, каким он должен или не должен быть в плане некоторых специфических ценностных соображений. Последнее есть предмет политики, которая имеет дело с искусством государственного управления.

Г. Кельзен видит в праве не проявление сверхчеловеческой власти, а специфическую социальную технику, основанную на человеческом опыте. Чистая теория права, разъясняет Г. Кельзен, это скорее структурный анализ позитивного права, нежели психологическая или экономическая интерпретация его факторов или моральные и политические оценки его целей.

Согласно Г.Кельзену, универсальным логическим предпо­ложением (и одновременно оправданием) значимости позитивного права, «его обязательности и действенности» является так называемая основная норма(нем. die Grundnorm). Эта норма призвана регламентировать и оценивать все официальные действия должностных лиц под углом зрения всеобщего нормативного порядка (правопорядка), а также придавать правовым актам должностных лиц и граждан общезначимый характер.

Суть данной теоретической конструкции Г. Кельзен передает при помощи такой аналогии. Так, основную норму можно представить как «самую первую из конституций» (с учетом формулы «конституция как основной закон государст­ва»). Уместно заметить, что такого рода норма существует в любой религиозной системе (вспомните первые лекции, где речь шла о политических и правовых воззрениях древних народов). В этом случае основная норма подразумевает, что некто (или нечто) должен вести себя как бог и что власти (законы, порядок) устанавливаются по его соизволению. Сходным образом, считает Г. Кельзен, и основная норма правового порядка предписывает, что кто-то должен вести себя как «отцы» конституции, и эти самые «кто-то» и им подобные лица прямо или косвенно уполномочены (делегированы) на это требованием (командой) той самой конституции.

В трактовке соотношения права и власти, права и государства позитивизм (нормативизм) Г. Кельзена проявляется наиболее отчетливо. Особенно наглядно это обнаруживается в выводе о том, что право есть «специфический порядок власти, или организация власти». Государство же выступает в двух измерениях: с одной стороны, как господство, с другой – как право. По характеристике Г.Кельзена, такое восприятие государства наиболее плодотворно в социологической теории, которая рассматривает государство в виде общественного отношения, для которого свойственны господство одних и подчинение им других. Но это будет уже именно социология государства, а не юриспруденция (чистая правовая наука). Юрист же может и обязан описать социальную реальность без термина «государство» либо употреблять этот термин в специфическом контексте. Скажем, вполне можно говорить о «праве государства» по отношению к преступникам или, например, о чьем-то праве по отношению к государству.

Таким образом, главной отличительной чертой нормативизма Г. Кельзена является его намерение обособить теорию права от моральной философии (философии справедливости) и от социологии. Тем не менее он не мог обойти признанием тот факт, что право как регулятор поведения людей характеризуется такими свойствами, как ре­зультативность и действенность, а это все и является властью права (закона). И хотя право и власть не одно и то же, все-таки само по себе право не может существовать без власти.

Свою позицию в отношении естественно-правовых концепций Кельзен выражает следующим образом.

Естественно-правовая доктрина – и в этом ее несомненное достоинство – пытается ответить на вопрос, что правильно и что неправильно во взаимоотношениях людей. При этом обычно исходят из посылки, что можно различать в поведении человека естественное и неестественное (то, что против природы). Прирожденные права – это только те права, которые законами человеческими ни установить, ни отменить невозможно, а мож­но только защищать и обеспечивать.

Однако, полагает Г. Кельзен, такие представления нуждаются в серьезном переосмыслении.

Во-первых, происходит игнорирование существенных различий между общепризнан­ными законами природы и правилами этики и юриспруденции. Во-вторых, оценка поведения человека и функционирования со­циального института как «естественных» означает всего лишь то, что они соответствуют тем нормам, которыми руководствуется определенный мыслитель, принадлежащий к естественно-правовой школе. Но в реальной жизни мы имеем дело фактически не с одной доктриной естественного права, а со многими доктринами, утверждающими нередко противоположные принципы. Типична в этом отношении, скажем, ошибка Гоббса, считавшего, что власть государства, основанная в соответствии с законами природы, является абсо­лютной, т. е. неограниченной. Однако, как мы уже знаем, другие мыслители – Дж. Локк и Ж. Ж. Руссо – эту же власть воспринимали и толковали по-другому.