III. Для конца речи.

1. Обращаться к предмету, прибавляя собственные чувствования, прекрасные желания.

2. Если описание напоминало о близком подобии или противном, то оканчивать уподобляемым, или главным противного предметом, или близким применением.

3. Оканчивать речь «нравственною занимательною мыслью, или высокою и разительной истиной».

Конечно, речь всегда имеет начало, середину и ко­нец, но эта схема любого публичного высказывания не является композицией, а лишь служит для нее рамкой. Решая, какие из компонентов речи в каком месте ис­пользовать, лектор особое внимание уделяет последова­тельности композиционных компонентов, развертыва­ющих и аргументирующих главный тезис.

«Последовательность развертывания тезисов может быть различной: то или иное положение может рас­крываться постепенно, при этом в описании, изложении фактов сохраняется пространственное, временное или причинное следование; во-вторых, последовательное изложение может быть пунктирным: изложение стро­ится на отдельных опорных пунктах, с пропуском ка­ких-то смысловых звеньев; в-третьих, изложение неред­ко является возвращающимся, когда используется пов­торение или варьирование отдельных мест. При этом «естественный порядок» вещей может нарушаться; лектор, например, рассказывает о результате событий, а затем о самих событиях и т. д. Наиболее характерной разновидностью данного типа изложения оказывается

«спираль»[44].

Такое «нарушение естественного порядка вещей» отнюдь не означает нарушения логики в речи; наобо­рот, строгая причинно-следственная связь всех аргу­ментов и соотнесенность их с главным тезисом должны здесь соблюдаться с особой тщательностью, чтобы у слушателей не создавалось впечатления сумбурности, непоследовательности речи оратора.

Логическая стройность лекции обеспечивается не делением на части, а соотнесенностью всех компонен­тов композиции с главным тезисом.

Чем же обусловлен выбор той или иной композиции лекции? Иногда говорят, что тема имеет свою внутрен­нюю логику, и задача оратора только в том состоит, чтобы выявить ее. Однако мы видим, что одна и та же проблема, и даже узкая тема, решается каждым

оратором по-своему, и прежде всего в композиции выс­тупления. Один нанизывает аргумент за аргументом на стержень-тезис, как колечки детской пирамидки, завин­чивая все построение «макушкой-заключением». Дру­гой располагает свои аргументы как бы «зонтиком», держа в руках «ручку-тезис» и постоянно к нему воз­вращаясь. Третий идет в своих рассуждениях «по спи­рали». Причем материал ничего не диктует, он одинако­во успешно может быть уложен в рамках любой из названных композиций. Вероятно, все же определяю­щим фактором в выборе той или иной композиции яв­ляется тип оратора, его способ мышления и индиви­дуальной речевой тип. Каждый работает так, как ему удобнее, «ловчее», а соответствие выбранной компо­зиции своему собственному типу мышления и речи соз­дает это чувство удобства, ловкости, эстетического удо­вольствия от стройности изложения.

Вкус, чувство меры, внутренняя логика темы под­скажут наилучшее расположение материала внутри композиционных узлов всего текста. И все же следует подчеркнуть, что частые упражнения в построении ком­позиции высказывания — самый рациональный путь в овладении этим важным умением.

Так что же, может спросить иной читатель, теперь вообще не требуется ни начала, ни конца речи? Отчего же, конечно, все имеет и начало, и конец, и основную часть. Только не следует путать это схематическое де­ление высказывания с его композицией, которая, как мы видели, представляет собой куда более сложный ло­гический процесс, чем простое выделение трех или че­тырех структурных частей.

Начало лекции, зачин, как мы уже говорили, во многом определяет развитие контакта лектора со слу­шателями. Некоторые авторы считают, что зацепля­ющие (по А. Ф. Кони) начала не соответствуют требо­ваниям, предъявляемым к современной лекции.

Естественно, что общее языковое оформление лек­ции вообще и ее начала в частности изменилось со временем, так как каждая эпоха меняет язык в целом, что-то унося из него, что-то привнося, а что-то пере­осмысливая. Но задача повести слушателей за собой, увлекая и привлекая все более и более, для лектора остается всегда. Только средства для осуществления этой задачи будут иными, чем, предположим, существовавшие в Древней Греции или в дореволюционной России. Динамичный XX век не позволяет лектору «растекаться мыслию по древу» и требует с самого начала «брать быка за рога», т. е. вводить слушателей в суть проблемы без долгих слов и «приступов». Однако по-прежнему создание начала лекции остается инди­видуальным творчеством. Равно как и вся композиция лекции — творческий мыслительный процесс. Этому же учили и классические риторики, но их погубил схема­тизм, засушил формализм.

Вариантов начал бесконечно много, но не стоит выходить на трибуну, не обдумав несколько их и не ото­брав из ряда возможных наиболее удачное для дан­ной ситуации.

Вспомним, как искусно Эсхин и Демосфен (см. «Спор о Золотом венке») строят «приступ», цель кото­рого — привлечь внимание слушателей к главной идее и сразу же поставить соперника в невыгодное положе­ние. «Приступ» должен был, как боевая труба, на­строить «войска» — афинских граждан, собравшихся на площади, на победу; но войско у полководцев од­но, и от того, как «полководцы» покажут себя с само­го начала, в значительной мере зависело, на чьей сто­роне оно будет.

Перечитайте приступ Эсхина, и вы увидите, что главная задача его — заставить афинян поверить, что он — истинный защитник их интересов, и настроить их против всякого, кто не почитает законы республики, а следовательно, против Ктезифона и Демосфена, кото­рых он и собирался обвинять. В своих комментариях к этой части речи Эсхина Н. Кошанский ярко раскрыва­ет острую тенденциозность и коварство его приступа. В приступе Демосфена, сразу же поставленного Эсхином в весьма затруднительное положение тем, что он должен «петь хвалы самому себе», остро ощущается главная мысль: берегитесь несправедливого увлечения красноречием моего противника, который борется не с равным оружием,— ему не надо защищать себя; я же поставлен в трудное положение человека, который дол­жен петь хвалы самому себе, а это противно слуху каждого.

Итак, мы видим, что, выполняя главную задачу — привлечение сердец слушателей, начало речи, несмотря на видимость отвлечения от главного вопроса, целиком подчинено главной цели высказывания, главному тезису оратора.

Конец речи также не может быть случайный. «Ко­нец — делу венец» — гласит народная мудрости. Само слово венец настраивает нас на восприятие некой за­конченности, гармоничного последнего аккорда. Ну, а какой конец публичного выступления нам иногда прихо­дится слышать? Не приходилось ли Вам встречать та­кие концовки: «Ну, вроде, у меня все...», «мое время истекло, я заканчиваю» и т. п.?

Такое завершение лекции свидетельствует о профес­сиональной беспомощности выступавшего. Оно снимает весь настрой, нейтрализуя тот эмоциональный накал, который, может быть, удалось создать в аудитории бла­годаря яркому началу и хорошо построенной главной части. Тем более что психологический закон восприятия речи проявляется в такой интересной особенности: наи­более ярко и прочно слушатель усваивает информацию в начале и в конце сообщения, что объясняется так на­зываемым «законом края». «Этот закон памяти, объяс­няемый, в свою очередь, сложным взаимодействием фи­зиологических механизмов возбуждения и торможения в нервной ткани, гласит, что при прочих равных усло­виях лучше запоминаются те стимулы, которые были предъявлены в начале и конце списка»[45].

Таким образом, выбирая наиболее целесообразную композицию лекции и раздумывая над выбором начала, конца и расположением аргументов, мы заботимся глав­ным образом о действенности нашей речи, об ее убеди­тельности, достигая этого эффекта подбором проверен­ных и ярких фактов, осмыслением их в свете главного тезиса, строгой логикой расположения всего материала лекции и учетом психологических факторов восприятия устной речи.