О языках в языке

Почему же иногда так трудно бывает ясно и точно выразить мысль на родном языке? И не парадоксаль­но ли звучат слова Вольтера: «В шесть лет можно вы­учиться всем главным языкам мира, но всю жизнь на­добно учиться природному»?

Дело в том, что язык необъятен, и знание его в той степени, в какой необходимо им владеть для житейского взаимопонимания, отнюдь не означает полного владе­ния языком, к которому каждый культурный человек стремится, но которое за каждой взятой вершиной от­крывает все новые и новые высоты...

Устная и письменная формы речи являются лишь рамками для речевых стилей, характерных для разных видов речевого общения. Так, все говорящие на русском языке владеют разговорным стилем, который необходим для общения в быту. Но далеко не все вла­деют научным стилем речи даже в рамках своей специальности, не говоря о том, что научный язык другой специальности потребует специального словаря и пока­жется почти иностранным — так насыщен он специаль­ными терминами, понятными только людям, говорящим на этом «языке в языке». Часто даже очень образован­ные люди затрудняются в составлении различных слу­жебных записок, заявлений, доверенностей и актов, так как деловым с т и л е м им приходится пользоваться крайне редко, и они не овладели его основными моде­лями. Журналисты, репортеры профессионально вла­деют публицистическим стилем речи. Науч­ный и публицистический стили речи в лингвистической литературе описаны довольно полно. Ими широко пользуются выступающие с политическими речами и докладам, специалисты в какой-либо области перед своими коллегами.

Для примера проанализируем три отрывка из книг, предназначенных для узких специалистов и более ши­рокого круга читателей.

1. «...Для достижения взаимопонимания на психо­лингвистическом уровне целесообразно сопоставление содержания реальных фраз с языком знаний, образов и чувств у воображаемого адресата (как психологиче­ской модели партнера общения).

Психо-лингвистическая модель в общем виде должна отражать устойчивые особенности познавательных про­цессов, психологических состояний и психологической направленности личности адресата».

2. «В процессе письма нужно учиться вставать на точку зрения читателя, представлять себе читателя как живого человека. Для этого нужны знания о психоло­гии людей. Сочетание психологических знаний (о воз­растных, профессиональных и индивидуальных группо­вых особенностях людей) с лингвистическими знаниями (различия в степени образности и выразительности слов, способы придания речи образности и выразительности) дает возможность сознательно учитывать в строе речи ее психо-лингвистические нормы (требования доступно­сти, увлекательности, образности, эмоциональной вы­разительности)».

3. «Результаты умственной деятельности останутся неизвестными для других людей, если эти результаты не будут ясно, доходчиво и грамотно выражены в речи...

Психологические нормы речи отражают общие тре­бования к доступности, содержательности, выразитель­ности и действенности речи, то есть требования соответ­ствия формы и содержания речи психологическим осо­бенностям адресата (удобство речи для восприятия, понимания, запоминания), воздействие речи на интере­сы, чувства и волю конкретных читателей или слуша­телей».

Все цитаты принадлежат одному автору — доктору психологических наук Н. П. Ерастову и раскрывают од­но явление: ориентацию пишущего на предполагаемого читателя. Но какая разница в изложении материала!

Первый отрывок взят из статьи «Развитие лингвисти­ческого мышления школьников», предназначенной для специалистов психологов и лингвистов. Вторая цитата— из пособия для учителей средней школы, который на­учный язык современной психологии мало понятен. И мы видим, как осторожно, с пояснениями и оговорками, вводит автор для этих читателей словосочетание «психо-лингвистические нормы», тогда как в разговоре с психологами такие словосочетания, как «психологиче­ская направленность личности», «психологический уро­вень», «психо-лингвистическая модель», «познаватель­ные процессы» и т. п., не требуют объяснений и уточне­ний. В третьей цитате из книги, написанной для массо­вого читателя, автор еще более упростил изложение.

Часть науки о языке, называемая стилистикой, подробно рассматривает все стили языка и речи, о ко­торых языковед А. Н. Гвоздев сказал: «Исследуя целесообразность использования имеющихся в общенарод­ное стыке средств, стилистика принимает во внимание многообразие и специфичность задач, стоящих перед языком при разных видах общения, в связи с чем из языковых богатств черпаются то одни, то другие приемы. Представим, например, как по-разному будет излагаться один и тот же научный вопрос в популярной лекции для широкой аудитории и в строго научном докладе для специалистов, а также, как будут разли­чаться по языку сообщения на одну тему в газету в форме художественного очерка или сжатой корреспон­дентской заметки...

Так, в языковой системе общенародного языка вы­рабатываются ответвления, имеющие, при общности подавляющего большинства языковых средств, извест­ные языковые различия, обладающие некоторыми спе­цифическими средствами, присущими только им или употребляемыми по преимуществу в них. Такие ответ­вления и носят название стилей речи. Стили речи и представляют разновидности языковой системы в зави­симости от целей речи и ее содержания»[47].

Стиль речей Эсхина и Демосфена, как мы уже отме­чали, обусловлен не только различными стратегически-, ми задачами ораторов, но и их индивидуальностью.

Вспомните также, как различны по стилю речи А. Толстого и А. Твардовского. Цели речей, их содержание, а также тип ораторов заставили их отбирать только те слова, которые точно соответствуют общему тону высказывания, всей его композиционно-стилисти­ческой структуре.

В языке не все слова стилистически окрашены — немало среди них нейтральных, не закрепленных ни за каким стилем речи. Так, например, в синонимическом ряду: говорить, вещать, глаголить, произносить, изре­кать, ораторствовать, витийствовать, молоть, городить, болтать — слово «говорить» нейтрально, все остальные стилистически окрашены и потому прикреплены к опре­деленному стилю речи. Их необдуманное использование в другом стиле может вызвать нежелательный эффект. Так, нелепо звучат фразы, приведенные К. И. Чуков­ским: «Ты по какому вопросу плачешь?»— обращается некто к ребенку; или «Какие мероприятия предприни­маете вы для активизации клёва?»— спрашивает рыбак рыбака.

Лектор чаще всего выступает в публицистическом, научном или научно-популярном стиле, однако для искусства лекционной пропаганды в наши дни харак­терно широчайшее использование всех пластов лексики, как нейтральной, так и стилистически окрашенной. Исследователь проблем советского ораторского искус­ства Е. А. Ножин так определил стилевое разнообразие речи лектора: «Современная ораторская речь в сово­купности своих разновидностей — чрезвычайно сложное и очень мало исследованное функционально-стилистиче­ское образование, в котором перекрещиваются признаки и средства различных функциональных стилей»[48].

В. В. Одинцов по поводу отбора слов для создания композиционно-стилистического единства пишет: «Как же происходит отбор слов? Обдумывая, как бы оформить тот или иной компонент речи, выступающий моделирует определенный тип (или вид) речи, ориенти­руясь на известные ему образцы. Для начинающего лектора это может быть один конкретный образец. Опытный лектор обобщает ряд известных ему образ­цов... Лекторская речь принципиально разностильна; лектор использует разнообразные языковые краски, но рисует с их помощью стилистически цельную картину.

Он может использовать и разговорную, и просторечную лексику, и архаизмы, и неологизмы, и многие другие языковые средства, которые до недавнего времени на­ходились под необоснованным запретом. Нужно не за­прещать те или иные группы слов, а учиться мотивиро­ванно, обоснованно использовать их»[49]. Использование всех стилистических пластов языка в публичной речи обусловлено многообразием решаемых лектором задач и самим материалом.

В. И. Ленин широко использовал все многообразие языковых средств русского языка вплоть до простореч­ных, диалектных и народных речений. Однако, вводя их, не нарушал литературных норм. Вот как характери­зует разностильность речевой манеры В. И. Ленина академик Л. В. Щерба: «Почему нам так нравится язык Ленина, например, в его больших философских работах? Да потому, что Ленин все время оживляет свое изложение разными словами другого, не научно-философского стиля. Это как раз замечательно гармо­нирует с его насмешками над «цеховыми учеными», ко­торые словечка не скажут спроста»[50].

По-разному стилистически окрашена может быть речь одного оратора в разных ее частях. Так, например, в отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду партии в зависимости от излагаемого материала меняется об­щая стилистическая окраска от строгого общественно-политического стиля до разговорного или приподнято-пафосного, митингового. Три выдержки взяты из разде­ла «Партия в условиях развитого социализма».

«Уровень партийного руководства непосредственно зависит от того, насколько боевито и инициативно ра­ботают первичные партийные организации, составляю­щие основу нашей партии.

Первичные парторганизации находятся на переднем крае экономического и культурного строительства, дей­ствуют в самой гуще народа. Всей своей работой они активно способствуют соединению политики партии с живым творчеством масс, успешному решению хозяй­ственно-политических и идейно-воспитательных задач.

В истекшем периоде ЦК КПСС обсудил отчеты о работе ряда партийных организаций предприятий промышленности и сельского хозяйства, строительства, на­учных и учебных заведений, министерств. В принятых постановлениях особо подчеркивалось, что ныне пер­вичные Партийные организации призваны еще активнее воздействовать на повышение эффективности производ­ства, ускорение научно-технического прогресса, должны постоянно заботиться о создании в каждом коллективе атмосферы дружной работы и творческого поиска, о воспитании людей, об улучшении условий их труда и быта»[51].

Анализируя языковые структуры этого текста, мы сразу выделяем привычные модели общественно-поли­тического стиля: уровень руководства, работать боевито и инициативно, находиться на переднем крае, активно способствовать, творчество масс, успешное решение задач, в истекший период, обсудив отчеты, принятые постановления, особо подчеркивалось, повышение эф­фективности и т. д.

Но как приближается к разговорной речь оратора, когда он переходит к вопросам литературы и искусства, их роли в решении общегосударственных и партийных задач: «Возьмите, к примеру, то, что ранее суховато называли «производственной темой». Ныне эта тема обрела подлинно художественную форму. Вместе с ли­тературными или сценическими героями мы пережива­ем, волнуемся за успех сталеваров или директора тек­стильной фабрики, инженера или партийного работника. И даже такой, казалось бы, частный случай, как вопрос о премии для бригады строителей, приобретает широкое общественное звучание, становится предметом горячих

Дискуссий»[52].

Но вот докладчик заговорил о том, что всегда будет болью и гордостью отзываться во всех сердцах, о под­виге советского народа в Великой Отечественной войне. И как изменяется весь строй речи: торжественно звучит строго построенная фраза, текст насыщен образными словосочетаниями — парафразами, вызывающими в па­мяти слушателей прекрасные образы героев известных литературных произведений, названия которых зашиф­рованы в них. Патетически звучат, окрашивая речь в высокий стиль, органически вплетающиеся в ее тор­жественный строй славянизмы: «Вместе с героями романов, повестей, фильмов, спектаклей участники войны как бы снова проходят по горячему снегу фронтовых дорог, еще и еще раз преклоняясь перед силой духа живых и мертвых своих соратников. А молодое поколе­ние чудодейством искусства становится сопричастным к подвигу его отцов или тех совсем юных девчат, для которых тихие зори стали часом их бессмертия во имя свободы Родины»[53].

Однако чтобы разумно использовать в речи слова разных лексических пластов с различными стилистиче­скими оттенками, необходимы элементарные знания в этой области, развитое языковое чутье и определенные навыки.

Где же приобрести эти знания, умения и навыки? Конечно, их должна формировать в первую очередь школа. Овладеть навыками культуры речи помогут и специальные издания, и массовые брошюры, и популяр­ные журналы, и радио- и телепередачи о русском языке. Нужно понимать важность, необходимость приобрете­ния систематических знаний и стремиться к совершен­ствованию навыков хорошей и правильной речи, к фор­мированию чувства языка.

В этой книге мы ограничимся лишь кратким обоб­щением сведений о качествах хорошей речи и совре­менных требований к языку лектора. Для более подроб­ного ознакомления с вопросом мы отсылаем читателя к специальным изданиям.

Еще М. В. Ломоносов говорил, что для овладения искусством живой речи необходима общая культура человека, которая приходит благодаря жизненному опыту и знаниям. Однако и этого недостаточно. Знания следует подкреплять «подражанием», т. е. особого рода упражнениями: «Подражание требует, чтобы часто упражняться в сочинении разных слов. От беспрестан­ного упражнения возросло красноречие древних вели­ких авторов... Отсюда воспоследовало, что таковые трудолюбивые люди не готовясь говорили публично прекрасные речи... Такие речи, без приготовления перед народом произнесенные, назывались божественными, ибо оне казались быть выше сил человеческих. Того ради надлежит, чтобы учащиеся красноречию старались сим образом разум свой острить через беспрестан­ное упражнение в сочинении и произношении слов, а не полагаться на одне правила и чтение авторов, ежели при всяком случае и о всякой материи готовы быть же­лают к предложению слова»[54].

В старых риториках воспитание языкового вкуса было основной целью обучения словесности, ибо без него мертвым грузом становились все правила и законы красноречия. Ученые-риторы были строгими блюстите­лями норм речи, соблюдение которых именовалось в те времена «приличным слогом». Опираясь на уже сфор­мированный хороший «языковый вкус», у обучаемых воспитывали следующие достоинства слога»:

1. Ясность. Главными условиями ясности были: знание предмета; «здравая связь в мыслях», которая происходит от силы ума и степени образования, про­свещения; естественный порядок слов, точность и общеупотребляемость слов и выражений, уместные знаки препинания.

2. Приличие. Это скорее всего то, что мы сейчас называем соответствием стилю высказывания — «при­личие предмету, лицу, времени и месту, свойствам пред­метов».

3. Чистота, правильность. Здесь подчеркивалось, что приличная речь не может быть небрежной, т. е. «невозможно засорение слога словами низкими, площад­ными, архаизмами, чужестранными, провинциальными, техническими, новыми или славянскими не у места».

4. Плавность. Лад, склад, т. е. то, без чего речь при чтении надо останавливать и принуждать себя «дости­гать мысли». Сейчас мы это называем связностью речи, которая, по мнению Кошанского, зависит «от естествен­ного хода мысли, соразмерности в частях, от соответ­ствующих чувств и выражений и эврифмии».

Хороший языковый вкус — не меньшее богатство, чем вкус в музыке, живописи, танце и т. п. Человек, обладающий тонким чувством языка, может получать эстетическое наслаждение от точного слова, от гармо­нии, заложенной в звучании речи. Человек, не обладаю­щий этим даром, никогда не сможет ощутить радость от общения с истинным художественным произведением, не сумеет «упиться гармонией», заложенной в музыкальной прозе Тургенева или Бунина (в науке о красноречии эти явления имели точное определение: «эврифмия—редкое искусство оканчивать мысли, точки, части сочинения и самое сочинение удовлетворительным образом; гармония — музыка слога, удовольствие слу­ха— благозвучность, подражательная гармония...»). Тот, чей вкус для всех нас мера — А. С. Пушкин писал: «Ис­тинный вкус состоит не в безотчетном отвержении та­кого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве сораз­мерности и сообразности»[55].

Общие требования к языковому оформлению публич­ной речи всегда одинаковы: говори толково и связно, соответственно предмету высказывания, правильно с точки зрения современных языковых норм, по воз­можности и необходимости красиво и ярко. Однако каждое время, каждая социальная эпоха влияют на конкретное содержание этих общих норм.

«Языковая политика»

Какова же языковая политика в наши дни? Что в основном формирует нормы культуры речи в условиях развитого социализма и в эпоху научно-технической революции? Не поняв сущности этих явлений, мы не сможем воспитывать в себе и слушателях правильное отношение к культуре речи.

Основным принципом языковой политики в нашей стране с первых же дней ее существования был и оста­ется принцип доступности народным массам, сущность которого четко сформулирована В. И. Лениным: «Мак­симум марксизма — максимум популярности и про­стоты»[56].

Однако сами понятия «доступность» и «народные массы» в своих качественных характеристиках претер­пели существенные изменения по сравнению с первыми днями Советской власти. Теперь массы, советский на­род— это грамотные, много читающие люди, имеющие широчайший доступ к сокровищам мировой и нацио­нальной культуры. Радио и телевидение, проникнув в самые отдаленные уголки страны, ослабили диалектные и другие барьеры в языке, сделав русский литера­турный язык действительно общенародным.

Поэтому примитивизм в речи, стремление «снизить­ся до понимания неразвитого крестьянина и рабочего», что было очень важно в языковой политике начального периода построения социализма в нашей стране, сейчас заменено другим лозунгом — совершенствовать речевую культуру народных масс, поднимая ее уровень, обога­щая речь слушателей новыми понятиями, позволяю­щими полно и качественно воспринимать и осмысливать информацию во всех областях науки, культуры, тех­ники, политики.

Казалось бы, человеку, владеющему родным язы­ком на уровне среднего образования, можно не забо­титься о повышении культуры речи — черпай из полу­ченных запасов. Однако даже отлично владеющие нормами родного языка люди теряют навыки хорошей речи, если не совершенствуют их, не пополняют сло­варного запаса, не разрабатывают свой речевой меха­низм. «Живой как жизнь» язык постоянно изменяется, и многое из того, что вчера было нормой, сегодня устаревает, воспринимается как архаичное речение и кажется либо нарочитым кокетничаньем, либо неумест­ным и чужим. Так, на глазах одного поколения произо­шло изменение в произношении слов «булочная», «ко­ричневый» и т. п. Еще не так давно у москвичей счита­лось неприличным говорить эти слова с сочетанием ЧН. Теперь же произношение «булошная, коришневый» ка­жется манерничаньем. Множество таких примеров приводит в своей прекрасной книге «Живой как жизнь» К. И. Чуковский. Описание движения слова во времени: его появление в языке, вживание в него, старение и пе­реосмысление в новом свете он заключает высказыва­нием ученого-филолога конца XIX века академика Я. К. Грота: «Ход введения подобных слов (деятель, почин, влиятельный, сдержанный — эти слова в конце XIX века воспринимались как новые, необжитые в язы­ке.— С.И.) бывает обыкновенно такой: вначале слово допускается очень немногими; другие его дичатся, смот­рят на него недоверчиво, как на незнакомца; но чем оно удачнее, тем чаще начинает являться. Мало-помалу к нему привыкают, и новизна его забывается: следую­щее поколение уже застает его в ходу и вполне усваи­вает себе. Так было, например, со словом деятель; нынешнее молодое поколение, может быть, и не подо­зревает, как это слово при появлении своем, в 30-х го­дах, было встречено враждебно большей частью пишу­щих. Теперь оно слышится беспрестанно, входит уже в правительственные акты, а было время, когда многие, особенно из людей пожилых, предпочитали ему дела­тель (см., напр., сочинения Плетнева). Иногда случается, однако ж, что и совсем новое слово тотчас полюбится и войдет в моду. Это значит, что оно попало на современ­ный вкус. Так было в самое недавнее время со словами: влиять и повлиять, влиятельный, относиться к чему-либо так или иначе и др.»[57].

Могучий язык перемолол и превратил в русские слова очень многих «иностранцев», и, думается, нет оснований полагать, что «засорение» русского языка иноязычными словами, которые в связи с укреплением международных связей широким потоком хлынули в наш язык, станет процессом опасным и необратимым. Пожалуй, мучительные поиски равноценного русского синонима принятому международному термину могут привести к знаменитым «мокроступам» и «колозему», которыми реакционер А. С. Шишков предлагал заменить немецкие «калоши» и «горизонт». Такой пуризм — стрем­ление к чрезмерной, «дистиллированной» чистоте язы­ка — свойствен тем, кто не умеет смотреть на явления широко, чувствовать их причинно-следственные связи. Косность и безапелляционная ортодоксальность плоха во всем, и в языке тоже. Вспомним тяжеловесный язык Каренина или ужасающий стандарт, который выдавал за «очищенный» русский язык чеховский «человек в футляре».

Хотя, конечно, засорение речи словами нелитератур­ного пласта нежелательно, а в речи лектора нетерпимо, однако русскому языку это нипочем. Как всякая вели­кая река, он выбросит мелкий мусор, оставив в своих могучих водах только то, что усвоено и в конце концов ему полезно.

Каждое слово из разных пластов языка найдет свое место в разных речевых стилях. Так, осознанные откло­нения от нормы оживляют разговорную, бытовую речь, г в художественном произведении являются одним из средств речевых характеристик героев. Ведь не кривил душой Пушкин, когда писал:

Как уст румяных без улыбки,

Без грамматической ошибки

Я русской речи не люблю.

И надо ли метать громы и молнии, требуя, чтобы люди в обычном разговоре употребляли только стандарты, апробированные нормативными словарями? Но, выходя на трибуну с лекцией или докладом, мы должны строго соблюдать все речевые нормы.