Предмет, метод и задачи социологии

Социология, подчеркивал Роберти, не есть еще наука впол­не установившаяся, наука, которая бы преследовала опреде­ленные цели определенными же средствами (2, с. 1). А пото­му с первых своих исследований Роберти стремился к четко­му определению предмета и функций социологии с целью поднятия ее на ступень «естественной науки об обществе», познающей законы, управляющие «строением и развитием человеческих обществ» (2, с. 77 — 79). Все это — проблемы «философии социологии», призванной определить характер социологических истин, метод их открытия, структуру соци­ологии, ее связь с другими науками. Заметим, что в решении этих проблем Роберти весьма близок к Дюркгейму, в чем—то при этом и предвосхищая идеи последнего.

Чего же, по мнению Роберти, недостает социологии, что — бы быть наукой? Прежде всего — правильного метода позна­ния. И здесь мы выходим к ключевой особенности социоло­гического мышления Роберти: вопрос о самоопределении со­циологии он ставит прежде всего как вопрос методологичес­кий. Каждая наука, отмечает социолог, обладает своими особыми методами, или «специальной технологией», а пото­му вопрос о методе «составляет самый жизненный вопрос в развитии каждой науки» (1, с. 168).

В результате указанной направленности все исследова­ния Роберти представляют собой не столько анализ самой социальной реальности, сколько определение метода такого анализа, путей конституирования социологии как науки, так сказать «настраивание оркестра». Но поскольку наука и ме­тод, отмечает Роберти, едины, определение метода оборачи­вается анализом социальных фактов. Неизменным импуль­сом этого методологического поиска было стремление Роберти преодолеть эмпиризм классического позитивизма при сохра­нении его общей ориентации. Задача эта предельно сложная, а может быть и неразрешимая.

Представления Роберти о предмете и методе социологии опираются на концепцию соотношения конкретных и абст­рактных наук и положение об описательном характере социо­логической науки (2, 339 — 340). Абстрактные науки, полагает Роберти, изучают «агрегаты», т. е. некие целостности, облада­ющие каким—либо неразложимым свойством. Это науки ана­литические и индуктивные. Конкретные науки, опираясь на абстрактные, изучают сложные агрегаты. Роберти считает ошибочным традиционное отождествление конкретного ана­лиза с эмпирическим. Напротив, конкретные науки носят син­тетический и дедуктивный характер, их задача — соединение достижений абстрактных наук, восстановление в идеальной форме нарушенной отвлеченным знанием целостности. Ины­ми словами, есть конкретный социологический факт как факт реально — исторический и есть чистое или отвлеченное идеаль­ное явление, скрытое за фактом. Видимо, можно сделать вы­вод, что у Роберти вырисовывается методология построения идеальных типов (задача отвлеченной науки) и их использова­ния при изучении социальной конкретики.

Для абстрактных наук, считает Роберти, характерен преимущественно метод описания, причем роль его усиливается с усложнением изучаемого объекта и расширением количе­ства наблюдений. Социология, по мнению Роберти, есть от­влеченная описательная, и даже — самая описательная на­ука. Это обусловлено, во—первых, своеобразием объекта со­циологии, исключающим непосредственное наблюдение и эк­сперимент, и, во—вторых, начальной стадией ее развития. Необходима, следовательно, разработка принципов описания.

«Социология, — отмечает Роберти, — есть наука абстрак­тная, изучающая явления особого порядка, отличающиеся от всех других относительно большею сложностью своей и от­носительно меньшею общностью» (2, с. 82). Объект и пред­мет социологии могут быть обозначены только в контексте определения соотношения биологии, социологии и психоло­гии, объективной основой единства и последовательности которых является единство мира и его развития в форме «ос­ложнения явлений».

Социология основана непосредственно на биологии как на своем фундаменте, поскольку «социальное явление не мо­жет быть ничем иным, как только явлением жизненным, к свойствам которого еще присоединяются известные новые свойства» (2, с. 220). Социальная наука и стала возможной только тогда, когда сформировалась научная биология. Одна­ко ни в коем случае у Роберти речь не идет о биологическом редукционизме. Знание биологической стороны социального явления важно для нас в двух аспектах: положительном, что­бы путем дедукции вычесть из социального биологическое, и отрицательном, чтобы после вычитания остерегаться каких бы то ни было биологических дедукций. Если биология охва­тывает весь мир органических явлений, то социология — мир сверхорганических. Исходный пункт биологии — организа­ция, т. е. взаимодействие на сравнительно близком расстоя­нии физико-химических элементов; исходный пункт социо­логии — социализация, или взаимодействие на сравнительно далеком расстоянии живых, организованных существ, их са­мопроизвольно возникающих ассоциаций, материальных и нравственных связей. Иными словами, специфический объект социологии, по Роберти, — психологическое взаимодействие. Уточним теперь, в чем заключается своеобразие психологиз­ма Роберти.

Роберти не согласен с теми, кто помещает психологию между биологией и социологией, ибо в таком случае теряет­ся сама специфика психологического явления и дается чисто дедуктивное описание явления социального. Требуется решить дилемму: либо психологический факт принадлежит к апологическим явлениям и соответственно управляется за­конами биологии, или же это «особый порядок явлений», и тогда нужно выяснить его специфические черты. Собствен­но здесь мы уже начинаем обращаться к биосоциальной ги­потезе Роберти.

Совершенно правильно видя, подчеркивает Роберти, «в явлениях психологического взаимодействия истинный пред­мет исследований социолога», психологическая школа заб­луждается в том отношении, что не признает реальности «но­ной, надорганической или социальной формы мирового бы­тия», от которого зависит и психическое взаимодействие, относимое школой только «к разряду психологических фак­тов» (6, с. 75 — 76). Однако данный факт не есть ни факт чис­то мозговой, ни элементарный социальный факт; это продукт определенной среды, результат сочетания свойств, изучае­мых как биологией, так и социологией, «агрегат агрегатов» (2, с. 307 — 308). А потому социология не может следовать за психологией, ибо социальное явление не может быть след­ствием своего следствия, т. е. психического факта, поскольку он сам порожден общественностью. Психология, следователь­но, является в отличие от социологии конкретной, а не абст­рактной наукой. Психические факты имеют биосоциальную природу, более того, это космобиосоциальные, или истори­ческие, факты, сочетание разного рода энергий. Социология вычленяет их социальный компонент, т. е. в состав социоло­гии входит только коллективная психология как особое каче­ство, ядро общественности.

Что касается индивидуальной психики, то она порождена психикой коллективной. Но поскольку человек телеологичен, непосредственным объектом социологического анализа ока­зывается индивидуальная духовность в качестве мотивации или «конечных причин», но не общественных явлений вооб­ще, а только конкретного поведения индивида. Вот почему психология представляет собой продолжение социологии, «биосоциологию». Социологию, отмечает Роберти, можно «кратко определить как род абстрактной психологии, а пси­хологию как род конкретной социологии» (6, с. 261).

Понятно теперь, почему для Роберти «социология есть ос­новная наука о духе в природе с его кульминационной точ­кой — познанием (явлением уже психологическим, возмож­ным только в общественной или культурной среде)» (13, с. 5). Главная задача социологии «состоит в открытии законов, уп­равляющих возникновением, образованием и постепенным развитием высшей, надорганической или духовной формы мировой энергии» (8, с. 41). Совокупность продуктов этой духовной энергии составляет культуру, «и сама социология справедливо и очень точно определяется как наука о культу­ре, или, вернее, о причинах, о факторах культуры в широком смысле слова» (13, с. 8).

Что касается структуры социологии, то Роберти выделяет прежде всего ее уровни: 1) «естественная история общества», т. е. уровень предваряющего социологические обобщения научного анализа совокупности фактов реального психичес­кого взаимодействия; 2) «естественная теория общества», вскрывающая законы сложных явлений, в чем и заключается смысл социологического познания (2, с. 161). Одновременно Роберти обращает внимание на наличие в рамках единой со­циологии ряда специальных социологических дисциплин, изу­чающих теоретически выделенные факты культуры. К этим дисциплинам относятся история науки и основанная на ней теория познания, история религий и философских систем и основанная на ней теория миропонимания, история изящ­ных искусств и основанная на ней теория красоты, история техники в широком смысле слова, история прикладных ис­кусств и основанная па ней теория действия или поведения, разумеется, нравственного, т. е. целесообразного. Очевидна сугубо интеллектуалистическая направленность социологи­ческой концепции Роберти.

Ядром же социологии Роберти называет нравственность (здесь мы сразу обнаруживаем, что рассуждает именно рус­ский социолог). Для него нравственное — значит социальное. Наиболее конкретно это проявляется в альтруизме, который выражает инстинкт самосохранения общества и представля­ет собой как бы «индивидуально — психологический эквивалент общественности», становящийся по мере социальной эволю­ции «производителем общественных явлений или обществен­ною силою» (2, с. 12—14). Это отношение и есть истинный объект и исходная точка социологии, и, следовательно, этика представляет собой «элементарную социологию», развивав­шуюся до сих пор в неадекватной религиозно — метафизической форме. Все содержание этики должно включаться в со­циологию, вполне слиться, отождествиться с ней.

Основная проблема социологического познания, согласно Роберти, заключается в том, как согласовать описательный метод с отвлеченным характером социологии. В этой связи нужно уяснить решение Роберти весьма значимой для его кон­цепции проблемы соотношения социологии с философией и теорией познания. Именно в этом пункте особенно очевидно отличие его взглядов от классического позитивизма.

В духе контовского позитивизма Роберти подвергает кри­тике метафизичность прежней философии. Однако акцентировка и выводы у Роберти совершенно иные, и направлены они не на элиминацию философии, но на социологическое определение ее функций и становление «новой философии», которой еще только предстоит родиться. Для этого филосо­фии нужно отказаться от метода старой онтологии, превра­щавшей частное во всеобщее, от всякого конструирования собственных гипотез, от разработки теории познания. Бес­плодность последней обусловлена ее философским статусом.

Роберти обращается к социальной детерминации позна­ния. Предваряя Э. Дюркгейма, он стремится посмотреть на философию и гносеологию как на социологические факты, построить социологическую теорию познания на основе прин­ципа логического монизма и строгого различения науки и философии, т. е. показать, как возникает упорядоченное мыш­ление. Эволюция философских систем, по мнению Роберти, носит строго социологический характер, современный фило­соф должен быть прежде всего социологом, способным про­анализировать связь познания и интереса. Контовскому зако­ну трех состояний Роберти противопоставляет закон постоян­ного соотношения между науками и философией и закон культурных пережитков. Согласно данным законам, на любом этапе социальной эволюции философия является функцией состоя­ния науки своего времени. Синтезируя наличные знания, фи­лософия стремится раскрыть внутреннюю связь явлений и тем самым дать ключ к уразумению Вселенной.

Достижение такой цели требует качественно новой тео­рии познания, полностью выведенной за пределы философии, поскольку «знание в своей отвлеченной конструкции есть яв­ление общественное и потому гносеология должна быть при­знана одной из частей социологии» наряду с этикой (20, с. 188). То, что называют «непознаваемым», — это в конечном счете сверхъестественное, т. е. ничем не обусловленное, су­ществование чего невозможно. Речь должна идти не о «непоз­наваемом», но о неизвестном, в котором выражаются предель­ные возможности (социальные границы) познания для данной эпохи (4, с. 33 — 34). Всякое знание, его логика, категории мыш­ления, полагает Роберти, это явления сугубо общественные, продукты социальной жизни и коллективного знания, «собор­ного опыта», что и превращает теорию познания в часть соци­ологии. Не мы думаем, а общество думает через нас. Критери­ем истины является коллективное признание объективной ценности идеи. Мир оказывается «нашею идеей о мире», чем поправляются возможные индивидуальные ошибки.

Ключевым методом научного познания для Роберти явля­ется индукция, метод причинного объяснения. Однако соци­альная причинность, в силу включенности в общественные процессы духовного (телеологического) фактора, носит дву­сторонний, или «возвратный», характер, а потому она долж­на быть рассмотрена и с точки зрения целесообразности. И здесь мы выходим к ключевому методологическому принци­пу Роберти — анализу социальных фактов с «целеисходной», телеологической или финалистической точки зрения.

Роберти разъясняет суть своего метода следующим обра­зом. Индуктивно мы устанавливаем некоторую эмпирическую (каузальную) закономерность, после чего необходимо рациональное объяснение фактов. Это возможно с помощью телеологического метода, в котором мы тоже имеем дело с индукцией, но уже в ином качестве. Для обычной индукции следствие всегда следствие, причина всегда причина. В новом методе следствие превращается в повод, стимул, объяс­нительный мотив, называемый конечной причиной, ибо цель обнаруживает себя как фактор, побуждающий нас думать и действовать определенным образом. Установление функцио­нальной связи телеологическим методом требует причинного объяснения. Следствия, иными словами, должны быть рас­смотрены в качестве сложных психологических фактов, ре­альные причины которых оказываются средствами их появ­ления, оставаясь, конечно, причинами наших мыслей (6, с. 99-106; 12, с. 26-46).

Необходимость подобной объясняющей структуры обус­ловлена сложностью анализа социологического объекта (фак­та). Телеологический метод оказывается в этой ситуации од­ной из «кружных дорог» познания, «естественным изворо­том» разума. Он имеет значение вспомогательного приема. Для пользования им требуется большой навык, чтобы не свести социальное к целям и ценностям (6, с. 107—110). Оче­видно, что свой метод Роберти противопоставляет психоло­гической школе, которая смешала причинное и телеологи­ческое объяснение. В то же время Роберти понимал необхо­димость включения проблематики субъективистов в объективную социологию. Можно сделать вывод, что его телеологический метод и был средством преодоления крайностей объективизма (социологизма) и субъективизма (психологизма), средством обнаружения как внешней, так и внутренней (идеальной) связи между социальными явлениями; этот метод предназначался для научного (каузального) ана­лиза того спонтанного понимания событий, которое всегда имеется у их участников.