ГЛАВА IX О КОТТЕРАХ

КНИГА II

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ

(продолжение)

ГЛАВА IX О КОТТЕРАХ

§ 1. Общим названием коттерства я обозначу все без исключения случаи, в которых работник заключает соглашение об аренде земли без посредничества фермера-капиталиста, а условия соглашения об аренде, в собственности величина ренты, определены не обычаем а конкуренцией. В Европе главный пример такого рода аренды дает Ирландия, и именно из этой страны заимствовано поня­тие ««оттер» *. До самого недавнего времени можно было назвать' арендаторами-коттерами подавляющее большин­ство сельского населения Ирландии; исключение состав­лял лишь Ольстер, где имущественные орава арендаторов были ограждены обычаем. Правда, в Ирл1андии существо­вал многочисленный класс работников, которые (как мож­но предположить, вследствие отказа либо землевладель­цев, либо уже снявших землю арендаторов допустить дальнейшее дробление участков) оказались не в состоя­нии получить в постоянную аренду даже маленькие клоч­ки земли. Но из-за нехватки капитала обычай вознаграж­дать работников землей получил столь всеобщее распро­странение, что даже труд тех, кто временно работал на коттеров или на крупных фермеров, иногда встречавших­ся в Ирландии, зачастую вознаграждали не деньгами, а разрешением возделывать в течение сельскохозяйствен­ного сезона участок земли, который, как правило, фермер предоставлял работникам уже удобренным и который был известен под названием «конакр». Работники давали согла-

* В своем первоначальном значении слово «коттер» характеризовало класс субарендаторов, снимавших у мелких фермеров кот­тедж и 1—2 акра земли. Но авторы, уже давно использующие этот термин, расширили его смысл, так что данное понятие включает ныне и самих этих мелких фермеров и вообще всех крестьян-фер­меров, арендные платежи которых определяет конкуренция.

¹ [«Можно назвать»—в 1-м издании (1848 г.) изменено на совре­менную форму в 5-м издании (1862 г.). Аналогичным, образом опи­сание работников в следующем предложении переведено из насто­ящего времени в прошлое.]

сие платить за эти участки денежную ренту, часто в размере нескольких фунтов за акр, но в действительности денег не платили, возмещая долг трудом в соответствии с денежными расценками на труд.

По коттерской системе продукт делится на две части ренту и вознаграждение работника; очевидно, что размер одной части определяется размером другой. Работнику достается то что не берет землевладелец; положение работника зависит от величины ренты. А поскольку ренту регулирует конкуренция, то величина ренты зависит от соотношения между спросом па землю и ее предложением. Спрос на землю зависит от численности конкурентов, а 'конкурентами является все сельское население. Поэтому данная система аренды ведет к тому, что принцип народо­населения воздействует не на капитал, как в Англии, а непосредственно на землю. При таком положении вещей рента зависит от соотношения между численностью населения и землей. Так как земля составляет величину постоянную, тогда как население наделено неограниченной способностью к увеличению, то, если ничто не сдержива­ет этот рост населения, конкуренция из-за земли вскоре взвинчивает ренту до той высочайшей точки, какая только совместима с выживанием населения. Последствия коттерства зависят, таким образом, от степени, в которой способность населения к росту сдерживается обычаем и личным благоразумием либо голодом и болезнями.

Было бы преувеличением утверждать, что коттерство абсолютно несовместимо с зажиточностью класса трудя­щихся. Если бы можно было предположить, что коттерство существует у народа, для которого привычен высо­кий жизненный уровень, запросы которого таковы, что ни­кто не станет предлагать за землю ренты большей, чем та, что оставит земледельцу изрядные средства к существова­нию, и умеренное увеличение численности которого не создает безработных, своей конкуренцией стимулирующих рост ренты, за исключением случаев, когда происшедшее благодаря совершенствованию навыков увеличение про­дукта земледелия позволяло бы людям платить более высокую ренту без ущерба для себя, то и при коттерской системе аренды земледельцы могли бы получать столь же хорошее вознаграждение, обладать столь же большой долей предметов первой необходимости и удобств, как и при любой другой. Но все же, пока величина их арендных

платежей будет определяться произвольно, они не будут пользоваться ни одним из тех преимуществ, которые извлекают из своей связи с землей испольщики при тосканской системе аренды. Они не будут иметь в своем рас­поряжении капитала, принадлежащего их землевладель­цам, и недостаток капитала не восполнится у них теми сильными побуждениями к физическим и умственным усилиям, которые воздействуют на крестьянина, обладаю­щего постоянной арендой. Напротив, любое увеличение ценности земли благодаря усилиям арендатора имело бы своим результатом не что иное, как наносящее ему ущерб повышение ренты — либо на следующий год, либо в даль--' нейшем, по истечении соглашения об аренде. Возможно, что у землевладельцев хватило бы совести или здравого смысла не пользоваться преимуществом, которое предо­ставляет им конкуренция, и что разные землевладельцы воспользовались бы этим преимуществом в разной степе­ни. Но никогда нельзя с уверенностью рассчитывать на то, что какой-нибудь класс или какая-нибудь группа людей станут действовать в ущерб своим непосредственным денежным интересам; и в данном случае даже малейшее сомнение было бы столь же пагубно, как и уверенность, ибо когда человек взвешивает, предпринимать ли ему ныне усилия и приносить ли жертвы ныне ради сравнительно отдаленного будущего или же не делать этого, то самая малая вероятность того, что человека лишат плодов этих усилий и жертв, склоняет чашу весов не в их пользу. Единственной гарантией от такой неопределенности могло бы стать укоренение обычая, надежно обеспечивающего постоянство аренды тому земледельцу, который занимает данный участок земли, без повышения ренты, кроме тех случаев, когда такое повышение будет одобрено общест­венным мнением. Таким обычаем является действующее в Ольстере право арендатора. Весьма значительные сум­мы, которые уходящий арендатор получает от своих пре­емников в качестве платы за добровольный отказ от фермы*, во-первых, ограничивают круг конкурентов, оспа-

* «Нередки случаи, когда арендатор, не имеющий соглашения об аренде, продает просто привилегию занимать или держать его •ферму, на которой незаметно каких-либо признаков осуществлен­ных им улучшений, за сумму от 10 до 16, 20 и даже 40 годичных арендных платежей».—"Digest of Evidence taken by Lord Devon's Commission", Introductory Chapter. Составитель этого сборника при-

ривающих друг у друга землю, людьми, имеющими воз­можность предложить такие суммы; во-вторых, этот факт доказывает еще и то, что землевладелец не извлекает в полной мере выгоды даже из такой более ограниченной конкуренции, поскольку взимаемая им рента не составля­ет всей суммы, которую новый арендатор не только пред­лагает, но и фактически платит за снимаемую ферму. Но­вый арендатор платит эту значительную сумму в полной уверенности, что рента не будет повышена; гаран­тией тому арендатору служит обычай, не получивший признания со стороны закона, но черпающий свою обяза­тельную силу в другой санкции, очень хорошо известной в Ирландии *. Без той или иной поддержки обычай, огра­ничивающий земельную ренту, вероятно, не может уко­рениться в развивающемся обществе. Если бы размеры богатства и численность населения были постоянны, рента также оставалась бы постоянной и, просуществовав дол­гое время без изменений, вероятно, стала бы считаться неизменной. Но любое увеличение богатства и населения ведет к росту ренты. При испольщине действует опреде­ленный метод, гарантирующий землевладельцу участие в прибыли от увеличения продукции, получаемой с принад­лежащей ему земли. Но при коттерстве землевладелец может обеспечить себе получение такой возрастающей доли, только пересматривая условия арендных соглаше­ний, причем в развивающемся обществе такой пересмотр условий .сдачи земли в аренду почти всегда будет выгоден землевладельцу. Поэтому интересы землевладельца самым

бавляет, что «сравнительное спокойствие, наблюдающееся в этом районе» (Ольстере), «по-видимому, может быть приписано преиму­щественно этому факту».

* «В огромном большинстве случаев это не компенсация за сделанные прежним арендатором вложения или за осуществленные им улучшения земли, но попросту страхование жизни или приоб­ретение иммунитета, предотвращающего попрание прав арендато­ра».— См. указ. "Digest...". «Действующее ныне в Ольстере аренд­ное право является,—справедливо замечает автор, — копигольдом в зародыше». «Даже там и в тех случаях, когда правом арендатора пренебрегают и арендатора изгоняют, не уплатив ему должного вознаграждения, последствиями этого обычно являются вспышки насилия» (Ch. VIII). «Охватившие Тнпперери беспорядки и сговоры крестьян по всей Ирландии являются не чем иным, как ме­тодично ведущейся войной с целью получения ольстерского аренд­ного права».

решительным образом противоположны укоренению любо­го обычая, придающего ренте фиксированную величину.

§ 2. В тех случаях, когда величина ренты не ограниче­на, ни законом, ни обычаем, коттерство обладает недостат­ками самой худшей испольщины и едва ль хотя бы одним из тех достоинств, которые компенсируют эти недостатки в лучших формах испольщины. Вряд ли возможно, чтобы ведущееся на основе коттерства сельское хозяйство не на­ходилось в жалком положении. Положение же земледель­цев необязательно должно быть таковым. Ибо достаточное ограничение населения может ослабить конкуренцию из-за земли и предотвратить крайнюю нищету; привычки к благоразумию и высокому жизненному уровню, устано­вившись однажды, имеют хорошие шансы на то, чтобы укорениться; хотя даже при этих благоприятных обстоя­тельствах побуждения к благоразумию будут значительно слабее, нежели у испольщиков, которые (подобно тоскан­ским испольщикам) защищены обычаем от сгона со своих ферм. И в самом деле, семья испольщика, пользуясь такой защитой, может обеднеть только в результате своего соб­ственного непредусмотрительного увеличения, тогда как семья коттера при всем благоразумии и самоограничении ее членов может столкнуться с наносящим ей ущерб повы­шением ренты вследствие высокой рождаемости в других семьях. Предупредить это зло коттеры могут только путем распространения в их классе благотворного чувства долга и собственного достоинства. Во всяком случае, это чувство может послужить им достаточной защитой. Если обыч­ный уровень запросов у этого класса будет высок, молодой человек не станет, возможно, предлагать ренту, величина которой поставит его в худшее положение, нежели то, ка­кое имел его предшественник, арендовавший этот участок; может также возникнуть общий обычай, который действи­тельно установился в некоторых странах, предписываю­щий не жениться, пока не освободится ферма.

Но нам никогда не представится возможность рассмот­реть результаты коттерства там, где в привычках класса трудящихся сам по себе укоренился высокий жизненный уровень. Коттерство встречается лишь там, где запросы сельских работников по традиции настолько низки, на­сколько это вообще возможно; там, где сельское население будет размножаться до тех пор, пока не окажется на гра-

ни голодной смерти, и его рост сдержат лишь болезни да малая продолжительность жизни, являющиеся следст­вием недостатка элементарнейших средств, необходимых для существования. Таким было² положение значительно­го большинства ирландского крестьянства. В тех случаях, когда народ уже опустился до такого уровня, и в особен­ности если он пребывает в таком состоянии с незапамят­ных времен, коттерство является почти непреодолимым препятствием на пути к выходу из этого положения. Когда привычки народа таковы, что рост его численности всегда сдерживает лишь невозможность добыть самое скудное пропитание, и когда пропитание это можно добыть, лишь занимаясь сельским хозяйством, все условия и соглаше­ния, касающиеся величины ренты, являются простой фор­мальностью; конкуренция из-за земли вынуждает аренда­торов брать на себя обязательства платить больше, чем им по силам, и, уплатив все, коттеры почти всегда остают­ся должны сумму большую, нежели уже выплаченная.

«Поскольку об ирландском крестьянстве, — пишет Ри-вэнс, секретарь комиссии по изучению вспомоществования бедным в Ирландии *, — со всей справедливостью можно сказать, что в каждой семье, не имеющей достаточного количества земли для производства своей пищи, один или несколько членов живут подаяниями, то легко понять, что крестьяне всеми способами и силами стремятся получить маленькие участки. При этом размеры предлагаемых ими арендных платежей зависят не от плодородия земли и не от их собственной способности заплатить обещанную сум­му, но единственно от желания предложить такую сумму,, которая скорее всего позволит им получить участок. Поч­ти всегда они неспособны уплатить обещанную ими же ренту и соответственно становятся должниками людей, у которых они арендуют землю, почти сразу же, как только-вступают в пользование землей. В виде ренты они отдают весь продукт земли, за исключением количества картофе­ля, необходимого для пропитания; но так как весь про­дукт редко равняется обещанной ренте, задолженность арендаторов землевладельцам постоянно растет. В некото-

² [До 5-го издания (1862 г.)—«к несчастью».]

* "Evils of the State of Ireland, their Causes and their Remedy",, p. 10. Эта брошюра содержит между прочим отличную выборку из массы свидетельств, собранных комиссией, председателем которой: был архиепископ Уотли.

рых случаях обещанная рента превышает самое большое количество продукта, (когда-либо полученное с участков, арендованных крестьянами, которые обязались уплатить эту ренту, или то количество продукта, которое при суще­ствующей системе возделывания земли эти участки могли бы дать в самые благоприятные сезоны. Поэтому, если бы крестьянин выполнял свои обязательства перед землевла­дельцем, на что он редко оказывается способен, он обра­батывал бы землю задаром да еще давал бы землевладель­цу премию за разрешение обрабатывать землю. Рыбаки на морском побережье, а в северных графствах те, у кого есть ткацкие станки, зачастую платят в качестве ренты суммы большие, нежели рыночная стоимость всей продук­ции, получаемой с занимаемой ими земли. Можно, пожа­луй, предположить, что при таких обстоятельствах им жилось бы лучше, если бы они вовсе не арендовали земли. Но неделю-другую уловы могут быть очень плохими; то же может случиться и со спросом на продукцию домашнего ткачества, и тогда эти люди, не имей они земли для про­изводства пищи, могли бы умереть с голоду. Однако они редко выплачивают всю обещанную ренту. Крестьянин постоянно остается в долгу у своего землевладельца; его жалкого имущества — нищенской одежды его самого и членов семьи, двух-трех стульев и нескольких предметов глиняной посуды, находящихся в убогой лачуге, — не хва­тило бы, будь оно продано, для того, чтобы ликвидировать постоянный и вообще накапливающийся долг арендатора землевладельцу. По большей части крестьяне опаздывают с платежом на год, и извинением за то, что они не платят больших сумм, им служит нищета. Материальное положе­ние крестьянина не улучшится, даже если продукция с арендуемого им участка в какой-нибудь год окажется обильнее обычного или если крестьянин случайно приоб­ретет какую-нибудь собственность; он не может позволить себе питаться лучше или потреблять большее количество еды. Он не может прикупить мебель в дом, как не может и одеть получше жену и детей. Приобретенное им должно пойти человеку, у которого он арендует землю. Случайное увеличение дохода коттера позволит ему сократить задол­женность по уплате ренты и тем самым отсрочить сгон с арендуемого участка. Но это и предел его надежд».

В качестве крайнего примера ожесточенности конку­рентной борьбы за землю и той чудовищной высоты, до

которой эта конкуренция временами взвинчивает номи­нальную ренту, можно привести факт, который содержится в собранных комиссией лорда Девона показаниях и засви­детельствован Херли, коронным секретарем графства Кер­ри*: «Я знаю случай, когда арендатор нанимал ферму, которая была мне хорошо известна и давала 50 ф. ст. в год; однако конкуренция достигла такого накала, что он пообещал платить ренту в 450 ф. ст. в год,».

§ 3. При таком положении вещей что может арендатор выиграть от какого бы то ни было трудолюбия и благора­зумия и что он может потерять вследствие самого край­него безрассудства? Если землевладелец в любой момент воспользуется своими законными правами в полном объеме, коттер не сможет даже существовать. Если бы ценою дополнительных усилий коттер удвоил продукцию со своего клочка земли или если бы он благоразумно воз­держался от увеличения числа едоков, поглощающих эту продукцию, то единственным его выигрышем было бы то, что у него осталось бы больше средств для уплаты земле­владельцу, тогда как, будь у него хоть 20 детей, все равно сначала получат пропитание члены его семьи, а землевла­делец сможет взять лишь то, что останется. Из всех живущих на свете людей, кажется, один лишь коттер находится в таком положении, при котором он едва ли может улучшить или ухудшить свою участь каким-либо собственным поступком. Если коттер трудолюбивили бла-.горазумен, то от этого выиграет только его землевладелец; если коттер ленив и невоздержан, то и убыток от этого будет только его землевладельцу. Самое богатое вообра­жение неспособно представить 'положения, при котором побуждения к труду и.к самоконтролю отсутствовали бы в большей степени. Побуждения, воздействующие на сво­бодных людей, отняты и не заменены побуждениями, кото­рые управляют рабами. Коттеру не на что надеяться и нечего бояться, за исключением сгона с арендуемого им участка, а от этой угрозы он защищается, 'прибегал к ultima ratio (последний, решительный, крайний довод) -оборонительной гражданской войне. «Рокизм» и движение «белых ребят» были³ проявлением решимости людей,

* "Evidence", p.' 851.

³ [До 5-го издания (1862 г.)—«являются».]

которые не могли назвать своим ничего, кроме ежедневно­го пропитания самого скверного качества, и не желали ли­шиться и этой малости в угоду другим.

В таком случае не со злою ли сатирой на способ, кото­рым формируются мнения по важнейшим проблемам естества и жизни человека, мы сталкиваемся, обнаружи­вая, что наставники общества, претендующие на большую ученость, приписывают отсталость ирландской промыш­ленности и недостаток энергии, проявляемый ирландцами в деле улучшения своего положения, особенной лености и insouciance (беззаботность, беспечность), свойственными кельтской расе? Из всех распространенных способов укло­няться от рассмотрения того, как воздействуют на ум и душу человека общественные и нравственные условия, самый пошлый состоит в том, что различия в поведении и характере людей приписываются их врожденным и при­родным особенностям. Какая раса не стала бы ленивой и безалаберной, когда положение дел таково, что люди не извлекают никаких преимуществ из своей цредуемотри-тельности и усердия? Если люди живут и трудятся при таких порядках, нет ничего удивительного в том, что они не стряхивают с себя порожденные такими условиями апа­тию и безразличие сразу же, как только предоставляется возможность трудиться с действительной пользой? Вполне естественно, что такой любящий удовольствия и чувствен­ный народ, как ирландцы, будет менее привержен к по­стоянному, рутинному труду, нежели англичане, посколь­ку для ирландцев жизнь и независимо от труда имеет боль­шую привлекательность; но они не менее способны к напряженному постоянному труду, чем их кельтские соро­дичи французы, не менее, чем тосканцы или древние гре­ки. Характер ирландцев, с присущей ему возбудимостью, является именно таким характером, в котором соответ­ствующими побуждениями легче всего разжечь дух вооду­шевленного труда. Если люди не хотят работать без побу­дительной причины, это не дает еще никаких доказа­тельств отсутствия у них трудолюбия. В Англии или Аме­рике никто не трудится напряжённее ирландцев — но не при коттерской системе.

§ 4. Положение, в котором находится многочисленное земледельческое население Индии, почти аналогично по­ложению коттеров и в то же время в достаточной степени

отлично от него, чтобы сравнение этих двух систем стало поучительным. В большинстве районов Индии существу­ют и, вероятно, всегда существовали лишь две стороны, участвующие в соглашениях об аренде, — землевладелец и крестьянин; обычно землевладельцем является носитель верховной власти, за исключением тех случаев, когда он особым документом уступил свои права какому-либо лицу, которое становится его представителем. Но размеры аренд­ных платежей индийских крестьян, или, как их называют, райятов, редко, если вообще когда-либо регулирует конку­ренция, как это происходит в Ирландии. Хотя местные обычаи бесконечно разнообразны и практически не суще­ствует обычая, который можно было бы успешно противо­поставить воле государя, тем не менее в Индии всегда дей­ствовали некоторые общие для любого округа правила и сборщик налогов не заключал с каждым крестьянином отдельной сделки, но облагал всех налогом в соответствии с этим общим правилом. Таким образом, сохранялась идея принадлежащего арендатору права собственности или, во всяком случае, права на постоянное владение занимаемым им участком, и возникала аномалия сосуществования пра­ва крестьянина-хозяина на фиксированную вечную аренду занимаемой им земли и власти землевладельца произволь­но увеличивать ренту.

Когда ;в большей части Индии индусских правителей сменили могольские завоеватели, они стали действовать на основании иного принципа. Была проведена подробней­шая поземельная опись, положенная в основу системы об­ложения, которая установила конкретную сумму аренд­ных платежей, причитающихся правительству с каждого поля. Если бы в действительности взимаемые платежи ни­когда не превышали установленных размеров, райяты на­ходились бы в сравнительно выгодном положении крестьян-собственников, платящих тяжелую, но фиксированную ренту. Однако отсутствие реальной защиты от незаконных вымогательств сделало это улучшение положения райятов, скорее, номинальным, нежели действительным. За исклю­чением тех редких случаев, когда местный правитель был гуманен и энергичен, вымогательства не имели иного прак­тического предела, кроме неспособности самого райята платить больше.

Таково было положение дел, которое получили в на­следство английские правители Индии, и они уже на ран-

ней стадии своей деятельности ощутили настоятельную необходимость положить конец такому произвольному характеру поземельных сборов и установить определен­ные границы для правительственных требований. Англи­чане не пытались вернуться к сделанной моголами оценке земель. В общем, английская администрация в Индии дей­ствовала весьма рационально, обращая мало внимания на то, как представлялись туземные учреждения в теории, но изучая те права, которые существовали и были уважаемы на практике, ограждая и расширяя их. Однако в течение длительного времени английская администрация допуска­ла грубые и достойные сожаления ошибки в деле установ­ления фактов и самым превратным образом истолковыва­ла существующие права и обычаи. Ошибки английской администрации проистекали из-за неспособности людей за­урядного ума представить себе общественные отношения, коренным образом отличающиеся от тех, с которыми они хорошо были знакомы на практике. Поскольку в Англии привыкли к крупным поместьям и крупным землевладель­цам, английские правители сочли само собой разумею­щимся, что и Индия должна иметь крупное землевладе­ние; и, осмотревшись в поисках какого-нибудь сословия, на котором можно было бы остановить выбор, они обрати­ли внимание на сборщиков налогов, называемых за-миндарами. «Заминдар, — пишет проницательный историк Индии *, — имел некоторые характерные для землевла­дельца признаки: он собирал арендные платежи с жи­телей определенного района, управлял земледельцами этого района, жил, окруженный сравнительным 'блеском, а когда умирал, то ему наследовал его сын. Поэтому неза­медлительно сделали вывод о том, что заминдары были собственниками земли, землевладельческой аристократи­ей и землевладельческим нетитулованным дворянством Индии. Не было принято во внимание то обстоятельство, что заминдары, хотя и собирали ренту, не удерживали ее в своих руках, а за малым вычетом передавали правитель­ству. Не приняли во внимание и то, что, если заминдары управляли райятами и во многих отношениях пользова­лись над ними деспотической властью, все же они обраща­лись с райятами не как со своими арендаторами, держа­щими участки принадлежащей заминдарам земли в соот-

* М i 11. History of British India,

БИБЛИОТЕК*

ветствии с писаными или неписаными, срочными или бес­срочными соглашениями. Райят был наследственным вла­дельцем, и заминдар не имел законного права согнать его с занимаемой земли; эаминдар должен был отчитываться за каждый фартинг, полученный им с райята; и если из всей собранной суммы заминдар удерживал сверх той не­большой доли, которую ему было дозволено получать в качестве платы за сбор налогов, хотя бы одну any, то удер­живал ее посредством мошенничества».

«В Индии, — продолжает этот историк, — представи­лась возможность, не имеющая себе параллелей в мировой истории. После носителя верховной власти самую значи­тельную часть права на землю имели люди, непосредствен­но возделывающие ее. Заминдарам можно было бы легко предоставить полную компенсацию за те права, которыми они обладали. Было принято великодушное решение при­нести в жертву делу улучшения земледелия права собст­венности суверена. Побуждения ,к улучшению, даваемые собственностью и так справедливо оцененные правитель­ственной властью, можно было сообщить тем людям, на которых эти побуждения воздействовали бы несравнимо сильнее, нежели на любой другой класс людей. Эти побуж­дения можно было сообщить тем людям, которые во всех странах являются единственными творцами главных улуч­шений в сельском хозяйстве, — тем самым людям, кото­рые непосредственно заняты обработкой земли. И мера, достойная того, чтобы стать в один ряд с благороднейши­ми мерами, когда-либо предпринимавшимися во имя про­гресса какой-либо страны, помогла бы вознаградить индий­ский народ за те страдания, которые он столь долго претер­певал вследствие дурного правления. Но законодателями были английские .аристократы; и аристократические пред-р ассудки во зобл а дал и ».

Принятая мера оказалась совершенно неудачной в тех основных своих результатах, которых ожидали ее испол­ненные благих намерений тварцы. Непривычные к оценке степени, в которой даже такое разнообразие обстоятельств, какое существует в пределах одного королевства, видоиз­меняет функционирование любого данного учреждения, эти люди обольщались той мыслью, что создали во всех провинциях Бенгалии землевладельцев английского типа, а в действительности оказалось, что они создали всего лишь землевладельцев ирландского типа. Эта новая зем-

левладельческая аристократия обманула все возлагавшие­ся на нее надежды. Она ничего не сделала для улучшения своих поместий, зато сделала все для собственного разоре­ния. Поскольку в Индии не было приложено таких стара­ний, как в Ирландии, для того чтобы дать землевладель­ца!^ возможность избежать последствий их расточительно­сти, почти всю землю в Бенгалии пришлось секвестровать и продать за долги и неуплату налогов, и в течение жизни одного поколения большинство прежних замтвдаров пере­стали существовать. Теперь их место заняли другие семьи, по большей части потомки калькуттских заимодавцев или чиновников-индийцев, обогатившихся при английском правлении и живущих на доставшейся им земле бесполез­ными трутнями. Все те денежные выгоды, которыми пра­вительство пожертвовало ради создания такого класса, в лучшем случае были растрачены впустую⁴.

В тех районах Индии, где британское владычество было установлено позднее, избежали грубой ошибки — не одари­ли бесполезное сословие крупных землевладельцев пожа­лованиями из государственных доходов. В большей части Мадраеского президентства и некоторой части Бомбей­ского президентства сам земледелец платит ренту непо-

⁴ [В первоначальном тексте далее следовали такие абзацы: «Но в этой плохо продуманной мере был один искупающий момент, которому, вероятно, можно приписать весь прогресс, достигнутый с тех пор бенгальскими провинциями в производстве и размерах доходов.. Действительно, райятов низвели до положения арендато­ров, снимающих землю у заминдаров, но арендаторов, обладающих правом постоянного, вечного владения землей. Заминдарам была предоставлена возможность определять размеры ренты по собствен­ному усмотрению, но будучи установлены однажды, арендные пла­тежи уже никогда не должны были изменяться. Это правило стало законом и соблюдаемой на практике нормой земельной аренды в самой процветающей части индийских владений Британии.

В тех районах Индии, где британское владычество было уста­новлено позднее, избежали грубой ошибки—не одарили бесполез­ное сословие крупных землевладельцев пожалованиями из госу­дарственных доходов, но, не свершив дурного, не сделали и хоро­шего. Администрация сделала для райятов менее того, что требова­ли сделать для них созданные администрацией же землевладель­цы».

Эти абзацы были опущены как неверные.—См. примечание 1871 г. далее на с. 20 в 3-м издании .(1852 г.). В это издание были внесены упоминания о Мадрасе и Бомбее с утверждением о том, что «рента с земли каждого качества установлена навечно». Это не­верное утверждение вычеркнуто в 4-ом издании (1857 г.), в кото­рое внесено упоминание о северо-западных провинциях.]

2* 19

средственно администрации. В северо-западных провинци­ях администрация заключала соглашение об аренде со всей деревенской общиной коллективно, определяя долю, которую должен платить каждый член общины, но нала­гая на всех ее членов солидарную ответственность за недо­имки каждого. Но в большей части Индии сами земледель­цы не получили вечной аренды и фиксированной ренты. Администрация управляет землей на основании того прин­ципа, в соответствии с которым управляет своим поместь­ем хороший ирландский землевладелец, — не подчиняет поземельные отношения действию конкуренции, не спра­шивает у земледельцев, какую арендную плату они обе­щают платить, но сама определяет, какие ренты они в со­стоянии выплатить, предъявляя требования в соответствии с этой оценкой. Во многих районах, в которых одна часть земледельцев считается арендаторами других крестьян, администрация предъявляет налоговые требования только к тем жителям, которых рассматривает как наследников первопоселенцев или завоевателей селения и которые за­частую образуют многочисленную группу. Иногда размер ренты устанавливается всего на 1 год, иногда на 3 года или на 5 лет; но нынешняя политика имеет неизменную тенденцию к установлению долгосрочных аренд, «рок дей­ствия которых в северных провинциях Индии достигает 30 лет. Этот порядок не просуществовал в течение време­ни, достаточного для того, чтобы опыт показал, насколько .стимулы к улучшению, порождаемые в земледельцах дол­госрочной арендой, слабее воздействия, оказываемого пра­вом вечного пользования землей *. Но две системы — годичная аренда и краткосрочная аренда — осуждены не­обратимо. Эти системы можно назвать удачными лишь по сравнению с существовавшим прежде безграничным угне­тением. Их никто не одобрял и никто не смотрел на них иначе, как на временную меру, которая будет устранена тогда, когда более полное знание возможностей страны позволит иметь данные, необходимые для установления какого-нибудь более постоянного порядка⁵.

* [1871 г.] После того как были написаны эти слова, админи­страция в Индии приняла решение о трансформации в северных провинциях долгосрочных аренд в вечные с уплатой фиксирован­ных рент.

⁶ [См. Приложение М. «Формы земельной аренды в Индии».]