Спасибо большое, очень приятно это слышать, — мягко ответил Вильгельм, подписывая карточки. — Как вас зовут?

Патриция.

Отлично.

Троица перекидывалась ничего не значащими фразами, а Том даже и не пытался слушать их, он просто любовался Вильгельмом с лёгкой улыбкой на губах, а когда девушки поцеловали его в щёки, сердце Тома не облилось ненавистью и злобой, оно продолжало учащённый бит.

Извините, — Габриэлла окликнула уже уходящего Билла. — А у вас… не найдётся сигареты? — было слышно, что спрашивать об этом девушке крайне неудобно, но, видимо, от пережитого волнения встречи с кумиром ей было необходимо получить дозу мнимого расслабления.

Циркачи не курят, и вам того же желаю. Любите жизнь, девушки! — кивнув им головой на прощанье, Билл продолжил свой путь на стадион, и если бы другая часть Тома хотела бы навредить осчастливленным и пристыженным заявлением Вильгельма девушкам, он мог бы с лёгкостью отвлечь их предложением сигарет во время пересечения дороги, чтобы они остановились на её середине, тем самым попадая под колёса, но вместо этого мужчина вытащил из кармана почти полную пачку Treasurer и, сжав её, выбросил в ближайшую урну.

Вернувшись в номер, где, как и ожидалось, Владимира уже не было, он нашёл записку всего с двумя словами: «Прости. Удачи», и был благодарен ему за них. Купив по дороге килограмм спелых лимонов, качеством и вкусом которых гордились итальянские рынки, Томаш стал тщательно выводить буквы на красивой открытке с изображением фонтана Треви: «L'amore è come una sigaretta — bollente, lasciando dietro di sé un finale, ma il circo non fumava, ma il frutto lascerà un sapore aspro eccellente e rafforzare la già buona salute[27]». Малиновое сердце билось ровно, малиновое сердце было полно любви.

Secret Garden «The promise» | Secret Garden «Ode to simplicity» | Cinema Bizarre «My obsession»

Том внимательно разглядывал здание Лионского вокзала[28], чувствуя себя как никогда потерянным и опустошённым. Поездка из Рима до Парижа выдалась очень нервной и тяжёлой, хотя его сосед по креслу был весьма болтлив и даже как-то отвлекал, только вот мысли всё равно возвращались к разговору с Владимиром и к последующему телефонному с Давидом, во время которого Том дал другу понять, что продолжать общение не желает в силу множества причин. Всё сказанное, без сомнений, было лишь мимолётной горячкой, что позже сменилась долей стыда и едким одиночеством, но от своей цели не связываться с друзьями Том отрекаться не смел, потому что гордость, пусть и при несколько запутанном разуме, не давала ему вставить старую сим-карту в разъём мобильного и набрать знакомый номер.

Циферблат часовой башни показывал одиннадцать утра, а Том стоял, сжав ручку чемодана, и не мог отвести взгляда от витиеватых цифр, мечтая прокрутить время далеко назад, когда ему было всего шестнадцать лет, когда он мог всё изменить, когда ныне недосягаемое было на расстоянии руки, только машина времени — всего лишь миф, которому никогда не суждено стать реальностью. Желудок громко заурчал, и Томаш недовольно поморщился — есть хотелось неимоверно, а привокзальный ресторан «Синий поезд»[29] отчего-то оттолкнул своим восточным антуражем, хотя от него и веяло уютом, но мужчина твёрдо решил добраться до своего отеля, везя за собой чемодан на колёсиках. «Trianon Gare de Lyon» находился неподалёку от вокзала, что было огромной удачей для вымученного поездкой Новака, хотя не только от неё сжимало виски — мимолётные сны с одним и тем же сюжетом вкупе с мыслями о Вильгельме убивали все имеющиеся силы и выдержку.