Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Не сдаваться, — тихо произнёс Томаш, минуя небольшую группу туристов, что-то увлечённо обсуждающих на своём языке, в котором Том признал японский и улыбнулся краешками губ.




Париж гудел, говорил, дышал, и, казалось, каждая его частица не приостанавливала движения ни на минуту. Кто бы мог подумать, что ныне город огней, любви и моды основали обычные лодочники, рыбаки и торговцы. Великолепие открывающихся картин поражало воображение не только изумительной архитектурой, но и невероятной энергией — воздух точно был пропитан ароматами духов и первой любви, взгляд то и дело цеплялся за проходящие мимо пары, наполняя сердце горькой радостью и заставляя глаза щуриться в улыбке, отчаянно скрывая грустный блеск. Томашу хотелось исчезнуть, чтобы не видеть осчастливленных лиц прохожих, не чувствовать ноющую в невидимой дыре боль, которая расползалась от груди к горлу, сжимая его и спирая дыхание моментально. Он ускорял шаг, почти переходя на бег, стараясь перегнать собственную тень в ещё не нагретом асфальте, только мысль о том, что убежать от самого себя никому не под силу, не давала покоя. Не стереть следы, оставленные прошлым, не замазать старые шрамы и трещины, не забыть, не… Две проклятые буквы вспыхивали перед глазами, точно неоновые вывески в ночи, и Томаш жмурился, отчего чуть не сбил с ног любезно открывшего дверь швейцара, всучивая ему свой багаж и на ватных ногах добираясь до стойки консьержа, чтобы быстро оформить регистрацию и умчаться в свой номер, игнорируя пустой лифт, которого он не дождался, перепрыгивая чуть ли не по три ступеньки и оказываясь наконец в четырёх стенах мнимого убежища от мира.

Всё в порядке, месье? — поинтересовался молодой парень на английском, глядя на тяжело дышащего Томаша с искренним беспокойством.

А? — произнёс Том, вырванный из раздумий.

С вами всё хорошо?

И если бы Томаш только мог рассказать этому пареньку в красной униформе о том, что ни черта у него не «хорошо», показать все свои самые страшные секреты, просто вылить на него всю грязь, что накопилась в душе, и почувствовать очищение, только этого делать было нельзя, и даже не потому, что ему предстояло жить в этом отеле пять дней, — его собственные проблемы не должны были становиться чужими, обрекающими выслушавшего на такие же тяжёлые мысли.

Да, спасибо. Оставьте вещи здесь.

Дав швейцару чаевые, мужчина поторопился закрыть за ним дверь, лишая его всякой возможности распознать фальшивую улыбку и снова начать расспросы — это бремя было его собственностью, и никто, кроме него самого, не сможет сделать его легче. Включив ноутбук и проверив почту с благодарственными письмами и новыми заказами, Томаш решил посвятить себя работе, которая отвлекала его от ненужных метаний лучше всего. После быстрого душа Томаш чувствовал себя обновлённым, а с гелем, что он на быструю руку купил в привокзальном магазине Рима, и вовсе ощущал каплю какой-то гармонии — запах апельсинового цвета Том любил ещё со школы, как и сами апельсины. В голове вспыхнуло воспоминание того, как он, сидя в библиотеке, тихонько поедал оранжевые дольки, конечно же, выдавая себя душистым запахом, витающим в помещении. Есть в окружении книг было строго запрещено, но пятнадцатилетнему Новаку было плевать на правила, да и сидящий рядом мальчик улыбался от его «незаконных» действий, а Томаш любил делать людей радостными, пусть и мимолётными мелочами. Брюнет сидел на стуле по-соседству, уголки его губ, как бы ни старался, упрямо ползли вверх, а когда от неосторожного движения Тома апельсин брызнул, он не сдержался и рассмеялся вслух; оглушительная тишина и хранение молчания были таким же непреложным правилом, как и отсутствие съестного на столе, поэтому старенькая библиотекарша, конечно же, сделала замечание громкому школьнику, улыбка которого вмиг исчезла, но Томаш хорошо запомнил её. Потому что увидел снова через одиннадцать лет. Потому что она не изменилась ни на йоту. Потому что принадлежала Биллу.

Надев чистую футболку и широкие спортивные штаны, Томаш погрузился в виртуальный мир программирования и скриптов, краем глаза отмечая раздувшиеся, словно паруса, шторы и жёлтый свет в окне, изредка прорезающийся сквозь щели меж занавесок и попадающий на спину. Температура была не больше двадцати градусов, да и прохладный ветер уже приближающейся Осени тепла не добавлял, только Тому очень нравилось, когда ступни и пальцы ног немного замерзали, хотя заботливый Давид постоянно ругал его за это, объясняя своё недовольство тем, что ноги всегда должны быть в тепле.

Эх, Давид, — отрицать факт тоски по друзьям Томаш не мог, их не хватало слишком сильно, к тому же за столь долгий срок общения они стали ему как братья, но сейчас был момент истины, когда в душе мужчины не должно было быть никаких сомнений, он не имел права отступать, тем более что цель была близка.

Приняв решение сделать дизайн сайта телекоммуникаций до вечера, Том быстро застучал по клавишам, предвкушая момент прогулки по Парижу. Билет на цирковое выступление был датирован завтрашним днём, а значит, переживать о возможном опоздании совсем не стоило — увидеть Билла он мог в любую секунду, пускай и на жидкокристаллическом мониторе, зато он был весь его. Воображение и любовь дарили странные ощущения, но именно благодаря им Томаш улыбнулся, в тысячный раз разглядывая глубокие глаза Вильгельма в чёрно-белом цвете.

⋆⋆⋆

Солнце медленно укутывалось одеялом вечерних облаков, когда Томаш вышел из здания отеля, предварительно поинтересовавшись на ресепшене о местных достопримечательностях. Улыбчивая девушка-администратор с радостью перечислила памятные места Парижа, и Томаш уже настраивал маршрут навигатора на Собор Парижской Богоматери[30], Эйфелеву башню[31], Елисейские поля[32] переходящие, в триумфальную арку[33], площадь Бастилии[34]. Город медленно разжигал огни, переливаясь разными цветами, подмигивал рекламными вывесками и светом проносящихся мимо автомобилей. Идея взять напрокат мотороллер пришла в голову сразу, поэтому уже через десять минут Томаш неторопливо проезжал по узким извилистым улочкам, минуя устоявшие под временем дома с маленьким окошками и улыбающихся вслед девушек, которых мужчина очаровывал с полувзгляда. Кто-то ранее рассказывал ему, что люди в Париже особой приветливостью не отличаются, да и наличие большого количества туристов слишком разительно сказывается на встрече с истинными парижанами, но Томаш задался целью рассмотреть город под своим углом, придумывая и создавая таким, каким хотелось видеть больше всего. Изумительная Сена заставила остановиться и взглянуть на себя. Широкое водяное зеркало отражало свет фонарей, а разрезающий гладь катер оставлял после себя полосу дороги, которая через мгновения сливалась в одно целое, играя бликами. Томашу нестерпимо захотелось прокатиться по ночной реке вместе с другими туристами, что он впоследствии и сделал, припарковав мотороллер у дерева и купив билет. Место попалось самое хорошее — в носу катера. Томаш даже возомнил себя Леонардо ди Каприо из «Титаника», на секунду расправив руки. Стоявшие рядом туристы смерили его весьма странными взглядами, но даже если бы им и хотелось что-то сказать, мужчина их всё равно не слышал. Вода всегда оказывала на Новака какое-то особенное влияние, и дело было вовсе не в бесконечности, которая рождалась в голове, глядя на прозрачную гладь, сам вид пенящейся и бурлящей силы будил внутри забытые чувства и эмоции, успокаивая и выводя на новые уровни размышлений. Огни Парижа чудесно гармонировали с шумом встревоженной мотором стихии, и Томаш, казалось, утопал в царящей вокруг атмосфере. Его душа точно отделилась от тела, паря высоко над землёй. Он никогда не думал, что обычная на первый взгляд прогулка по именитым достопримечательностям города будет настолько нужной. Оглянувшись на людей позади себя, он увидел разные лица, с разными выражениями: одна девушка куталась в свой платок, чтобы не замёрзнуть, а стоящий рядом парень задумчиво смотрел вперёд; маленькая девочка сидела у папы на плечах, расправив руки и широко улыбаясь; небольшая компания подростков фотографировалась и галдела без умолку, и лишь одна девочка в бирюзовом платье стояла у борта наблюдая за медленно переходящими друг в друга видами Парижа. Том почувствовал какое-то сходство с ней, чуть улыбаясь в полумраке и снова возвращаясь к созерцанию красот города. Тридцатиминутное путешествие закончилось как-то очень уж быстро, но Томаш никакого сожаления не чувствовал, ведь сегодняшняя ночь была в его власти, тем более что Париж никогда не спит, ускользая от глаз бесконечно сменяющимся потоком машин с ярко-жёлтыми и красными фарами, полосой разделяющими дороги-ленты.

Петляя по улочкам города, Том и не заметил, как оказался возле базилика Сакре-Кёр[35], где, как и обычно, толпилась молодежь, напевая песни и танцуя под свою собственную музыку. Тома крайне удивило это действо, заставив прервать путешествие по ночному городу и понаблюдать со стороны за окружающим миром, в котором, как ни странно, он не чувствовал себя чужаком. Белые стены храма красиво подсвечивались синим и жёлтым, а подвижное людское море не унималось ни на минуту. Он заглушил мотор и, встав на асфальт, закачался из стороны в сторону. К нему подошла девушка в игривом сарафане и тонкой кожаной куртке, приглашая станцевать вместе с собой, что Том и сделал, поставив тормоз и, обняв незнакомку за талию, стал двигаться с ней в ритме сальсы. Он не знал ни имени, ни того, что она любит и когда впервые поцеловалась, но ему было как никогда хорошо в эту секунду. Партнёрша на пять минут лучезарно улыбалась и хохотала, сжимая пальцы и тут же их отпуская. Томаш и сам не понимал, где и когда успел научиться танцевать, но получалось очень даже хорошо. Вскоре танец закончился и он, поцеловав тонкое запястье девушки, сел на мотороллер, уезжая прочь от бушующего весельем действа.

⋆⋆⋆

Томаш никак не находил себе места, сколько не пытался. Он ненавидел чувство пустого беспокойства, когда не знаешь первопричины, но отчего-то переживая так, будто что-то плохое уже случилось. Мужчина не знал, было ли это как-то связано с будущим выступлением Вильгельма, с ним самим или вовсе являлось беспочвенным порывом, рассеявшимся через какое-то мгновение. От вчерашнего спокойствия не осталось и следа, ни единой нити.

Сегодня манеж был выполнен в ярко-красных тонах, в тех самых, что вселяли в Тома неугомонный страх, в тех самых, которые он невольно примерял на Вильгельма и был окрашен в своих снах сам. Заполнявшие стадион Bercy люди сейчас больше походили на искажённые картины кривых зеркал, хохоча непозволительно громко над нелепыми клоунами с огромными венками из роз, в которых, наверное, только Томаш видел надгробные; канатоходцы выполняли номера особо опасные, практически срываясь вниз, а парящие в вышине акробаты и вовсе заставляли сердце мужчины заходиться в бешеном ритме, точно он видел их представление впервые. Весь антураж сооружённой арены каждой деталью напоминал о Париже его страстью к красоте и всепоглощающей любви с оттенками печальной Осени. Новака тронула до глубины души сценка влюблённой пары фокусников, что не только творили чудеса ловкостью рук, но и приковывали взгляд красивой театральной игрой, дополнявшейся сыплющимися с купола листьями, один из которых Том поймал, крутя за стебель пальцами. Он был пожухло-красным и в форме большой капли, только цветом своим ничуть не пугал. Со всеми этим переездами из страны в страну Томаш и забыл о скором приходе Осени, с которой было связано очень многое, в прочем, воспоминания эти хранились глубоко от людских глаз и слов, оттого и не показывались никогда. Мужчина всегда считал это время года любимым, несмотря на то, что все поэты и прозаики мира нарекали багровую Леди романтично-меланхоличной. Том любил подолгу стоять на набережной, упираясь локтями в кованый бордюр, и наблюдать, как упавшая листва мерно плывёт по водной глади.

Девушка рядом закрыла лицо руками, когда мастерски метнувший нож мужчина в чёрном фраке исполнил свой номер с бессменным успехом, галантно целуя пальцы утончённой девушки в таком же костюме. Сегодняшнее выступление проходило мимо внимания Новака почти до финального номера, единственным, что заставляло смотреть, была тихо падающая листва. Семнадцатитысячный стадион замирал и восторгался как по команде, а Томаш, лишённый всяких эмоций, глядел перед собой, пытаясь хоть как-то поймать суть происходящего на манеже, но апатия развеялась с потухшим светом, потому что его кавалер уже стоял посреди песочной сцены, подняв руки в форме лодочек в белоснежных перчатках, и ждал выхода своих покорных хищников. Это выступление Томаш решил не снимать по привычке, а просто любоваться искусным Вильгельмом не через объектив сотового телефона, впитывая образ воочию, рассматривая каждую сверкающую деталь идеального костюма, что сидел на нём как вторая кожа. Мужчина был уверен, что никогда не перестанет восхищаться им, ни на секунду, ведь то, что Билл творил с его душой, сам того не подозревая, было не описать никакими существующими в мире словами. Сердце Тома трепетало как зёрнышко огня на ветру каждый раз, когда укротитель проходил рядом с его местом, которое находилось максимально близко к манежу. Если бы не эта толпа и спокойно-величественные животные, Том бы обошёл сетку, показываясь перед Вильгельмом каким был, — без прикрас и надетых масок, немного сломленным и одержимым одновременно. Они бы стояли под этими листьями, молча разглядывая друг друга и делая шаг вперёд — синхронно и неторопливо.

А Вильгельм уже разъезжал по арене верхом на Султане, заканчивая ещё один номер, но Томаш больше не смотрел, вместо этого он аккуратно проходил меж стоя аплодирующих людей, восторженно благодарящих талантливого дрессировщика, а влюблённый в этого дрессировщика Том ускорял свой шаг, разрывая путы призрачных грёз собственными руками, пытался собраться мужеством и пойти, наконец, в гримёрную к артисту, но воли не хватало, отчего мужчина раздражался сильнее, называя себя последними словами, в итоге не имеющими никакого эффекта.

— Одержимый, трусливый идиот… одержимый, трусливый идиот… одержимый… трусливый… идиот…

Вы что-то сказали? — произнесла статная француженка бальзаковского возраста, стоявшая рядом в лифте, в котором Томаш оказался совершенно необъяснимым образом — ноги на автомате привели его в отель.

Одержимый, — твёрдо ответил Том, подняв на женщину взгляд. Задумчивое выражение лица мгновенно сменилось испуганным, и она вышла из кабинки, несмело оглядываясь назад на оставшегося внутри мужчину, что смотрел на своё отражение в зеркальных стенах и продолжал шептать одно и то же, будто второе лицо могло его переубедить и доказать обратное.

⋆⋆⋆

Перерыв Интернет в поисках желаемого, Томаш разозлился не на шутку — найти более или менее приличный фитнесс-клуб поблизости не удалось, поэтому было принято решение отыскать самому. Идти в зал при гостинице отчего-то не хотелось совсем, тем более что ни размерами, ни вариацией тренажёров мужчину он не устраивал. Новак очень соскучился по лёгкой боли в мышцах, по напряжённым рукам и упражнениям на пресс, к тому же он всерьёз боялся потерять спортивную форму, исхудав как девочки-анорексички от нервов, или наоборот, — раздувшись подобно свежеиспечённым пирожкам, поэтому сумка была собрана быстро, а надетые на правое запястье часы показывали десять утра — любимое время.

Томаш замечал, что идущие ему навстречу люди глядели на него, чуть ли не оборачиваясь вслед с дикими глазами, хотя он понимал — эта реакция была надуманно им же самим гиперболизированной, но всё равно приносила чуточку приятных ощущений. Всё-таки его белоснежный костюм с серыми полосами и не менее белоснежные кроссовки привлекали к себе внимание. Новак всерьёз задумался о сопутствующей ему сегодня удаче, потому как прямо перед ним стояло здание фитнесс-центра с примечательным названием Fitness first, которого он по каким-то совершенно загадочным причинам не обнаружил на просторах Интернета, а навигатор сел в самый неподходящий момент. Справку с правом посещения спортивных заведений Том получил невообразимо быстро, поэтому никаких проблем с покупкой талона на одноразовый визит не возникло. Габариты зала приятного удивили медленно шагающего по паркетному полу Томаша. Велосипеды, беговые дорожки, силовые тренажёры, штанги — всё стояло строго в ряд, без единой погрешности и нарушения общей гармонии. Никого кроме него и мужчины в синем костюме, стоящего спиной, здесь больше не было. Новак был рад пустоте и тихой французской музыке, льющейся из колонок. Сняв толстовку и оставшись тем самым в серой борцовке, Том занял место у одного из велотренажёров. Приятная нега разливалась по спящим мышцам, разогревая их и пробуждая тело от недавнего сна, бицепсы чётко перекатывались под кожей, напрягаясь максимально сильно. Дыхание Тома участилось вместе с увеличившейся скоростью, и он прикрыл глаза, опуская голову и чувствуя, как капля пота течёт ото лба по переносице и застывает на кончике носа, но Новак и не ожидал, что воздух кончится моментально, потому как отражение зеркальных стен, взгляд на которые он всё же поднял, покажет ему совершенно неожиданного человека. Хотя… в случайности Томаш больше не верил, ведь именно для вот таких встреч он и подбирал отели поблизости. Билл упражнялся на силовом тренажёре, будучи тем самым мужчиной в синем костюме, и выдыхал через рот, округляя губы. Его кожа блестела от пота, а Том тяжело сглотнул, останавливаясь совсем. Он не был уверен, видел его Вильгельм или нет, но лишить себя возможности смотреть на него вот такого — доступного и желанного, как никогда сильно, — было выше его сил. Последующие пятнадцать минут он усиленно делал вид, что пришёл сюда ради спорта, стараясь как можно незаметно подглядывать за ничего не видящим перед собой мужчиной и кусать в досаде губы, мысленно ударяясь головой о тренировочный гриф. От желания коснуться этого напряжённого тела кололо кончики пальцев, которыми он обхватывал холодную сталь, отрывая от подставки штангу с шестьюдесятью килограммами. Сосредоточиться на ней было крайне тяжело, а после услышанного голоса Билла, дружелюбно отвечающего чужому, — низкому и грубому, — Томаш и вовсе поставил тренажёр на место. Нынешняя пустота, которой он наслаждался полчаса назад, была ненавистной, потому что два голоса эхом отражались от стен, доносясь смехом и спокойной беседой. Рядом с Вильгельмом стоял явно перекаченный стероидами парень в два раза больше самого Левандовски. Он практически пожирал Билла глазами, тем более что в ориентации ненавистного объекта Том и не сомневался даже — типичный гей-качок с раздутым самомнением и отсутствием мозгов. Мужчина на автомате встал с лежака и, обойдя его, стал снимать прорезиненные диски, но делал это так, чтобы они оставались на самом конце, рискуя соскользнуть в любую секунду. Зло сверля коснувшегося руки Билла незнакомца, Томаш повторил свои манипуляции и со второй стороной, зная наверняка, что качок обязательно подойдёт к уже готовой штанге. Новак вернулся в раздевалку за душевыми принадлежностями, проходя мимо беседующей парочки, и направился в просторную душевую, в которую вошёл уже нагим, ступая на прохладный кафельный пол. Вода мерно лилась на обнажённое и утомлённое тренировками тело, обволакивая коконом и успокаивая кожу, которую Томаш скрёб короткими ногтями, рисуя красные полосы на плоской груди с бледно-розовыми ореолами сосков, ниже по животу с кубиками пресса и разводя ладони в стороны к бедрам, впиваясь в мышцы до боли. Крик злости на самого себя грозил сорваться с приоткрытых губ, ловящих влагу. Очередная прекрасная возможность разговора была безнадёжно упущена из-за собственной трусости и глупости. В который раз.

Верёвочка с амулетом-черепахой промокла моментально, прилипая к телу и контрастируя тёмно-коричневым цветом с распаренной кожей, и Томаш сжал янтарную фигурку пальцами так, чтобы она оставляла следы. Сзади раздались шаги и скрип повёрнутых смесителей. Резко повернув голову, Томаш пожалел, что поторопился: чуть тронутое загаром тело в паровой дымке было подобно миражу в пустыне, крепкая спина с играющими от движения руками мышцами завораживала своей красотой настолько, что коснуться её широко раскрытой ладонью хотелось сию же секунду; полосы воды стекали вниз к округлым ягодицам и дальше по длинным ровным ногам к полу. Мужчина облизнул и без того влажные от пара губы, делая шаг вперёд. Вильгельм тихонько напевал что-то себе под нос, а Томаш чувствовал себя так, словно в лёгких кто-то проделал дыры, и кислород выбивался из щелей, не попадая в кровь. Сердце колотилось где-то в глотке, а внизу живота всё горело огнём, о чём свидетельствовал гордо выпрямленный член. С каждой новой секундой пара становилось всё больше, Том глотал его вместе с горячим воздухом, продолжая двигаться к массирующему голову Биллу. Рука самовольно съехала вниз, касаясь возбуждённой плоти — Том еле сдержал надрывный стон. И не было никакого стыда от того, что сейчас он выступал в роли вуайериста, не было страха, не было ничего запретного, просто как оголённый провод чувства и желания, бурлящие внутри лавой. Закусив нижнюю губу до боли, Том жадно смотрел на подвижное тело, и резко ласкал себя, мечтая развернуть Билла лицом к себе и поцеловать глубоко, исследуя языком рот и соприкасаясь с чужим; обхватить ладонями стройные бёдра и, подхватив под ягодицы, приподнять, прижимаясь своим возбуждением максимально близко и так, как следовало. Рывки становились всё чаще, и Том даже не переживал, что кто-то другой мог увидеть его персональное преступление. Волны подступающего оргазма почти сбивали с ног, но он не отступал от своей цели — подойдя на расстояние вытянутой руки, он протянул ладонь к Вильгельму, почти касаясь лопатки кончиками пальцев, только страх быть разоблачённым всё же одержал верх, отшвыривая его назад к своей кабинке. Ухватившись за кран рукой, Том достиг кульминации своего экстаза, еле удерживая равновесие.

В тренажёрном зале раздался пронзительный крик, на который выбежал Билл, а не выдержавший эмоционального бума Томаш сел на мокрый от воды пол, обхватывая колени руками. Где-то снаружи звали на помощь и говорили о госпитализации, а Том лишь задержался на пару мгновений, слушая поскуливания качка и причитания Билла. Как покинул пределы душевой и фитнесс-центра мужчина не помнил, зато он прекрасно понимал смысл написанных дрожащими пальцами слов на красивой открытке с изображением Эйфелевой башни: «Aujourd'hui, c'était le meilleur jour de ma vie. Aujourd'hui, il m'a donné te toucher[36].». И это было его подарком Его собственным и ничьим больше.

Comedie Musicale «Etre a la hauteur» | Edwin Marton «Tosca Fantasy»

 

Том ненавидел летать. Ненавидел не потому, что боялся высоты или того, что самолёт потерпит крушение, — он не любил быть зависимым от чужой воли и действий, которыми сейчас в полной мере обладали пилоты. Мужчина сидел у окна, глядя на слои грязно-белых облаков, что напоминали перину, и по которым он всегда мечтал походить в детстве. Как не пытался, но его взгляд всё равно обращался к паре, сидящей по левую сторону самолёта. Они что-то увлечённо обсуждали, по крайней мере, смахивающий непослушные каштановые кудри парень старался всеми возможными способами привлечь внимание собеседника, что говорил скорее из любезности, чем из искреннего интереса. Новаку пришлось взломать базу данных аэропорта, рискуя раскрыть себя каждую секунду, чтобы узнать, летит ли Вильгельм на самолёте или предпочел ему поездку через Ла-Манш, и какова же была его удача, когда он увидел заветные буквы на экране монитора, только одного он не мог предугадать наверняка — чувства безудержной ненависти и ревности. Если бы спящая рядом женщина бальзаковского возраста могла чувствовать обуревающие соседа эмоции, то, скорее всего, кожа получила бы сильнейший ожог. Тому казалось, что кровь бурлит, подобно проснувшейся от долгой спячки лаве, и единственным способом заморозить её был непосредственный контакт с ледяной водой, за помощь которой он и направился в туалет, стараясь не хлопать дверью непозволительно громко. Зеркало было до безобразия чистое, без единого пятнышка и трещинки, что и подобало сервису первого класса. На этом куске стекла хотелось оставить отпечатки, заставить его запотеть или попросту разбить, чтобы не видеть отражения ярости, залившей глаза чёрным полотном. Ледяные капли ничуть не помогали, на какую-то долю мгновений Томашу показалось, будто они шипят на коже, испаряясь и исчезая в мгновения ока, но, конечно же, всё это было плодом больной фантазии, что никак не выключалась своим же хозяином. Забыв закрыть дверь кабинки, он столкнулся в дверях с человеком, глаза которого были расширены от удивления и смущения одновременно. Их лица застыли на расстоянии полуметра, но этого было достаточно, чтобы ноги Новака вмиг превратились в ватные, а дыхание участилось под стать чечёточному ритму колотящегося в груди сердца. Он не знал, запомнит его Билл или нет, но уверенность в том, что это дыхание на своей коже и глубокий карий блеск глаз он сам навечно оставит в своих воспоминаниях, была сильнее всего на свете. И было не важно, секунды или минуту длилось это временное помутнение обоих, Том чётко осознал тот факт, что стоящий напротив мужчина — именно та недостающая часть его души, которую он неосознанно искал всю свою жизнь. Билл выглядел усталым и невыспавшимся, но даже тёмные круги под глазами не умаляли его красоты, которую сейчас впитывал Том.

— С вами всё хорошо? — мурашками по телу Тома раздался обеспокоенный голос Левандовски, и он чудом нашёл в себе силы ответить ровно, не запинаясь и не глотая звуки:


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-15; просмотров: 62; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.005 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты