Впечатления последних дней

Нет такой книги, автор которой упустил бы случай

сообщить читателю, что время летит быстро. Даже

классики мировой литературы и те не отказывали се-

бе в удовольствии констатировать эту суровую исти-

ну. Поэтому не стану оригинальничать и лишать своё

повествование столь привычных для читателя слов:

«Не успел я оглянуться…»

Итак, не успел я оглянуться, как закончился январь.

Время жить на Востоке кончилось, пришло время уле-

тать. Так требовала программа: месяц на Востоке, ме-

сяц в Мирном и на «Оби» вдоль Антарктиды, с вы-

садкой на всех остальных советских полярных стан-

циях. Американцы за нами так и не прилетели: види-

мо, забыли в сутолоке будней о своём обещании, и на

Южный полюс я не попал, и свидетельства о поездке

на тракторе вокруг земной оси не получил «Полюсом

больше, полюсом меньше…» – утешал меня Валерий

Ельсиновский. И был по-своему прав, этот философ

с мушкетёрской бородкой: всего на свете не увидишь,

а если увидишь, то не опишешь, а если опишешь, всё

равно тебе не поверят.

Впрочем, за последнюю неделю на меня обруши-

лось столько впечатлений, что о Южном полюсе и

вспомнить было некогда.

В одно прекрасное утро Василий Семёнович при-

гласил меня на монтаж домика. На своём полярном

веку Сидоров соорудил на обоих полушариях десят-

ки разных строений, и под его руководством работа

шла быстро, без всяких задержек. Я уже рассказывал,

как монтируют домик, и вряд ли стал бы вновь тащить

читателя на стройплощадку, если бы не два обстоя-

тельства Первое из них связано с тем, что ночью из

Мирного прилетел начальник экспедиции Гербович –

знакомиться с положением на Востоке и состоянием

техники у походников. Приезд высокого начальства,

как известно, всегда создаёт напряжение, и восточни-

ки постарались не ударить в грязь лицом: прибрали

помещения и рабочие места, чисто выбрились, пере-

оделись во все свежее и вообще выглядели орлами. В

этот день из-за перестановок в графике я вновь ока-

зался дежурным по станции, и это привело к трагико-

мическому происшествию.

Возвращаюсь на стройплощадку. Начав работу с

нуля, мы к полудню уже установили фундамент, со-

брали соединительные стяжки и только приготови-

лись монтировать панели, как рядом с нами выросла

монументальная фигура начальника экспедиции. Без

видимых усилий подняв тяжёлую панель, Владислав

Иосифович поставил её на место и пошёл за следу-

ющей.

– Вот это мощь! – завистливо проговорил один из

нас. – Подъёмный кран!

Я всегда с большим уважением относился к Гербо-

вичу и знал, что он не принадлежит к числу тех ру-

ководителей, которые любят смотреть, как работают

другие, но в тот момент сообразил, что на моих глазах

происходит вопиющее нарушение правил внутренне-

го распорядка.

– Владислав Иосифович, – обратился я к начальни-

ку экспедиции, – как дежурный до станции вынужден

отстранить вас от работы!

Свидетели этой сцены замерли, а я, выдержав эф-

фектную паузу, пояснил казённым голосом:

– Согласно инструкции, каждый человек, прилета-

ющий на Восток, в течение трех дней не должен под-

нимать тяжести и делать резкие движения. Вы сорвё-

тесь, а кто за вас отвечать будет? Дежурный. С кого

стружку будут снимать? С нашего брата дежурного!

– Ничего не поделаешь, Владислав Иосифович, –

сокрушённо проговорил Сидоров. – Санин у нас ти-

пичный бюрократ!

Полярная демократия восторжествовала: началь-

ник экспедиции беспрекословно подчинился справед-

ливому требованию дежурного.

Ещё большее удовлетворение доставило мне вто-

рое обстоятельство. Вымыв после обеда посуду и

прибрав кают-компанию, я собирался было мирно по-

сидеть в обществе походников за чашкой чаю, как

вдруг Василий Семёнович спросил:

– А почему вы не одеваетесь? Разве я ещё не ска-

зал, что назначил вас прорабом?

Мой язык присох к гортани – так ошеломила меня

неслыханная честь.

– Да, вы прораб, – подтвердил Сидоров. – Скола-

чивайте себе бригаду и завершайте монтаж.

И я сколотил и закончил. А за ужином Сидоров на-

градил мою бригаду (в которой, кстати говоря, оказал-

ся и Владислав Иосифович, добившийся допуска к ра-

боте без права подъёма тяжестей) пачкой великолеп-

ных сигарет. Более того, Семеныч был так потрясён

тем, что смонтированный под моим руководством до-

мик не разваливается от первого прикосновения, что

поручил мне начать строительство дизельной – реше-

ние, иэ-за которого долго потом себя проклинал, ибо я

так лихо собрал стены, что между двумя из них оста-

лась десятисантиметровая щель. Панели пришлось

разбирать, а прораба разжаловали и бросили на ни-

зовку. По наивности я думал, что мой провал останет-

ся неизвестным широкой публике, но не тут-то было.

Через три недели, когда в кают-компании Мирного на

вечере художествонной самодеятельности ребята ис-

полняли частушки, у меня от удивления отвисла че-

люсть:

Некто в должности прораба На Востоке строил ДЭС

И у него на целу залу Не хватило материалу!

В этот момент на обычно непроницаемом лице

Владислава Иосифовича слегка дрогнул один мускул,

и я понял, кто подарил критиканам с баяном сюжет

для частушки.

В кают-компании шёл разговор.

– С тягачами и не такое бывает, – рассказывал один

из исходников. – Семеныч был тогда начальником Во-

стока, подтвердит. В тот день механик-водитель рас-

чищал полосу, доработал до полудня и поехал обе-

дать. Коробка скоростей включалась плохо, и, чтобы

с ней потом не возиться, он выжал палкой сцепления

и кое-как её закрепил. И вот, пока он уплетал борщ,

палка под воздействием вибрации от работы мотора

выскочила, и тягач пошёл! А механик спокойно отобе-

дал, перекурил, вышел из кают-компании – батюшки!

Машина уже в трех километрах!

– Семеныч, тягач удрал!

– Кто, кто удрал?

– Тягач!

– Доктор, – говорит Семеныч, – переутомился това-

рищ, выпиши ему полстакана валерьянки.

Короче, пока заводили трактор, бродяга тягач ушёл

километров на пятнадцать. К счастью, упёрся в за-

струг и заглох – а то попробуй догони его на тракторе!

– Ничего не выдумал, было такое, – с удовольстви-

ем подтвердил Сидоров.

Заканчивался прощальный обед, скоро санно-гусе-

ничный поезд отправится в обратный путь.

– Будь человеком, Вася, отдай Тимофеича, – в де-

сятый раз, но уже с безнадёжностью в голосе просил

Зимин.

– Бери… – кивнул Сидоров, – …ящик коньяка, икру,

запасные каэшки, унты… Что хочешь – поезду ничего

не жалко.

– А Тимофеич?..

– Останется на Востоке, пока не закончу дизель-

ную. В тот день, когда смонтирует систему – отпущу,

и ни минутой раньше.

– Отдай, будь другом! – взывал Зимин.

– Дружба дружбой, а Тимофеич врозь, – отшутился

Сидоров. – Каких ребят тебе даю! Дима Марцинюк,

Коля Валюшкин – мало?

– Добавь Тимофеича – твой портрет над кроватью

повешу!

– Можешь самого меня повесить – не отдам.

На другом конце стола хохот. Это Валерий Фисен-

ко изображал в лицах будущее своих соседей через

пятьдесят лет.

– Пивной ларёк, очередь. Подходит Коля и хрипит

собравшимся: «Плесните, братки, про Восток расска-

жу!»

Ребята шутят, смеются, а на душе скребут кош-

ки: нелегко придётся походникам! Им ещё хотя бы с

недельку отдохнуть, набрать по нескольку килограм-

мов веса, но нельзя: нужно успеть вернуться в Мир-

ный до прихода «Оби», времени в обрез.

– Может, на самолёте обратно полетишь? – с улыб-

кой спросил Сидоров у Зимина.

– Нет уж, – поёжился Зимин и подмигнул Лугово-

му. – На тягаче надёжнее. Правда, Ваня?

– Тягач, он свой, как лошадь, – прогудел Луговой. –

Ну их к бису, самолёты, вертайся на гусеницах!

Мы уже знали, чем объяснялась такая «самолето-

фобия». Как-то Зимину и Луговому довелось лететь

в Мирный на ЛИ-2. Погода была хорошая, ничто не

предвещало неожиданностей. За несколько минут до

посадки пилот выпустил лыжи: одна вышла, а вторая

ни в какую! А горючее кончается! Пришлось садить-

ся на одну лыжу. Как рассказывал Луговой, обнялись

они с Зиминым покрепче и мысленно послали родным

и близким приветственные радиограммы. Но все обо-

шлось, самолёт сел, лишь погнув крыло. Правда, Лу-

говой ухитрился разбить нос о своё же колено, но это

уже «косметика», как говорил сам пострадавший.

Походники уходили в хорошем настроении. Щед-

рый Сидоров из своих запасов обул и одел обносив-

шихся в походе ребят, поделился лучшими продукта-

ми. Из Мирного на смену заболевшему Александру

Ненахову прилетел Лев Черепов, неиссякаемый опти-

мизм которого наверняка пригодится в трудном пути.

К тому же с поездом идёт весёлая компания магни-

тологов – Майсурадзе, Блинов и Валюшкин, которые

будут устанавливать по дороге автоматические стан-

ции с атомными источниками энергии – первые ав-

томаты по изучению магнитных явлений в Антаркти-

де. Объятия, поцелуи – и по приказу Зимина его ребя-

та разошлись по машинам. Но Тимофеич решил про-

длить проводы. Заведя свой тягач, он рванул вперёд

на два километра и остановился, тем самым дав нам

возможность прокатиться на поезде.

Я выбрал «Харьковчанку» – одну из трех знамени-

тых машин, изготовленных специально для антаркти-

ческих полярников рабочими Харьковского трактор-

ного завода. Выбрал с умыслом: я был уверен, что

водитель Виктор Сахаров не откажет мне в удоволь-

ствии посидеть за рычагами. И Виктор не обманул мо-

их ожиданий: уступил своё место, и я по проложенной

Тимофеичем колее гнал «Харьковчанку» один кило-

метр четыреста метров. Цифры эти привожу не слу-

чайно. Дело в том, что после меня выпросил у Саха-

рова рычаги Валерий Ельсиновский. Он вёл машину

каких-то жалких шестьсот метров, но, едва остановив-

шись, начал доказывать, что протянул её по Антарк-

тиде больше меня. К счастью, нашлись честные лю-

ди, восстановившие историческую правду: Сахаров и

штурман Морозов заверили подлинность приведён-

ных мною цифр. И вы думаете, что доктор успокоил-

ся? Как бы не так! Он тут же сочинил небылицу, что

якобы один водитель на остановке разводил руками и

удивлялся: «В жизни не видел такую хромающую на

обе ноги „Харьковчанку“! Уж не Санин ли её случайно

вёл?» Разумеется, свидетели подтвердили, что я ору-

довал рычагами как подлинный мастер.

Последние объятия, ракетные залпы – и поезд

ушёл в свой далёкий и трудный путь. Мы следили за

ним, пока хватало глаз, а потом, молчаливые и торже-

ственные, отправились на станцию.

– Золотые ребята, железные люди! – запуская тя-

гач, растроганно говорил Тимофеич и вытирал мокрое

лицо. – Хотите верьте, хотите нет, но, когда я прощал-

ся этими мошенниками и стилягами, из глаз посыпа-

лись вот такие слезы, как орех…

И ещо из впечатлений последних дней.

Зная любовь корреспондентов ко всякого рода ре-

кордам, мне за одно утро преподнесли их целых три.

Перечень открыли Борис Сергеев и Коля Фищев,

запустив зонд на сорок три километра – рекорд Восто-

ка за все годы! Верный своему слову Сидоров «вы-

ставился» на бутылку коньяку, и аэрологов немедлен-

но окружила весёлая толпа: каждый доказывал свою

причастность к успеху.

– Я вас такой яишницей накормил, что за пятьдесят

могли запустить! – подчёркивал свои заслуги Павел

Смирнов.

– Пересолил ты свою яишницу! – «топил» конкурен-

та Валерий Фисенко. – И тебя, Сашок, мы близко к ко-

ньяку не подпустим. Мы знаем, кто нам помогал!

– «Нам»? – поражался такой наглостью Саша Дер-

гунов. – Я хоть погоду предсказал, а ты?

– Я?! – Валера плутовски пучил свои глаза и взды-

мал руки, призывая в свидетели всевышнего. – А кто

сегодня утром дал Борису прикурить? Кто, я тебя

спрашиваю?

Второй рекорд зафиксировал Саша Дергунов: под-

нялась пурга, какой летом на Востоке ещё не бывало.

Но за это достижение коньяка не полагалось; более

того, Фисенко не наскрёб лишь двух голосов, чтобы

наградить «рекордсмена» нарядом вне очереди.

И третий, самый главный рекорд: впервые в та-

кую пургу, при почти полном отсутствии видимости,

на Востоке сели самолёты благодаря вводу в дей-

ствие радиопеленгатора. Помню, что разгружали мы

в тот день продукты: ящики с консервами, мясными

полуфабрикатами, яйцами, вареньем и прочее. Из-за

пурги открыли не подветренный транспортный люк,

а противоположный – пассажирский, и мы, столпив-

шись внизу, по очереди принимали сверху ящики. Ко-

гда подходила моя очередь, а шёл тяжёлый ящик,

меня как бы случайно выталкивали в сторону, а ко-

гда спускалась какая-нибудь двухкилограммовая ко-

робка, раздавался дружный рёв: «Где Санин?» Су-

дя по тому, что веселее всех при этом скалил зубы

Ельсиновский, легко было догадаться, что обструк-

цию устроил он. К сожалению, у меня так и не хватило

времени отомстить ему как следует.

Арнаутов и Миклишанский хватались за головы:

получили радиограмму от своего шефа-академика с

требованием добыть и привезти снежные монолиты

с глубины шести метров! Это на Востоке, где один

метр выпилишь – семь потов прольёшь… Лишь Тере-

хов воспринял прикаа как философ.

– Шесть метров – не шестьдесят, – рассудил он. –

За мной, кандидаты!

Для карьера геохимики выбрали снежную целину

метрах в трехстах от станции и категорически запре-

тили механикам-водителям приближаться на маши-

нах к заповедному месту – науку устраивает лишь сте-

рильно чистый снег. В первый же день работы Гена

растянул руку, сильно страдал от боли, но остался

верен себе: притащил якобы с карьера старую, разо-

рванную дамскую перчатку и шумно демонстрировал

свою «находку».

– Найдено на глубине двух метров! – вещал он. –

Если учесть, что на Востоке выпадает в год лишь

несколько сантиметров осадков, то ясно, что перчатка

потеряна лет сто назад! Гера, почему молчит твоя ра-

ция? Беги, возвести миру: «Загадка станции Восток!

Перчатка неизвестной дамы девятнадцатого века!»

Но зато у своего карьера геохимики теряли чувство

юмора. Стоило невдалеке прогромыхать тягачу, как

они выскакивали наверх и дружно грозили нарушите-

лю кулаками. А что творилось, если посетитель осме-

ливался закурить или, страшно сказать, бросить оку-

рок в районе карьера! Такой человек обзывался Геро-

стратом, Савонаролой, лжеучёным, гусем лапчатым

и позорным пятном, а в заключение выталкивался в

шею подальше от священного научного объекта. А на

ослепительно белые двухпудовые снежные моноли-

ты геохимики старались не дышать. Они упаковывали

драгоценный снег сначала в полиэтиленовые, а затем

в бумажные мешки и надписывали: взят с такой-то

глубины, там-то и тогда-то. Один мешок надписал я,

внеся тем самым некоторый вклад в развитие геохи-

мии. А что? Быть может, именно в моем мешке оказа-

лись космические частицы, которые позволят учёным

ещё более успешно карабкаться по каменистым тро-

пам науки.

В эти дни произошло событие, вызвавшее на стан-

ции всеобщий энтузиазм: Арнаутов решил остаться

на год! В последнее время он мучительно колебал-

ся, вспоминая своего трехлетнего Вовочку и красави-

цу жену Олечку, день рождения которой мы отмеча-

ли всем коллективом, но капля долбит камень, и Ге-

ну уговорили. Сидоров срочно связался по радио с

Гербовичем, получил «добро», и Гена вместе с доб-

ровольными помощниками сел писать заявление на

имя своего академика. У меня сохранился первый ва-

риант этого документа, отразивший легкомысленное

настроение помощников:

«В связи с тем, что коллектив Востока не может

обойтись без моих дежурств по камбузу, а также учи-

тывая необходимость обыграть Ельсиновского в на-

стольный теннис, считаю целесообразным оставить

меня на зимовку. Кроме того, прошу установить в ак-

товом зале института мой мраморный бюст. Целую.

Арнаутов».

Гена разогнал помощников, написал заявление, от-

правил его и стал с волнением ждать ответа.

Увы, отказал академик, к общему сожалению во-

сточников. Каких-то фондов, что ли, не хватило…

В последний день я нанёс ещё два визита. Утром

магнитолог Владимир Николаевич Баранов, выпол-

няя своё обещание, повёл меня в святая святых стан-

ции – магнитный павильон. Мы спустились в глубь Ан-

тарктиды по шестнадцати ступеням и оказались в тон-

неле длиной в несколько десятков метров. Передви-

гаться по нему можно было лишь в полусогнутом со-

стоянии, а длиннющий Баранов – тот вообще выпол-

нял цирковой номер, изгибая до мыслимых пределов

позвоночник.

– Не до удобств, – говорил магнитолог, – можете

себе представить, сколько труда и так поглотил этот

храм. Пилили снег вручную и вытаскивали его бадья-

ми!

По обеим сторонам тоннеля четыре крохотные ка-

морки с установленными там приборами. В этом цар-

стве вечного холода нет ни одного железного предме-

та, только медь и латунь.

– Вот здесь и выдаёт свои тайны геомагнитный по-

люс Земли. Не путать с магнитным полюсом! Тот на-

ходится в районе французской станции Дюмон-Дюр-

виля и… дрейфует со скоростью около одного кило-

метра в год. Нам же повезло – наш полюс теоретиче-

ский и посему остаётся на месте.

Я полюбовался хитроумными приборами, пошарил

глазами в поисках магнитных линий, которые где-то

здесь должны перекрещиваться, но не обнаружил их,

а спросить постеснялся: чего доброго, ещё за невеж-

ду примут.

Научное значение магнитного павильона на Восто-

ке огромное. Получаемые здесь данные о магнитном

поле Земли уникальны, они в значительной степени

облегчили и советским и зарубежным учёным понима-

ние ряда процессов. Каких именно – не имею ни ма-

лейшего представления. Ведущие специалисты ан-

тарктической экспедиции не раз пытались втолковать

мне сущность магнитного поля, но почему-то прихо-

дили в ярость, когда после их получасовой лекции я

спрашивал, за какие команды они болеют. Вообще я

заметил, что некоторые весьма даже уважаемые на-

учные деятели развиты как-то односторонне. Фара-

дей, Эйнштейн, Планк, Курчатов – этих они знают на-

зубок, а спросите их, кто такие Лев Яшин или Всево-

лод Бобров, изобразят из себя вопросительный знак.

В радиорубку я зашёл в тот момент, когда радист,

он же по совместительству почтмейстер Востока Гера

Флоридов, вываливал из мешка на стол груду писем.

– Родные? Поклонницы? Деловая почта? – поинте-

ресовался я.

– Филателисты… – горестно вздохнул Гера. – На

неделю обеспечили работой…

Сотни писем со всех континентов! Часа два я про-

сидел над ними, умилялся, возмущался, смеялся и

плакал. Ну и корреспонденция! На что только не шли

филателисты, чтобы заполучить в свои коллекции

штемпель станции Восток! Как засвидетельствовал

Гера, письма делятся на четыре группы.

Умоляющие: «Я очень надеюсь, очень, очень, что

вы не откажете мне, при всей вашей колоссальной за-

нятости, поставить свою печать на мой конверт. Я так

буду вам благодарна! Дженни Харрйс, Бирмингем, Ве-

ликобритания» Удовлетворено.

Чрезмерно требовательные: «По получении сего

прошу выслать два конверта антарктической экспеди-

ции со штемпелем станции Восток. Штемпели надле-

жит ставить…» (даётся указание, как и в каком углу

конверта синьор А. Родригес из Каракаса желает ви-

деть печать). Отклонено – фирменные конверты весь-

ма дефицитны.

Трогательно-наивные: «К Вам, продолжателям де-

ла Беллинсгаузена и Лазарева, выдающимся героям

Антарктиды, обитателям полюса холода, обращаются

юные филателисты города Куйбышева! Просим не от-

казать в нашей просьбе и поставить печати на прила-

гаемые марки. Миша, Таня, Капа, Витя». Удовлетво-

рено.

Уважительные: «Милостивый государь, так как я

коллекция Антарктида почтовый штемпель я спраши-

вать Вы послать меня почтовый штемпель базис Во-

сток. Благодарить вы преданный Вам успех ваш экс-

педиция. Баккер, Голландия». Удовлетворено.

Удивительное это племя – филателисты!