Папа Зимин и его ребята

В Четырнадцатую антарктическую экспедицию в

санно-гусеничном поезде из Мирного на Восток шло

несколько французских учёных. С их лёгкой руки на

чальника поезда Евгения Александровича Зимина

стали называть «папа Зимин».

– Знаете, что такое «счастье трудных дорог»? Это

когда они остаются позади.

Так сказал папа Зимин, и я с ним согласен. Уж ко-

гокого, а человека, не видевшего других дорог, кроме

трудных, литературной красивостью не растрогаешь.

Чего мы только не сочиняем, где только не заставля-

ем своих персонажей находить счастье! Один автор

дописался до того, что его герой обрёл счастье в бою.

Не после боя, когда осмыслил все происшедшее, а

именно в бою. Быть может, в кино такое и бывает, но

любой фронтовик сразу скажет, что это липа. А другой

герой задыхался от счастья, когда до вершины горы

остались последние и, между прочим, самые трудные

метры. Да ведь он задыхался от усталости, это и ре-

бёнку ясно!

Подлинное, без всяких скидок счастье – в победе. В

победе над врагом, над трудной дорогой, над самим

собой. Счастье – столь исключительное в жизни че-

ловека эмоциональное состояние, что слово это нуж-

но беречь.

Полярники – люди, меньше всего на свете склон-

ные к восторгам. И все же беру на себя смелость ска-

зать: в тот момент, когда папа Зимин и его ребята при-

шли на Восток, они были счастливы.

Самолётами на станцию Восток можно доставить

лишь часть грузов; важнейшие из них – горючее для

дизельной электростанции, громоздкое оборудова-

ние перебросить по воздуху возможности пока нет.

Поэтому один раз в год из Мирного на Восток отправ-

ляется санно-гусеничный поезд. Это полторы тысячи

километров в один конец, полтора месяца дороги без

дороги, по снежной целине и застругам, мимо бездон-

ных трещин. Большая часть пути идёт по ледяному

куполу Антарктиды на высоте три с половиной тысячи

метров над уровнем моря, когда ко всем прелестям

похода прибавляется кислородное голодание.

Медленно ползут по Антарктиде тягачи, волоча за

собой многотонные сани. В первой части пути они по

узкому коридору преодолевают зону трещин, глубина

которых «до конца географии». Затем начинается зо-

на остроконечных застругов, напоминающих с высо-

ты полёта» застывшие морские волны. Эта зона – бич

божий, кромешный ад. Обдутые сильными стоковыми

ветрами, двухметровые заструги приобретают твёр-

дость гранита, и тягач идёт по ним, как по противотан-

ковым надолбам: переваливается, со страшным гро-

хотом падает вниз и сотрясается, как в десятибалль-

ный шторм на море. Водителей швыряет из стороны в

сторону, они разбиваются до крови, изо всех сил дер-

жатся за рычаги. И так двести пятьдесят километров!

Кончаются заструги – начинается рыхлый и сыпу-

чий, как песок, снег. Тягачи проваливаются, садятся

на днище, водители выходят из кабин, крепят буксир-

ные тросы, отцепляют сани и вытаскивают беспомощ-

ные машины. А через полчаса все повторяется снача-

ла… На этом участке пути хорошо, если пройдёшь за

сутки десять-пятнадцать километров, часто бывает и

меньше.

В пургу движение останавливается, идти вперёд

невозможно – нет видимости. Собьёшься с колеи – по-

падёшь в глубокий снег и застрянешь, как муха в ли-

пучке. Бывает, что пурга продолжается много дней, и

все эти дни тягачи стоят, занесённые снегом. А непре-

рывные ежедневные ремонты? Вы знаете, что это та-

кое – вколотить кувалдой в гусеницы выпавшие паль-

цы в антарктический мороз, на высоте трех с поло-

виной километров, когда лёгкие никак не могут насы-

титься жидким, разбавленным воздухом?

Полтора месяца идёт поезд к Востоку. На его пути

нет ничего, кроме снежной пустыни и двух безлюдных

законсервированных станций. Полтора месяца рабо-

ты до седьмого, семидесятого пота, без бани, без от-

дыха в каюткомпании с её скромными развлечения-

ми. Полтора месяца самого тяжёлого труда, выпада-

ющего на долю человека в Антарктиде, – вот что та-

кое санно-гусеничный поезд.

Это в один конец, к Востоку. Обратно идти лег-

че: без груза и всё-таки домой, в Мирный. Хотя год

назад обратный путь с Востока едва не закончился

трагически. Участников этого похода, многих из кото-

рых мы через несколько минут будем обнимать, спас-

ли лишь воистину непостижимое мужество механи-

ков-водителей, несгибаемая воля Зимина и щедрый

подарок Ивана Тимофеевича Зырянова. Об этом по-

ходе, который навсегда пойдёт в историю освоения

Антарктиды, речь ещё впереди.

Поезд приближался, мы уже явственно слышали

рёв тягачей. Весь коллектив Востока вышел на окра-

ину станции.

Я пишу эти строки – и по телу бегут мурашки: вспо-

минаю, каким непривычно-лихорадочным волнением

все мы были охвачены. Среди нас не было сентимен-

тальных людей, полярники – народ ироничный, но да-

же Василий Семёнович Сидоров и тот не мог в эти ми-

нуты произнести ни единого слова. Ведь то, что сде-

лали эти люди, то, что они перенесли за время похо-

да, даже в глазах самых бывалых полярников – под-

линный героизм. Не сенсационный, единственный в

своём роде героизм одиночки, а обыкновенный, ко-

торый не отражает телевидение, которому далеко не

всегда уделяют две-три строчки газеты и за который

не награждают – почти никто из походников не имеет

ордена. Только несколько десятков, ну сто, двести че-

ловек знают, кто они такие – папа Зимин и его ребята.

Мы палили из ракет, видели, как из люков высовы-

ваются и неистово машут руками водители, а когда тя-

гачи остановились и восточники бросились обнимать

своих дорогих гостей, нервы у многих не выдержали.

Василий Сидоров вручил Зимину хлеб-соль, и оба не

стыдились своих слез. Мокрыми были лица у водите-

лей, у встречающих, мокрыми от настоящих мужских

слез – слез гордости и счастья.

Заросшие, в разорванных и замасленных курт-

ках, донельзя худые, безмерно уставшие и безмер-

но счастливые походники! Помните встречу на Восто-

ке 17 января 1970 года? Полтора месяца вы шли по

Антарктиде. Вы знали, что вся экспедиция следит за

каждым вашим шагом. «Поезд Зимина находится…» –

с этой сводки начальник экспедиции Владислав Иоси-

фович Гербович начинал ежедневное диспетчерское

совещание. «Поезд Зимина в пятистах… в двухстах…

в сорока километрах от Востока…» Вы были не оди-

ноки, рядом с вами, связанные невидимой эфирной

нитью, находились все полярники Антарктиды – от

станции Беллинсгаузена до Мирного.

И вот вы пришли, чтобы дать Востоку тепло и жизнь

ещё на один год. Вы отдали походу все силы, но мгно-

вения встречи искупили долгие недели дороги, труд-

нее которой на сегоднялший день на нашей планете

нет. Разорванный на куски и посыпанный солью хлеб

был тут же съеден, дорогих гостей повели в кают-ком-

панию, и, как вы думаете, что происходило потом?

Долгие разговоры, торжественный обед? И мыслей

таких ни у кого не было. Баня, только баня! Уже через

считанные минуты после встречи радист Пётр Ивано-

вич Матюхов и механик-водитель Андрей Селезнев,

успевшие раздеться первыми, ворвались в нашу кро-

хотную баньку.

– Сдирайте кожу в темпе! – с нетерпением взывали

остальные, предвкушая сказочное удовольствие.

Дима Марцинюк открыл салон «Стрижка скорост-

ным методом».

– Парле ву франсе? – вежливо спрашивал сидящий

и одном бельё клиент.

– А-ля Жерар Филип!

– Парлеву, парлеву… – ворчал Дима, с пугающей

быстротой орудуя машинкой. – Будешь а-ля трогло-

дит!

По намеченному Сидоровым плану походники

должны были отдохнуть, а потом принять участие в

банкете, даваемом в их честь коллективом станции.

Однако среди хозяев и гостей оказалось много ста-

рых друзей, пошли воспоминания, обмен тысячью но-

востей – какой там может быть отдых!

В центре внимания походников оказался Тимофе-

ич, к которому походники относились с особенной лю-

бовью – сознавали, что во многом обязаны ему жиз-

нью. В самых общих словах я слышал об этой исто-

рии и, когда в ожидании обеда мы уселись за стол, по-

просил Евгения Александровича Зимина рассказать

о ней подробнее.

– А что? История поучительная, – согласился Зи-

мин. – Здесь находятся несколько участников того по-

хода, если что-нибудь забуду – добавят. Расскажем,

ребятки?

– Начинай, папа, – кивнул механик-водитель Виктор

Сахаров. – Выручим!

– Как вы знаете, – начал Зимин, – уходить в поход

на Восток нужно в первых числах декабря, чтобы воз-

вратиться в Мирный до мартовских морозов. Хочешь

жить – уважай Антарктиду, путешествуй по ней поляр-

ным летом. Мои ребятки любят жизнь не меньше всех

других и законы антарктические уважают, но обстоя-

тельства сложились так, что год назад мы вышли из

Мирного лишь 19 января. Понимали, что на обратном

пути хлебнём горя по уши, но разве кто-нибудь отка-

зывался от похода, праздновал труса?

– Никто не отказывался, папа, – подтвердил меха-

ник-водитель Александр Ненахов. – Никто не празд-

новал.

– До Востока дошли нормально, к концу февраля, –

продолжил Зимин. – Отдохнули немножко, оставили

на станции французских гляциологов и отправились

домой, в Мирный. И как раз началась такая тропиче-

ская жара, что хоть рубашку снимай и загорай: шесть-

десят градусов ниже нуля… Тимофеич, приступим к

обеду – первый тост за тебя! Выручил ты нас, пода-

рил десять бочек отличного топлива, от своих дизе-

лей оторвал, щедрая душа. Наше топливо оказалось

никудышным – слишком быстро густело, не годилось

оно для работы в мартовские морозы. Да, поздновато

двинулись мы в обратный путь…

И вот что происходило на обратном пути.

Через несколько суток морозы достигли минус

семьдесят два градуса. Такая температура для Во-

стока вообще нормальная, вроде 36,6 для человека.

Но в эти дни инструкцией запрещено работать на све-

жем воздухе более пятнадцати-двадцати минут под-

ряд.

Походники же работали, не считая часов, почти

круглые сутки! И не в тёплых кабинах, а именно на

свежем воздухе: только на разогрев моторов иной раз

уходило по двенадцать часов. Я так и не смог подо-

брать сравнение к этой работе. Убеждён, что это не

преувеличение: никогда и нигде природа так не испы-

тывала человека на прочность.

Шли ночью, – вспоминал Зимин, – а днём, когда

температура градусов на пять-шесть выше, останав-

ливались чтобы немного передохнуть и «в тепле» за-

пустить моторы. Если бы не твои бочки, Тимофеич,

не сдвинулись бы с места: наше топливо мотор не

брал… На сто восемьдесят пятом километре Антарк-

тида подкинула нам ещё один подарочек: засвистел

ветер. Выйдешь из кабины – режет, как бритвой, а

выйти пришлось всем: стихийное бедствие! Выхлоп-

ная труба одного тягача перегрелась, порывом ветра

подхватило искры и сыпануло на балок. Тот вспыхнул,

а внутри – баллоны с газом. Ребята рвались спасать

имущество, но я не разрешил: в любое мгновение ба-

лок мог взлететь в воздух. Лишились мы радиостан-

ции и почти всех запасных частей, сгорели и личные

вещи. К счастью, успели сбросить с крыши балка ящи-

ки и мешки с продовольствием, да и тягач отвели в

сторону.

– Зато каким фейерверком полюбовались! – улыб-

нулся механик-водитель Юрий Копылов.

– Взорвался ящик с ракетами и бак с соляркой, –

разъяснил Виктор Сахаров. – Зрелище как в День По-

беды! А горящий соляр разлетался, словно пущенный

из огнемёта.

– Жаль, кинокамера в балке сгорела, – вздохнул

Ненахов. – Какие бесценные кадры пропали для ми-

рового киноискусства – салют в Антарктиде в честь

Восьмого марта!

– Ну, положим, тогда это зрелище вызывало дру-

гие эмоции, – заметил Зимин. – Однако через восем-

надцать дней добрались до Комсомольской – как раз

твоего горючего, Тимофеич, хватило. Здесь у нас бы-

ло запасено ещё двадцать девять бочек. Поползли

дальше. Люди, те держались, а вот техника начала

сдавать. Тягачи у нас отличные, все иностранные по-

лярники завидуют, но морозто лютый! Не вам, восточ-

никам, рассказывать, что при таком космическом хо-

лоде металл становится хрупким, как стекло. Сталь-

ные водила не выдерживали груза пустых саней – ло-

пались, с гусениц летели пальцы, разрывались мас-

лопроводы, выходили из строя фрикционы. А каково

при минус семидесяти лежать на снегу под мотором?

Все поморозились – руки, лица потрескались, покры-

лись корками. В рукавицах с металлом не очень-то

поработаешь, а голые ладони отрывали от стали без

кожи… Ребятки, не забудете про наши ремонты в том

походе?

– Не забудем, папа, – заверил Виктор Сахаров. –

Особенно как главные фрикционы перебирали. По-

пробуй просунь под тягач тяжеловеса Саньку Ненахо-

ва! Лез всегда наш Илья Муромец в миниатюре – Ва-

сек Соболев.

– Васек раздевался до кожаной куртки, – припом-

нил штурман поезда Николай Морозов, – и перебирал

фрикцион. «Хватит, Васек, погрейся!» – кричат ему, а

он: «Разогреешься – потом быстрее замёрзнешь!» И

часами работал, пока не заканчивал ремонт. В одной

куртке работал, в то время как мы вообще одежду не

снимали, даже на камбузе!

– Мы называли свой камбуз «Ресторан „Сосуль-

ка“, – улыбнулся Ненахов.

– Интересно, что бы сказал санитарный врач, если

бы увидел Колю Дыняка не в белом халате, а в шубе

и меховых рукавицах? Бывало, сунешь ложку в рот –

и стараешься отодрать без крови.

Да, металл стал хрупким, как стекло. Но люди –

твёрдыми, как железо. Они подшучивали над своими

трудностями, им и в голову не приходило, что перене-

сённого ими в этом походе не испытал ни один чело-

век на Земле. Потом мне рассказывали, что на этих

чуть не вдвое похудевших ребятах живого места не

осталось – так она были изранены чудовищными хо-

лодами, при которых доселе человек не работал. И

никто из них не сдался, ни разу не пожаловался на

смертельную усталость не только потому, что это бы-

ло бессмысленно, но и потому, что пятидесятилетний

Зимин, уставая больше всех, всем своим существом

излучал непреклонную волю. И походники готовы бы-

ли на любые муки, лишь бы не уронить себя в глазах

папы Зимина! Они знали, что на фронте он много раз

под огнём фашистов вытаскивал с поля боя подбитые

танки – так неужели не доведёт до Мирного искале-

ченные Антарктидой тягачи? Доведёт!

– С грехом пополам дотянули до станции Во-

сток-1, – продолжил Зимин.

– Это уже, считайте, половина пути до Мирного, Но

облегчения не почувствовали. Во-первых, вновь за-

дул ветер до пятнадцати метров в секунду, а вовто-

рых, запасённое в районе станции топливо оказалось

прескверным – как мёд засахаренный. Что делать?

Бросать часть машин и на остальных рвануть в Мир-

ный? Можно. Никто бы вас за это не осудил – кро-

ме вас, восточников. Не будет в Мирном достаточного

числа тягачей – сорвётся следующий поход на Восток.

Значит, пришлось бы закрывать станцию. Поэтому ре-

шили: до последней возможности тянуть машины к

Мирному. Технологию разработали такую. Палками и

лопатами черпали из бочек топливо, которое превра-

тилось в киселеобразную массу, накладывали в ведра

и доводили на кострах до жидкого состояния; потом

насосами закачивали в бак и бежали заводить мотор,

пока топливо не замёрзло. И так – каждый день…

– А за двести пятьдесят километров до Мирного –

пурга за пургой. Даже «Харьковчанка» и та скрылась

под снегом. Простояли дней десять, не высовывая но-

са, для многих эти дни были чуть ли не самыми тя-

жёлыми. Только вышли – снова замело. Последние

сто километров шли вслепую, в сплошную пургу, пе-

режидать уже не было ни сил, ни терпения. Машины

теряли колею, приходилось выходить из кабин, ощу-

пью искать след и выручать товарищей. Только у зоны

трещин простояли до появления видимости – ведь в

глубине одной из них навеки покоится со своим трак-

тором Анатолии Щеглов, наш товарищ, светлая ему

память. Вот и все. Через два месяца, к Первому мая,

доплелись на честном слове до Мирного – прокопчён-

ные, обмороженные, грязные до невозможности. По

сравнению с тогдашним нашим видом согодня мы как

джентльмены, лорды перед королевским приёмом!..

Отдохнули, подлечились и стали готовиться к новому

походу…

На Востоке спиртное идёт плохо – из-за кислород-

ного голодания. Даже первосортный коньяк, от кото-

рого на Большой земле никто бы не отказался, в на-

шей каюткомпапии не пользовался столь заслужен-

ным вниманием. Но сегодня выпили все, в том чис-

ле самые убеждённые трезвенники. Понемножку, но

все. Пили за походников, железных людей, никогда не

покидающих друга в беде, за Тимофеича, за неруши-

мую полярную дружбу. А в заключение прозвучал та-

кой тост:

– Есть два Евгения Зимина. Они не родственники

и даже не знакомые – просто тёзки и однофамильцы.

Один – симпатичный юноша, знаменитый на всю стра-

ну. Он превосходно играет в хоккей и о нем чуть ли не

каждый день можно прочесть в газетах. Другой Евге-

ний Зимин, бывший майор-танкист, закончивший вой-

ну с пятью боевыми орденами, прошёл двадцать ты-

сяч километров по Антарктиде – больше, чем любой

другой полярник мира. Шесть раз он пересекал ледо-

вый континент, ведя за своей флагманской «Харьков-

чанкой» санно-гусеничные поезда. Этого Евгения Зи-

мина, героя без Золотой Звезды на груди, знают лишь

полярники и специалисты. Таь выпьем же за папу Зи-

мина и за то, чтобы слава распределялась по праву!

И мы выпили. А потом долго сидели, до глубокой

ночи, и «бойцы вспоминали минувшие дни».

Вот фамилии одиннадцати участников ставшего

легендарным в Антарктиде санно-гусеничного похо-

да в марте – апреле 1969 года: Зимин Евгений Алек-

сандрович – начальник поезда, Копылов Юрий – ин-

женер-механик, Ненахов Александр – механик-води-

тель, Сахаров Виктор – механик-водитель, Соболев

Василий – механикводитель, Семёнов Виктор – меха-

ник-водитель, Пальчиков Юрий – механик-водитель,

Морозов Николай – штурман, Жомов Борис – радист,

Дыняк Николай – повар, Борисов Анатолий – врач-хи-

рург.