Остров пингвинов

О Мирном много писали. Читатель, знакомый с пре-

восходными книгами Трешникова, Смуула и Пескова,

знает, что расположился Мирный на берегу моря Дей-

виса между двумя сопками, Комсомольской и Радио.

С Мирного началось освоение Антарктиды советски-

ми полярниками. В феврале 1956 года на этот, тогда

ещё пустынный, берег пришли люди и, к превеликому

удивлению нескольких тысяч пингвинов, развили бур-

ную деятельность. Со времени первых зимовок Мир-

ный неузнаваем. В наше время, когда города и посёл-

ки растут вверх, он ушёл вниз – жилые дома, образу-

ющие улицу Ленина, давно занесены многометровым

слоем снега. Так что ныне обсерватория Мирный – по-

сёлок подземный, вернее, подснежный, наверху тор-

чат лишь макушки тамбуров размером с небольшой

курятник, что сдают в окрестностях Москвы дачникам

в разгар сезона. Правда, несколько домов не засыпа-

ны и гордо возвышаются на поверхности – необъяс-

нимая аэродинамическая загадка.

С разных сторон Мирный окаймляют зоны ледни-

ковых трещин. Прогуливаться в этих зонах – занятие

бесперспективное, ибо глубина трещин, как говорят в

Антарктиде, – «до конца географии». Через посёлок

проходит Южный полярный круг, о чём свидетельству-

ет столб, врытый в снег специально для фото– и кино-

любителей. По количеству израсходованной на него

плёнки этот столб занимает второе место в мире (по-

сле Эйфелевой башни).

Берег обрывается отвесным ледяным барьером,

прикрытым снежной шапкой. Здесь рекомендуется

вести себя сдержанно и по возможности не зевать,

ибо падение с барьера на припайный лёд – а такие

случаи, увы, бывали – сулит до чрезвычайности мало

хорошего. Лишь в одном месте, на мысе Мабус, ба-

рьер пониже, и на припай спускаются отсюда.

На Комсомольской сопке стоит огромная цистерна,

верх которой образует смотровую площадку. Лучше-

го обзора для любознательного зеваки и придумать

невозможно. Впереди, насколько хватает глаз, льды

и впаянные в них айсберги: столообразные и пира-

мидальные, карликовые и гигантские, строго геомет-

рических очертаний и бесформенные. На них мож-

но смотреть долгими часами (если больше нечего де-

лать). Ощущаешь гордость (вот куда забрался!) и ра-

дость (слава богу, не навсегда, а на сезон).

Кроме айсбергов, составной частью пейзажа явля-

ются и несколько островков. Об одном из них сейчас

и пойдёт речь.

Утром тридцатого января, очнувшись от своего бо-

гатырского сна, я установил, что сделал это исключи-

тельно своевременно. Проваляйся я в постели ещё

час-другой – и потом мог бы всю жизнь рвать на себе

волосы. Но я встал, пошёл умываться, и меня оклик-

нул начальник экспедиции.

– Припай трещит, – сообщил он, снаряжая кино-

камеру. – Сегодня, пожалуй, последняя возможность

увидеть пингвинов в их резиденции. Завтра припай

вскроется и выход на лёд будет запрещён. Если хоти-

те, можете пойти с нами.

Горячо поблагодарив Владислава Иосифовича за

приглашение, я помчался в кают-компанию завтра-

кать. За столом сидели Григорий Мелентьевич Силин,

заместитель Гербовича, и начальник отряда геофизи-

ков Рюрик Максимович Галкин. Они чинно ели манную

кашу.

– Идёте к пингвинам? – удивился Силин. – Ну, ну…

Я бы на вашем месте трижды подумал.

– Сегодня ничего не стоит провалиться, – уточнил

Галкин. – Сверху снежок, а под ним вода.

– Знал я одного, – припомнил Силин. – Тоже хотел

посмотреть на пингвинов…

– Да-а… – вздохнул Галкин. – Ну до свидания… Мо-

жет, ещё и увидимся…

– Неужели так опасно? – с искательной улыбкой

спросил я.

– Ну как вам сказать… – задумчиво произнёс Си-

лин. – В случае удачи… Вы ведь не один пойдёте?

Вытащат как-нибудь.

Манная каша застряла у меня во рту. Галкин прыс-

нул, а Силин осуждающе на него посмотрел…

С барьера мы спустились по лестнице. Припай ды-

шал: лёд поднимался и опускался, всхрапывая и тя-

жело втягивая в себя воздух. Паутинками разбегались

трещинки, к которым я ещё на дрейфующей станции

привык относиться с большим уважением. По такому

льду мне ещё гулять не приходилось, и, честно гово-

ря, я был слегка озадачен. Скажи Гербович: «Пожа-

луй, нужно возвращаться», – и вряд ли он нашёл бы

подчинённого, который с большим энтузиазмом вы-

полнил бы это указание. Но Владислав Иосифович

невозмутимо шествовал впереди, а мы гуськом шли

за ним, не обгоняя: не столько потому, что обгонять

начальника экспедиции неприлично, сколько потому,

что весил он значительно больше каждого из нас, и

было ясно, что там, где пройдёт начальник, пройдут

и остальные.

На льду валялись тюлени. Разодетые в пух и в прах

в модные нерповые шкуры, они дремали на солнышке

– занятие, доставлявшее им явное удовольствие. При

нашем появлении они сонно поднимали головы, тупо

соображая, как отнестись к новым знакомым, а сооб-

разив, плюхались в ближайшую полынью и высовыва-

ли оттуда обиженные морды, бормоча про себя: «Гре-

лись спокойно, никому не мешали – и на тебе, навяза-

лись на наши головы». Лишь один изысканно одетый

франт оказался философом – так хорошо было ему

валяться на тёплой льдине. Он сонно поглядывал на

нас восточными чёрными глазами и со снисходитель-

ным презрением позировал – понимал, бродяга, что

ему всё равно ни одной карточки не пришлют.

Когда мы оказались на ближних подступах к остро-

ву Фулмара, пингвины выслали навстречу парламен-

тёров. Десятка полтора чопорных джентльменов, об-

лачённых в черно-белые фраки, приблизились к нам,

внимательно осмотрели и, не поздоровавшись, по-

вернули обратно. Видимо, таков у них обычай, и не

будем судить их строго: в чужой монастырь со своим

уставом не ходят. Биолог Виктор Каменев, наш гид,

изучающий пингвинов уже вторую экспедицию, сооб-

щил в утешение, что даже с ним, казалось бы, своим

человеком, пингвины далеко не всегда раскланивают-

ся. Так, буркнут себе под нос что-то вроде: «Ходят тут

всякие…» – и показывают спину.

Остров Фулмара, это нагромождение отшлифован-

ных ледниками скал и валунов, был сплошь усеян

пингвинами Адели. Вам не доводилось бывать на во-

сточном базаре, где тысяча продавцов разрывает на

части сотню покупателей, выстреливая при этом мил-

лион слов в минуту? Представьте себе ещё, что в раз-

личных углах базара в этот момент ловят дюжину во-

ришек. Так вот, по сравнению с островом Фулмара на

том базаре стоит больничная тишина. На своём веку

я немало прожил в коммунальных квартирах, всякого

насмотрелся, но таких склочников, как адельки, ещё

не видел. Просто диву даёшься! Выйдя из дому на

прогулку в небольшой компании, пингвин подтянут и

неразговорчив, он ведёт себя со сдержанным досто-

инством, ни на йоту не отступая от правил хорошего

тона. И тот же самый пингвин, которого и по плечу не

решишься похлопать, опасаясь презрительного «Не

забывайтесь, милейший!», сразу же превращается в

развязного скандалиста, стоит ему вернуться домой.

И таких «фруктов» на острове многие тысячи!

А дети? Яблоко от яблони недалеко падает: одетые

в коричневый пух сорванцы, дурно воспитанные улич-

ный мальчишки переворачивают остров вверх дном.

Они толкаются, дерутся, орут благим матом, натрав-

ливают друг на друга родителей и непрерывно наска-

кивают на них, требуя пищи. Дай им ещё рогатки –

и порядочному человеку пройти по острову было бы

невозможно.

Вечно голодное, ненасытное подрастающее поко-

ление то и дело гоняет родителей за хлебом насущ-

ным. Взрослые пингвины спускаются на припай, ны-

ряют в воду и охотятся за рыбой, ни на мгновенье

при этом не забывая, что и сами они – лакомое блю-

до для морских леопардов и касаток. Как только по-

близости появляется враг, пингвины включают сигна-

лизацию и выскакивают из воды, словно подброшен-

ные катапультой. А съеденная рыба превращается в

их организмах в калорийную диетическую пищу, кото-

рую они отрыгивают в пасти детёнышам.

По отношению к нам пингвины соблюдали более

или менее доброжелательный нейтралитет, не допус-

кая, однако, излишней фамильярности. Стоило по-

дойти к самому, казалось бы, положительному пинг-

вину и погладить его по головке, как он щетинился и

с негодованием отходил в сторону. А один праздно-

шатающийся и наверняка подвыпивший субъект во-

обще допустил хулиганскую выходку: без всякого по-

вода бросился на начальника экспедиции и пытался

пробить клювом его сапог. Но силы оказались нерав-

ными, и забияка бежал, преследуемый ироническими

выкриками своих сородичей.

От большой неприятности избавил меня Виктор Ка-

менев. Когда я хотел взять на руки и приласкать одно-

го очаровательного малыша, Виктор посоветовал это-

го не делать. Он припомнил, как один неопытный по-

лярник тоже решил посюсюкать над пингвинчиком и

прижал его к своему сердцу, а потом неделю отмывал-

ся и жил изолированно от коллектива – даже самые

близкие друзья были не в силах более двух-трех ми-

нут наслаждаться его обществом…

Антарктида – заповедник, всякая охота здесь за-

прещается. Зная об этом, пингвины чувствовали бы

себя в полной безопасности (на суше, но крайней ме-

ре), если бы не поморники. Эти огромные, размером

со среднего орла, птицы с отвратительным клёкотом

летают над островом, высматривая, где что у пингви-

нов плохо лежит. К счастью, поморники – орлы с серд-

цем курицы, на взрослых аделек они нападать боят-

ся, но расшалившийся детёныш, выбежавший на ули-

цу без присмотра, рискует так и не дожить до седых

волос. Поэтому служба оповещения у пингвинов ра-

ботает круглосуточно. Это только непосвящённым ка-

жется, что адельки каркают без всякого смысла, на са-

мом деле они непрерывно вещают: «Дети, поморник

не дремлет! Слушайтесь папу и маму, – и мерзавец

останется без обеда!»

Третья разновидность живности на острове – се-

ребристые буревестники, небольшие, размером с на-

ших голубей, птицы. Одни из них высиживают яйца,

другие согревают своим телом крохотных нежно-бе-

лых птенцов, на которых с вожделением поглядыва-

ют поморники. К нам буревестники отнеслись с сим-

патией: позволяли себя фотографировать, а Каме-

неву – даже окольцовывать свои лапки. Буревестни-

ки охраняют птенцов по очереди, сменяя друг друга:

один сторожит, а другой уходит на добычу, Мы прове-

ли на острове несколько часов, не в силах расстать-

ся с пингвиньим царством. Каких только картин здесь

не увидишь! Вот два десятка аделек неожиданно вы-

строились в колонну по одному и двинулись вниз, на

припай. Подойдя к разводью, они посовещались и по-

слали на разведку в океан добровольца – нет ли по-

близости касатки. Прошло несколько секунд, и добро-

волец, вертикально выпрыгнув из воды, шлёпнулся на

льдину. Его окружили пингвины.

– Еле успел унести ноги! – возбуждённо прокаркал

он.

– Касатка? – расстроились приятели. – Ты не ошиб-

ся?

– Поди проверь, – усмехнулся доброволец. – Уж ко-

го-кого, а касатку, которая моего деда скушала, я за

версту чую.

И охотники уныло поплелись домой.

На драку пингвины бегут смотреть толпами. Пока

две адельки наскакивают друг на друга, зеваки дело-

вито переговариваются и оценивают шансы. Насмеш-

ки, обидные реплики, очаг склоки перемещается, на

шум прилетают поморники – и мелкие личные дряз-

ги уходят на задний план: объединёнными усилиями

пингвины обращают своих врагов в бегство. Если от-

дельно взятый пингвин – дружеский шарж на чело-

века, то колония пингвинов – остроумная пародия на

коммунальную квартиру, этакую гигантскую «Воронью

слободку».

Есть среди пингвинов и отдельные выдающиеся

личности, которыми гордится все племя. Об одном из

них, знаменитом ныне «землепроходце», рассказал

Виктор Каменев, когда, напрыгавшись по скалам в по-

исках ракурсов и не сломав себе шеи, мы уселись на

тёплый валун и решили передохнуть. Вдали утопали

в голубом свете фантастические айсберги, терпеливо

ждущие своего Рокуэлла Кента, внизу адельки осыпа-

ли последними словами поморников, повсюду на при-

пае мирно загорали тюлени.

Антарктическая одиссея,