Хороший день, Тимофеич

и «Сугроб Санина»

На следующее утро произошло событие, которое

на Большой земле вряд ли взволновало бы обще-

ственность. Но на станции Восток оно вызвало имен-

но такие эмоции. Философ сказал бы, что произошёл

некий катаклизм, скачок, переход количества в каче-

ство; экономист тут же прикинул бы возможный эф-

фект и дал прогноз повышения производительности

труда на планируемый отрезок времени; Джеральд

Дьюпи, не улети он вчера, отправил бы в свою газету

«молнию» в пятьсот слов под сенсационным заголов-

ком «Новый мировой рекорд на полюсе холода!».

Но Сидоров подошёл к событию более прозаиче-

ски. Посмотрев на очередь, которая выстроилась у

принесённой Борисом Сергеевым двухпудовой гири,

Василий Семёнович без тени улыбки изрёк:

– Дежурный, обеспечьте этим героям разгрузку са-

молёта вне очереди.

– Хоть десяти самолётов подряд! – согласился Бо-

рис, орудуя гирей. – Три… четыре… пять…

Гирю подхватил Ельсиновский, за ним Флоридов,

Тимур, Сидоров-второй.

– Черти! – с так называемой хорошей завистью про-

говорил Василий Семёнович. – Доктор, а два жима не

заменят один укол?

Да, на десятый день можно было смело констати-

ровать: почти все ребята пришли в норму настоль-

ко, что в торжественной обстановке были начаты тре-

нировки по настольному теннису. И хотя после пер-

вой же партии Саша Дергунов полчаса дышал кис-

лородом, всем стало ясно: акклиматизация проходит

успешно. Даже наименее выносливый из нас – и тот

взял в руки ракетку. Правда, через минуту он вынуж-

ден был выбросить белый флаг, но Флоридов недолго

упивался лёгкой победой: три дня спустя я взял убе-

дительный реванш.

«В здоровом теле – здоровый дух» – кривая нашего

настроения неуклонно шла вверх. Если в первые дни

большинство из нас спало по три-четыре часа в сутки,

да и этот сон был изнурительно тяжёлым, то теперь

отдельные богатыри без дружеской помощи дежурно-

го не просыпались (я сдирал с них одеяло).

Но особое удовлетворение приносило нам быстрое

выздоровление Сидорова. Уже не могло быть и речи

о его эвакуации в Мирный: Валерий твёрдо заверил

начальство, что через неделю Сидоров перейдёт на

общий режим. А пока доктор в оба глаза следил за

своим больным, который с каждым днём становился

все менее послушным. Получив агентурные сведения

о том, что «док» работает вне дома, Василий Семё-

нович немедленно выползал на волю. Валерий, зная

об этих проделках, старался появляться неожиданно,

чтобы пристыдить начальника и с выговором загнать

его в постель. Но с сегодняшнего дня Сидоров вытор-

говал себе право завтракать, обедать и ужинать «не в

своём логове, как одинокий волк», а в кают-компании,

в изысканном обществе своего коллектива.

Завтрак был роскошный: котлеты, яичница, манная

каша и – гвоздь программы – кофе с пышными, румя-

ными и тёплыми булочками. И мы уплетали их за обе

щеки, воздавая хвалу повару Смирнову.

– Пусть опоздавший плачет, судьбу свою кляня! –

приговаривал Коля Фищев, поедая одну булочку за

другой.

И тут появился опоздавший Тимур. Взглянув на опу-

стевшее блюдо, он издал нечленораздельный и го-

рестный вопль.

– И этот человек вчера беседовал с конгрессмена-

ми! – под общий смех заметил Коля.

У меня из головы не выходило адмиральское при-

глашение и я, подогревая зависть окружающих, при-

нялся вслух мечтать.

– Сначала мы с Василием Семёновичам побываем

на Мак-Мердо, поглазеем на вулкан Эребус и посе-

тим домик Скотта. Там, говорят, сохранился ящик га-

лет, оставшийся от его экспедиции. Одну галету я, ко-

нечно, стащу как сувенир. Потом мы полетим на Юж-

ный полюс, где американцы устроили аттракцион: ка-

тают гостей на тракторе вокруг земной оси и выдают

свидетельство о кругосветном путешествии. Не рас-

страивайтесь, ребята, мы каждому из вас дадим по-

трогать этот документ. Только уговор: вымыть руки и

не толкаться!

– Может, американцы за вами и не прилетят… –

уныло, но с такой затаённой надеждой проговорил

кто-то, что все расхохотались. Кроме меня.

– Не хватайтесь за сердце, Маркович, прилетят, –

успокоил Сидоров. – Откровенно говоря, и мне хочет-

ся пополнить второй осью свою коллекцию. Первая

в ней оказалась три года назад, когда СП-13 прошла

в сорока километрах от полюса. Такого случая, ко-

нечно, мы упустить не могли, хоть пешком, а добра-

лись бы до верхней точки. Но пешком не было нужды

– с нами дрейфовал вертолёт. Прилетели на полюс,

определились, воткнули в земную ось флаг и вылили

на неё бочку отработанного масла: смазали, чтобы не

скрипела…

Ребята разошлись на работы, а я принялся мелан-

хоштчсски мыть посуду и прибирать кают-компанию.

Настроение было какое-то смутное, не покидала ту-

манная мысль, что я делаю что-то не то. Товарищи со-

зидают, строят «разумное, доброе, вечное», а я смы-

ваю жир с тарелок и призываю уважать труд уборщиц.

После каждой трапезы ребята льстиво заверяют, что

я приношу неслыханную пользу, а Василий Семёно-

вич не упускает случая выдать мне комплимент:

– Восточники запомнят вас как образцового дежур-

ного. Вы даже не представляете, как нас выручаете!

Хитрец!

А в другой раз он забросил такую удочку:

– Почему бы вам не остаться с нами на год? Дадим

вам отдельную комнатку, сочиняйте в своё удоволь-

ствие. А в свободное время будете… это самое… де-

журить. Ну, соглашайтесь. Вот ребята обрадуются!

– Тому, что не они, а я буду мыть посуду?

– Ну конечно!.. То есть, не только этому, но и тому…

– …что я буду подметать полы и чистить умываль-

ник?

Сидоров не выдержал и рассмеялся. Но впослед-

ствии он не раз возвращался к своему предложению,

заставляя меня мучительно колебаться.

Так вот, я почувствовал в себе силы выйти нако-

нец из сферы обслуживания в сферу производства. С

другой стороны, там я вряд ли сразу стану полноцен-

ным работником. Поэтому напрашивался такой вы-

вод: оставаясь штатным дежурным, взять ещё и пол-

ставки разнорабочего.

Едва я успел построить эту логическую конструк-

цию, как Флоридов выловил из эфира великолепную

весточку: из Мирного вылетели два борта, и через

шесть часов мы обнимем шестерых наших товари-

щей. Блокада Востока прорвана! Иван Тимофеевич

отправился готовить тягач к расчистке взлётно-поса-

дочной полосы. Вот он, удобный случай! Я попросил

Тимофеича взять меня с собой, получил его согласие

и побежал одеваться.

Тяжёлый тягач самая надёжная и любимая транс-

портная машина советских полярников. Мощный и

манёвренный, как танк, тягач способен тащить за

собой десятки тонн груза. Неприхотливая, воистину

незаменимая машина! Трактор не достаёт ей и до

плеча, на её фоне он выглядит словно молодая ло-

шадёнка рядом с могучим тяжеловесом. К сожале-

нию, трясётся и грохочет тягач тоже как танк. Мы пол-

зали по полосе, расчищая и укатывая её специаль-

ным устройством, и по-дружески беседовали, точнее

– орали во все горло.

Мы гоняли тягач по полосе. Читатель может сарка-

стически сказать: «Мы пахали…» – и ошибётся, по-

тому что за рычагами большую часть времени сидел

я. Во имя истины замечу, что своё место Тимофеич

уступил весьма неохотно: интуиция, видимо, ему под-

сказывала, что из этого не выйдет ничего путного. По-

началу так оно и было: в тягач, до сих пор спокой-

ный и вежливый, как пони в зоопарке, словно вселил-

ся дьявол. Едва я сел за рычаги, как он начал содро-

гаться от ярости и шарахаться из стороны в сторону,

норовя разбить нашими телами стенки кабины. Тимо-

феич только за голову хватался, глядя, как я превра-

щаю гладкую полосу в просёлочную дорогу с выбои-

нами и ухабами. А когда тягач, дико взревев, рванул-

ся с полосы на снежную целину, инструктор тактич-

но, но твёрдо предложил ученику пересесть на пас-

сажирское место. Слегка обескураженный, я дал воз-

можность инструктору успокоиться и вновь возобно-

вил свои притязания. И что бы вы подумали? Вторая

попытка завершилась столь успешно, что Тимофеич

только ахал и цокал языком: с таким изяществом и ли-

хостью я вёл тягач. И лишь огрехн на виражах в кон-

це полосы свидетельствовали о том, что за рычага-

ми сидит механик-водитель пока ещё не экстраклас-

са. Огрехи Тимофеич ликвидировал самолично, а в

остальное время сидел и курил, расхваливая меня на

все лады.

И когда часа через два к нам подсел Валерий Ель-

синовский, он стал свидетелем моего триумфа.

– Профессионал! – явно гордясь своим способным

учеником, говорил Тимофеич. – Уже километров пят-

надцать орудует рычагами – и не угробил тягач!

Ревнивый Валерий тут же загорелся желанием ис-

пробовать свои силы, и теперь уже за головы хвата-

лись оба его инструктора. Я терпеливо делился с док-

тором передовым опытом и добился заметного повы-

шения его мастерства. В дальнейшем мы не раз кон-

курировали, добиваясь права сесть за рычаги; навер-

ное, за год зимовки доктор набил руку и сравнялся

со мной классом, но будет нелишним скромно напом-

нить, что первым его, Валерия, учителем был всё-та-

ки я.

Здесь, на полосе, мне удалось чуточку «разгово-

рить» Тимофеича: до сегодняшнего дня он рассказы-

вал о чём угодно, только не о себе, всячески увёрты-

ваясь от моих наводящих вопросов. Я знал, что Тимо-

феич много лет работал начальником участка на Ки-

ровском заводе в Ленинграде, три года провёл в Ан-

тарктиде, из них два – на Востоке; знал, что все на-

чальники, с которыми он зимовал, не жалели усилий,

чтобы вновь его заполучить; видел, как, прощаясь с

Тимофеичем перед отлётом, ребята из старой сме-

ны довели лётчиков до исступления, ибо объятиям не

было конца.

– Эх, жалость какая – улетит через полтора месяца

Зырянов… Чего бы только не отдал, чтобы он с нами

на год остался! – сокрушался Сидоров.

А начальник старой смены Артемьев в одной из на-

ших коротких бесед говорил:

– Один только Зырянов – это целая книга. Нам

повезло, что он был с нами – стержень коллектива!

Присмотритесь к нему. Из всех полярников, которых

я знаю, он выделяется своими человеческими каче-

ствами. То, что он в совершенстве знает дизеля и

транспортную технику, вызывает разве что уважение.

Но прибавьте к этому особую человечность и трудо-

любие – и вы поймёте, почему Тимофеича любят.

Причём поймёте быстро, через несколько дней.

И в самом деле, старая смена улетела, а Тимофе-

ич как был, так и остался стержнем коллектива. Уди-

вительный человек! Без всяких усилий со своей сто-

роны он какимито невидимыми нитями привязывал к

себе товарищей. Впрочем, что я говорю – без всяких

усилий! Наоборот! Словно не было позади года труд-

нейшей зимовки – Тимофеич продолжал работать за

двоих, за троих. Он вечно трепетал, что новички, ещё

не втянувшиеся в дело, сработают что-нибудь не так.

Сергееву и Флоридову он помогал монтировать пе-

ленгатор, Фищеву – собирать домик, дежурил вместо

заболевшего Лугового на дизельной электростанции,

в ожидании прихода санно-гусеничного поезда гото-

вил ёмкости для горючего, укатывал полосу, ремонти-

ровал тягач, по первой же просьбе и без просьб помо-

гал всем и во всем – ему некогда было спать.

А когда Тимофеич приходил на перерыв, ему тут

же освобождали место за столом и не давали само-

му идти за чаем – приносили. И за обедом старались

угодить, и тост поднимали за его здоровье, и выклю-

чали магнитофон, когда Тимофеич ложился на часок

отдохнуть.

Он, пожалуй, выглядел старше своих сорока пяти

лет. У него морщинистое, утомлённое лицо много по-

работавшего человека, сильно пробитые сединой и

плохо поддающиеся расчёске волосы, крепкие натру-

женные руки. А глаза у Тимофеича как у сказочника:

светлые, добрые и ласковые. И смех его заразитель-

ный и добрый, такой смех не обижает: ни разу не ви-

дел, чтобы на Зырянова кто-нибудь обиделся.

Потому что не только своим обликом, но и всем сво-

им существом Тимофеич излучает и з с е б я д о б р о

ж ел а т е л ь н о с т ь. Она буквально расходится от

него волнами, захлёстывает и смягчает душу.

– Что приуныли, мошенники? – подмигивал Тимо-

феич, похлопывая по плечам нас, тогда ещё фиоле-

товых новичков. – По своим королевам соскучились?

Ничего, ничего. Сейчас попьём чайку, покурим, за-

бьём партию «чечево», кой-кого под стол загоним – и

ещё поработаем, до следующего чая.

Ничего вроде не сказано, а становится легче, и хо-

чется улыбнуться ему в ответ.

– Ты, Тимофеич, какой-то святой! – удивлялся при-

летевший несколькими рейсами позже Валерий Фи-

сенко. – При тебе даже выругаться всласть бывает

стыдно. Надень хоть шапку, чтобы нимба не было вид-

но!

Ну на святого, положим, Тимофеич не тянул (он ку-

рил одну сигарету за другой, не отказывался от рю-

мочки за столом и мечтал поскорее увидеть свою «ко-

ролеву»), да и на классического «положительного ге-

роя» – тоже, ибо последний не прощает ошибок и за-

ставляет равняться на себя, а Тимофеич, наоборот,

готов был простить любую невольную ошибку и нико-

гда не призывал следовать своему примеру.

Не прощал только равнодушия к делу. Не то чтобы

критиковал на общих собраниях и устраивал разносы,

а просто был с таким человеком менее общителен, не

улыбался ему и не называл его «мошенником» – та-

кой чести удостаивались только симпатичные Тимо-

феичу люди. И лишь мог сказать ему, оставшись на-

едине, без чужих ушей: «Парень, парень, зачем ты по-

шёл в Антарктиду?»

А сейчас на минутку возвращаю читателя на поло-

су, чтобы сделать его свидетелем одного из заметных

географических открытий века.

В конце полосы мы обычно устраивали пятиминут-

ный перекур, выходили из кабины и разминались. И

когда в порядке разминки я отошёл на несколько ша-

гов в сторону, оставляя следы унтов на девственном

снегу, то вдруг подумал: «А ведь эти следы наверняка

здесь первые!»

Отвечая на мой запрос, Тимофеич подтвердил:

– Гуляли мы только по полосе, кому охота вспахи-

вать ногами снег?

– Значит, никто сюда не заходил? – переспросил я.

– У нас на станции ребята были психически нор-

мальные, – уклончиво ответил Тимофеич.

– Сфотографируйте меня, пожалуйста, у этого су-

гробика, – не без трепета попросил я.

Тимофеич ухмыльнулся и несколько раз щёлкнул

затвором.

Так было дело. За обедом товарищи в один голос

признали, что сугроб, у которого я сфотографировал-

ся, является тем местом, на которое доселе ещё нико-

гда не ступала нога человека. По предложению Васи-

лия Семёновича Сидорова этому месту было присво-

ено наименование «Сугроб Санина». Так что мой при-

оритет безусловен и подтверждён всем коллективом

станции Восток. Нет никаких сомнений в том, что ра-

но или поздно на карте ледового континента появится

сугроб моего имени.