Утрата права ссылаться на основание недействительности или прекращения договора, выхода из него или приостановления его действия

В правовых системах многих государств существует доктрина, согласно которой сторона не может в дальнейшем отрицать то, с чем она ранее согласилась или признала. В римском праве эта доктрина соответствовала понятию stipulatio, означавшему проявление согласия, которое должно быть выражено с тем, чтобы иметь юридическую силу. Наиболее широко она известна как доктрина эстоппель, существующая в общем праве *(332). Аналогичные доктрины существуют в праве ряда других стран, например, Франции - forсlusion, Испании - actos propios.

А.Н. Талалаев обоснованно отмечал, что "принцип эстоппель был заимствован из английской и некоторых других систем внутреннего права государств. ...Понятно, что механически переносить все эти понятия эстоппеля в международное право невозможно" *(333).

Несмотря на значительное распространение в национальном праве, эта доктрина начала проявляться в международно-правовой мысли лишь в начале XX в. *(334) Постепенно количество посвященных ей трудов возрастало *(335). Большое значение в утверждении доктрины сыграла международная судебная практика *(336). Выступая в Комиссии международного права, де Луна говорил, что "доктрина общего права эстоппель является результатом длительной истории судебных решений" *(337).

В отечественной литературе значительное внимание доктрине эстоппель уделил А. Каламкарян *(338). Его книга содержит обширный обзор мировой литературы. Жаль, что автор не использовал материалы Венской конвенции о праве договоров, тем более что изложенные в них взгляды государств в отношении эстоппеля были далеко не однозначны. Автор рассматривает эстоппель не только как принцип, но и как институт международного права. "Государство в рамках данного института не вправе оспаривать ту международно-правовую позицию по определенному вопросу права или факта, которую оно заняло на основе своего юридически значимого поведения или посредством одностороннего юридического акта" *(339).

Автор явно придерживается чисто британского происхождения данного принципа. "Институт эстоппель ведет свое происхождение из английского общего права..." (с. 8). Эстоппель в международном праве полностью вобрал "в себя основные конституционные элементы эстоппеля как он практикуется в английском общем праве" (с. 11). Вместе с тем Р.А. Каламкарян обоснованно признает мнение о неприемлемости автоматического перенесения юридического основания института по общему праву в международное право. "Специфика международного публичного права естественным образом привносит элементы особого порядка в само содержание юридического основания института эстоппеля" (с. 38).

В целом автор высоко оценивает значение эстоппеля: "Международное право с помощью такого сложного: юридического механизма, как эстоппель, добивается достижения своей главной цели - обеспечить правовую безопасность своих субъектов и укрепить международный правопорядок" (с. 231).

Что касается судебной практики, то здесь следует отметить следующие моменты. В решении Постоянной палаты международного правосудия 1933 г. по делу о правовом статусе Восточной Гренландии говорилось: "Норвегия подтвердила, что она признает всю Гренландию принадлежащей Дании, и тем самым она лишила себя права оспаривать суверенитет Дании в отношении всей Гренландии" *(340).

Особый интерес представляет решение Международного Суда по делу о замке Preach Vihear *(341). Суд определил, что обе стороны "своим поведением признали линию и в результате тем самым согласились считать ее как линию границы". Но дело не только в решении Суда, но и в весьма интересной дискуссии по этому поводу, в отдельных мнениях судей.

В своем мнении вице-президент Суда Альфаро заметил, что рассматриваемый принцип нередко именуют в доктрине "эстоппель", preclusion и др. Сам он воздержался от использования этих понятий, поскольку "не верит, что любое из них точно соответствует принципу или доктрине, как они применяются в международных решениях" (с. 37). Юридический эффект принципа один и тот же: "сторона, которая в результате признания, представления, заявления, поведения или своего умолчания придерживается отношения, явно противоречащего праву, на которое она претендует в международном суде, лишена возможности требовать это право". Такой подход, подчеркнул Альфаро, имеет особое отношение к договорным отношениям двух стран (с. 38). В заключение говорилось: "У меня нет колебаний в утверждении того, что этот принцип: является одним из "общих принципов права, признанных цивилизованными странами"" (с. 41).

В особом мнении Дж. Фицмориса говорилось, что рассматриваемый принцип представляет собой "ближайший эквивалент в международном праве правила общего права - эстоппель, но, вероятно, он не применим в тех же строгих ограничительных условиях..." (с. 60). В тех случаях, "когда может быть доказано, что сторона путем поведения или иным образом взяла на себя обязательство или признала его, то в точном смысле слова нет необходимости или целесообразности взывать: к эстоппелю, хотя это слово в практике часто используется для описания соответствующих ситуаций". Существенным условием действия правила эстоппель, "понимаемого строго, является то, что сторона, взывающая к правилу, должна "полагаться на" заявление или поведение другой стороны..." (с. 61).

В праве договоров речь идет о том, что в случае нарушения договора одной из сторон или при наличии определенных оснований для признания его недействительным другая сторона тем не менее относится к договору как обладающему полной силой. Однако в дальнейшем, по иным причинам желая отказаться от договора, вторая сторона ссылается на указанные основания. Допустить такое положение означало бы ослабить стабильность договорных отношений, ибо одна из сторон могла бы в любой момент вспомнить о прошлом и прекратить действие договора.

Комиссия международного права решила закрепить указанную доктрину в Конвенции. Соответствующий проект статьи вызвал в Комиссии разногласия. В результате Комиссия решила, что некоторые технические аспекты принципа во внутреннем праве могут оказаться неподходящими для применения в международном праве, и потому отказалась использовать такие понятия внутреннего права, как эстоппель. Тем не менее термин "эстоппель" получил признание.

После того как стороне стало известно о факте, который может служить основанием для недействительности, прекращения или приостановки действия договора, она явно дает понять, что считает его действующим, и тем самым навсегда отказывается ссылаться на этот факт как на основание для признания недействительным, прекращенным или приостановившим действие договора.

В связи с этим следует отметить, что, например, имевшее в прошлом нарушение договора может приобрести юридическую силу в случае нового нарушения договора той же стороной. Другая сторона будет вправе сослаться на неоднократное нарушение договора и сделать соответствующие выводы.

Исключением из рассматриваемого положения являются случаи, когда стороне не было известно о соответствующем факте и когда сторона не могла свободно осуществить вытекающее из этого право. Поэтому Комиссия международного права определила, что влияние и последствия принуждения в международных отношениях имеют настолько серьезное значение, что данное в таких условиях согласие должно пониматься как абсолютно недействительное. Цель данного определения - обеспечить, чтобы жертва принуждения в дальнейшем не была бы в состоянии свободно определять свои отношения с государством, которое осуществило принуждение. Поэтому из общего правила были исключены статьи о принуждении представителя и стороны в целом. К этому были, разумеется, добавлены случаи противоречия императивной норме *(342). Следовательно, речь шла о случаях ничтожности договора.

Мнения членов Комиссии существенно разошлись при обсуждении пункта, согласно которому сторона, после ознакомления с соответствующим фактом, продолжает выполнять договор, т.е. молчаливо признает его продолжающим действовать.

На Венской конференции проект статьи вызвал оживленную дискуссию. Основное содержание статьи не встретило особых возражений. Говорилось о том, что она призвана обеспечить стабильность договоров путем установления обязанности сторон сделать свою позицию четкой, когда им становится ясно, что с договором не все в порядке (см., например, выступление делегата Норвегии). Отмечалось, что статья направлена на кодификацию существующего принципа, вместе с тем она инкорпорирует положения, вытекающие из развития международного сообщества (см., в частности, выступление делегата Гайаны).

По мнению эксперта-консультанта Конференции Х. Уолдока, статья призвана создать защиту против недобросовестного применения норм ч. V Конвенции (недействительность, прекращение и приостановление действия договоров). Он заявил, что статья содержит общий принцип права, который будет применим в любом случае, даже в отсутствие такой статьи *(343). Аналогичную позицию занял представитель Великобритании, отметив, что, по мнению его делегации, обсуждаемая статья не исключает действия по обычному праву доктрины эстоппель в отношении любой статьи Конвенции, за исключением принуждения и jus cogens.

Делегация СССР заявила, что содержащийся в статье принцип направлен против произвола и должен быть включен в Конвенцию. Вместе с тем совместно с семью другими делегациями она внесла поправку, предлагающую снять пункт статьи о молчаливом признании. Этот пункт будет опасен для малых стран и для тех, которые недавно освободились от колониального гнета. Их молчание не должно толковаться как принятие ими прежних обязательств *(344).

Это предложение нашло поддержку у ряда государств. Делегат Италии высказал мнение, что допуск молчаливого признания государством откроет путь ко всем видам неопределенности, что может привести к произвольным действиям и укрепить противоправно установленные ситуации. Он также напомнил, что некоторые авторы, которые защищают империалистическое status quo и ситуации, порожденные принуждением или силой, пытаются ограничить значение возражений и распространить эффект молчаливого признания.

Против предложения восьми государств выступили США, заявив, что его принятие для всех практических целей будут иметь тот же эффект, что и исключение статьи целиком. Поддерживая сохранение пункта о молчаливом признании, делегат Великобритании говорил, что его применение действительно может породить практические проблемы, но это не является основанием для его снятия.

Некоторые делегации отстаивали и правомерность договоров, навязанных силой. Делегат Швейцарии говорил, что ему непонятно, на каком основании государство, молчаливо признавшее в силу своего поведения действительность договора, заключенного под принуждением, может требовать, чтобы договор стал недействительным, несмотря на то, что он применялся в течение длительного времени. Поэтому было предложено опустить содержавшиеся в проекте ссылки на статьи о принуждении (см., например, выступление делегата Норвегии). Это предложение было принято.

Предложение исключить пункт о молчаливом признании было отвергнуто незначительным большинством голосов: 47 - "за" отклонение, 20 - "за" принятие, 27 - воздержались.

Были внесены предложения относительно установления определенного срока для молчаливого согласия. США предложили 10 лет. Однако такой срок был признан слишком длительным для определения состояния договора. Австралия предложила срок в 12 месяцев. Но эти предложения не были приняты.

Дискуссия в том же духе продолжалась и на второй сессии Венской конференции. В конечном счете статья была принята 84 голосами. "Против" голосовали - 17, воздержались - 6 *(345).

На Венской конференции о праве международных договоров между государствами и международными организациями или между международными организациями 1986 г. ст. 45 Венской конвенции 1969 г. была принята без изменений и дополнена соответствующими положениями о международных организациях. На Конференции 1986 г. была предложена поправка, предусматривавшая объединение в одном пункте государств и международных организаций (Китай). Выступая против этого предложения, представитель СССР заявил, что указание в пункте об организациях на компетентный орган должно сохраниться. Известны случаи, когда решения, принятые некомпетентными органами, оформлялись официальными актами организации *(346). Позиция СССР была поддержана другими делегациями.

В результате в Венской конвенции 1986 г. ст. 45 "Утрата права ссылаться на основание недействительности или прекращение договора, выхода из него или приостановления его действия" установила, что государство не вправе больше ссылаться на основание недействительности или прекращения договора, выхода из него или приостановления его действия на основе ст. 46-50 или ст. 60 и 62, если после того как ему стало известно о соответствующих фактах, оно определенно согласилось, что договор, в зависимости от случая, действителен, сохраняет силу или остается в действии; либо оно должно в силу своего поведения считаться молчаливо согласившимся с тем, что договор, в зависимости от случая, действителен, сохраняет силу или остается в действии.

Что же касается международной организации, то она не в праве больше ссылаться на основание недействительности или прекращения договора, выхода из него или приостановления его действия на основе ст. 46-50 или ст. 60 и 62, если после того, как ей стало известно о фактах, она определенно согласилась, что договор, в зависимости от случая, действителен, сохраняет силу или остается в действии; либо она должна в силу поведения ее компетентного органа считаться отказавшейся от права ссылаться на это основание.

Статья 46 касается вопроса о значении нарушений положений внутреннего права государства и правил международной организации, касающихся компетенции заключать договоры, для действительности договора. Статья 47 посвящена значению для недействительности договора специальных ограничений правомочия на выражение согласия государства или международной организации. Статьи 48, 49 и 50 касаются влияния ошибки и обмана, а также подкупа представителя на действительность договора. Статья 60 касается прекращения договора или приостановления его действия вследствие нарушения, а ст. 62 - коренного изменения обстоятельств.

Отсюда видно, что рассматриваемая статья не относится к случаям принуждения представителя (ст. 51), принуждения государства или международной организации (ст. 52), а также противоречия императивной норме общего международного права (ст. 53). В таких случаях договор является ничтожным с самого начала.

Таким образом, Венским конвенциям удалось решить сложный вопрос об утрате права ссылаться на основание недействительности или прекращения договора, выхода из него или приостановления его действия. Закрепленная ими норма проливает определенный свет и на положение, содержащееся в "Общем правиле толкования", согласно которому "наряду с контекстом учитываются: последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования". Кодифицированная норма будет содействовать стабильности договорных отношений, которые в наше время существенно усложнились и играют все более важную роль. Субъекты международного права должны более внимательно относиться к собственным действиям в международно-правовом поле, а также к поведению своих партнеров по договорам.

Глава 2. Недействительность договора *(347)

Недействительность договора неразрывно связана с его действительностью. Оба эти понятия развивались одновременно и довольно медленно. Вместе с тем недействительность имеет свои особенности. В прошлом любой договор, включая те, что были навязаны путем обмана и насилия, не считались недействительными. О недействительности начали говорить в XIX в. При этом основания недействительности были весьма ограничены. По мнению И. Блюнчли, были недействительны трактаты: "а) имеющие целью доставить одному какому-либо государству всемирное владычество; б) относящиеся к уничтожению мирного и жизнеспособного государства" *(348).

Макнейр в 1938 г. ограничился чисто юридическими критериями. Договор недействителен, если он противоречит норме обычного права или конвенционной норме, или специальному обязательству по договору с третьим государством *(349).

Касаясь доктрины недействительности договоров до заключения Венской конвенции о праве договоров 1969 г., К. Холлоуэй с присущей ей категоричностью писала о поверхностной манере "рассмотрения важнейшей проблемы международной действительности договорных обязательств многими наиболее известными юристами, они имеют с ней дело в форме, не имеющей отношения к реальностям международных сношений" *(350).

Нерешительность юристов при определении недействительности договоров диктовалась практикой, в которой явно противоречившие международному праву, аморальные договоры имели широкое распространение. Уже после создания ООН американский профессор О. Лисицын писал о том, что у азиатских, африканских и у некоторых латиноамериканских стран "существует чувство обиды в отношении того, что кажется им двойной меркой: использование более развитыми государствами обязательной силы соглашений, достигнутых во время колониальной эры путем силы или давления, и в то же время отрицание ими правомерности использования силы менее развитыми странами для выкорчевывания этих плодов прошлых агрессий" *(351).

С учетом существующего положения профессор В.Н. Дурденевский в свое время создал концепцию, согласно которой договоры могут быть эффективны, но не валидитарны. Их стоит именовать псевдодоговорами. За ними не может быть признана сила источников международного права. Они должны рассматриваться лишь как фактически существующие юридико-технические нормы *(352).

Представляет интерес в этом плане мнение С.В. Черниченко: "...есть действительные и недействительные нормативные акты, но нет действительных и недействительных правовых норм". В этом видится отрыв формы от содержания. Вступивший в силу договор содержит нормы, обязательные для применения. Признание договора недействительным означает недействительность и соответствующих норм. Поддерживая это положение, ученый пишет, что недействительность нормативного акта, считавшегося юридически обязательным, означает "тем самым отсутствие существования содержащихся в нем норм, невозможность их реализации" *(353).

Из сказанного выше следует, что в доктрине международного права существовали весьма различные концепции недействительности договоров. Положение изменилось лишь после принятия Венской конвенции о праве договоров 1969 г. В отличие от предыдущего издания в новой кодификации Американского института права содержатся положения, соответствующие Конвенции *(354). Подчеркнем, что раздел права договоров, касающийся их недействительности, является новым и охватывает весьма важные вопросы. Он представляет собой существенный шаг в прогрессивном развитии права международных договоров.

Недействительность договора бывает относительной и абсолютной. Относительная недействительность делает договор оспоримым, поскольку пострадавшее государство может доказать его недействительность, а может счесть, что, несмотря на наличие спорных моментов, соглашается на его действие. Это значит, что в таких случаях может применяться правило эстоппель. Относительная недействительность порождается следующими обстоятельствами:

- явное нарушение особо важного положения внутреннего права государства и правила международной организации, касающиеся компетенции заключать договоры;

- нарушение специальных ограничений правомочия на выражение согласия государства или международной организации;

- ошибка;

- обман;

- подкуп представителя государства или международной организации.

Абсолютная недействительность означает, что договор является недействительным с самого начала, он ничтожен. Обстоятельства, порождающие абсолютную недействительность:

- принуждение представителя государства или международной организации;

- принуждение государства или международной организации посредством угрозы силой или ее применения;

- противоречие договора императивной норме общего международного права.