ВАЖНЫЕ ПУСТЯКИ

То, что я называю замкнутостью, яснее всего
проступает при сравнении романа с лирикой. Ли-
рическое чудо царит над реальностью, словно фонтан

10Заказ№ 1435 289

ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ

над зеленью луга. Лирику созерцают извне, как статую
или греческий храм. Она не вступает в конфликт
с реальностью, а, скорее, приобретает особое оча-
рование по контрасту с ней, с олимпийской невоз-
мутимостью являя миру наготу своей ирреальности.
Напротив, на роман мы смотрим исключительно
изнутри, как, впрочем, и на окружающий мир, по-
скольку каждый в силу непреложного метафизического
закона ощущает себя его центром в любое жизненное
мгновение. Наслаждаясь романом, мы должны быть
окружены им со всех сторон, отнюдь не воспринимая
его как некий предмет в ряду прочих. Именно потому,
что это «реалистический» жанр, он абсолютно не-
совместим с окружающей реальностью. Строя со-
бственный внутренний мир, роман неизбежно уни-
чтожает мир внешний.

Вот решающее условие, все остальные направлены
на его соблюдение, подчинены одной-единственной за-
даче—создать обособленное пространство. Напри-
мер, необходимость непосредственно представлять ге-
роев, а не рассказывать о них связана с тем, что
романист должен заслонить реальный мир вымышлен-
ным. Чтобы скрыть от глаз какой-то предмет, нужно
попытаться заслонить его. В отличие от живых призра-
ки не отбрасывают теней и не заслоняют собой миро-
здания. По этим двум приметам обитатели загробного
мира судят о реальности спускающегося к ним Данта.
Миссия писателя не описывать героев или обурева-
ющие их чувства, а явить их нам, чтобы, присутствуя
во плоти, они закрыли от нас реальность.

Подобного результата можно добиться лишь избыт-
ком подробностей. Автор способен отгородить читате-
ля от внешнего мира, только взяв его в плотное кольцо
тонко подмеченных деталей. Да и вся наша жизнь разве
не бесконечная череда пустяков? Не так трудно убедить-
ся в том, что не спишь,—довольно ущипнуть себя.
Роман—сон, где нам приснился такой щипок.

Все чрезмерное лишь оттеняет забытую норму.
Пруст, выходя в своих творениях за пределы мыслимо-
го богатства подробностей, заставляет вспомнить: все
замечательные романы содержат огромное (хотя и не
до такой степени) количество пустяков. Книги Серван-
теса, Стендаля, Диккенса перенасыщены подробностя-

МЫСЛИ О РОМАНЕ

ми. Во всех них—такое число точно подмеченных
мелочей, что мы просто не в состоянии удержать их
в памяти. Мало того, читатель твердо уверен: за каж-
дой сообщенной деталью стоит немало других, кото-
рые писатель как бы вынес за скобки. Великие рома-
ны—это возведенные мириадами мельчайших поли-
пов коралловые рифы, чья кажущаяся хрупкость
способна выдержать натиск морских валов.

Вот почему романисту лучше всего писать лишь
о том, что он действительно знает. Это позволяет ему
творить ex abundantia²⁰. Если писатель мнит себя зна-
током, а сам спотыкается на каждом шагу,—пусть
отложит перо.

Посмотрим правде в глаза. Роману недостаточно
крылатого вдохновения. Следует признать со всей пря-
мотой: великие книги, и поныне доставляющие нам
радость, непросты для восприятия. Поэт легко пуска-
ется в путь, взяв лиру под мышку. Романист трогается
с места, только тщательно упаковав весь свой немыс-
лимый скарб, словно бродячий цирк или цыганский
табор. На его плечах—atrezzo²¹ целого мира.