ОБОСОБЛЕННЫЙ МИР

Что мы чувствуем, закрывая великий роман? Слов-
но очнувшись от иной жизни, мы вдруг покидаем мир,
который никак не сообщается с нашим, реальным. Без
всякого перехода, именно потому, что между ними нет
никакой связи, мы попадаем из одного мироздания
в другое. Мы только что были в Парме—с графом
Моска, Сансевериной, Клелией, Фабрицио¹⁹: жили их
жизнью, тревогами, в одном с ними времени и про-
странстве, и вот мы вновь в своей комнате, в кругу
привычных дел и забот. Странное чувство! Внезапный
шквал воспоминаний то и дело уносит нас вновь в бу-
шующую стихию романа, и тогда, борясь с волнами,
нам волей-неволей приходится плыть назад, к берегу
повседневного. Посторонний, взглянув на нас в такую
минуту, непременно поймает наш растерянный взгляд
потерпевших крушение.

Роман—литературное произведение, производя-
щее подобный эффект. Это особый вид современного
искусства, наделенный волшебной, необоримой и не-
сравненной мощью. И все, что не способно оказать
такого воздействия, заведомо плохо, несмотря на ка-
кие-либо другие достоинства. О великая, животворная
сала, дарующая свободу, радость бесчисленных воп-
лощений, расширяющая границы нашего мира!

Но для достижения своей цели автор, во-первых,
должен заманить нас в замкнутый мир романа, а во-
вторых, отрезать пути к отступлению; Первое просто:
достаточно легкого внушения—и мы уже у ворот
вымысла, предусмотрительно распахнутых романис-
том. Второе труднее. Автору нужно создать замкнутое

МЫСЛИ О РОМАНЕ

пространство — без окон и щелей,—так чтобы изнутри
был неразличим горизонт реальности. А как же иначе!
Когда перед глазами огромный подлинный мир, а нам
предлагают малый вымышленный мирок, с его про-
блемами и заботами, тревогами и страстями, мы вряд
ли сделаем выбор в пользу последнего. Разве можно
любоваться пейзажем живописца в настоящем саду?
Нарисованный сад цветет лишь в полумраке гостиной,
пробивая в серой стене яркую брешь, сквозь которую
сияет воображаемый полдень.

Настоящий романист не только умеет забывать
о реальности, лежащей за гранью произведения,— он
заставляет забыть о ней и читателя. Пусть писатель,
называющий себя «реалистом», творит вселенную
своего романа из самого что ни на есть реального
материала, но едва мы переселились в созданный
им мир, подлинная действительность перестает за-
нимать нас.

Ясно, нежизнеспособен любой роман, чей создатель
преследовал какую бы то ни было побочную цель, будь
то политика, идеология, аллегория или сатира. Всякая
деятельность подобного рода несовместима с иллюзи-
ей, но, напротив, находится в тесной связи с горизон-
том реальных поступков каждого человека. Касаться
таких вопросов—все равно что выталкивать нас нару-
жу из вымышленного замкнутого пространства, обре-
кая на живую и тесную связь с абсолютным миром,
в котором протекает наша подлинная жизнь. Какое мне
дело до судеб вымышленных героев, если автор застав-
ляет меня столкнуться со сложной проблемой моей
собственной политической или философской судьбы!

Задача романиста—притупить у читателя чувство
действительности, под гипнозом заставив его вести
мнимое существование.

Вот источник глубокого противоречия, заключен-
ный в так называемом «историческом романе». Силясь
придать вымышленному космосу черты исторической
достоверности, этот жанр неизбежно рождает конф-
ликт между двумя горизонтами, каждый из которых
требует определенного настроя нашего зрительного
аппарата. В результате нам приходится то и дело
менять точку зрения. Читатель не в состоянии одно-
временно смотреть предложенный ему романистом