По пути союзника

По приказу Карлоса Касси вечером провела со мной занятие по тенсегрити — только так я мог быстро восстановить силы. За те несколько дней, что оставались до моего возвращения в Нью-Йорк, мне нужно было пройти все основные этапы взаимодействия с союзником. Эти этапы Кастанеда определил как слушание и осознание. Карлос дал подробные инструкции относительно каждого из них. Кроме того, мне необходимо было соблюдать правила безопасности, которые укладывались в несколько слов: «не предполагай, не думай, не намеревайся». Но я и не собирался строить какиелибо планы: после того, как Касси привела меня в норму, ко мне пришло осознавание того, что вся эта история с Рождеством действительно могла закончиться для меня трагически. Я возомнил себя хозяином мира — мне указали мое истинное место.

Больше никаких экспериментов. Только четкое выполнение инструкций. Но самое занятное, что меня совершенно перестала интересовать судьба денег, лежащих в моем кейсе. Исчез внутренний зуд, подталкивающий меня срочно избавиться от них.

После сеанса тенсегрити ко мне вернулся аппетит, и я пригласил Кассандру на ужин.

Ловенталь был у Кастанеды, Карлос вызвал его, чтобы дать особые указания на мой счет.

Видимо, мой неудачный опыт и впрямь создал огромные проблемы для магов; Кастане-да мне больше не доверял.

За ужином Касси сообщила новость, которая заставила меня забыть и о второй смерти, и о второй вечности.

— После каникул мы с Тедом обвенчаем ся и вместе поедем в Африку, — это она про изнесла так запросто, словно речь шла о ве щах вполне обыденных.

Я был так поражен, что не мог выдавить из себя ни слова.

— Пока ты валялся в постели, Тед имел долгий разговор с Кастанедой. Как сам понимаешь, известие о том, что колыбельные племена находятся не у истоков цивилизации, а у ее конца, потрясло его до глубины души. Он же свято верил в то, что, сохраняя эту культуру, он спасает человечество.

Когда мы гуляли по Милуоки, Тед решил вернуться в Йель и продолжить ученую карьеру. Тогда он и сделал мне предложение... Сегодня он объявил Карлосу о нашем решении, но Кар л ос посоветовал этого не делать.

— Чего не делать? — я, наконец, обрел способность говорить. — Венчаться?

— Нет, — рассмеялась Касси. — Этому он как раз обрадовался и даже согласился стать моим посаженным отцом. Не советовал бросать проект.

Уезжать из Африки.

— Странно, — пожал плечами я. — Сам же говорил: там нет Силы.

— Вот это-то и есть самое интересное, — тон ее стал заговорщицким. — Силы там нет, это так. Но! Зато у Теда — правильное намерение. Оно не эгоистично. И потому Сила помогает ему. Африка — его место Силы. А если к правильному намерению прибавится еще и правильное осознавание, Тед может стать настоящим магом. Вернись он в Йель, его путь в магии оборвется. А наука от него никуда не денется. Кастанеда посоветовал Теду заняться изучением того, как предки этих племен вышли из общения с Силой. Воображаешь, что будет, если он докажет, что в глубокой древности эти племена стояли на гораздо более высокой ступени развития, чем мы?

— А, вот ты о чем, — разочарованно протянул я. — Кассандра, скажи — ты согласилась выйти за Теда из-за этих ошеломляющих перспектив? Думаешь, он станет знаменит и богат, а ты будешь купаться в лучах его славы?

Вынужден тебя расстроить: ученый мир никогда не допустит появления такой идеи — даже на уровне гипотезы. Если Теду удастся предоставить более или менее веские доказательства, его не просто осмеют. Его выставят как корыстного обманщика, который, вместо того, чтобы заниматься наукой, начал гоняться за сенсацией... К нему станут относиться хуже, чем к Кас-танеде — того, по крайней мере, считают неплохим беллетристом.

В ответ на это Касси только улыбнулась и посмотрела на меня так, что я почувствовал себя абсолютным идиотом. Ни слава, ни деньги ее не занимали: она могла получить все это куда более простым путем. А о судьбе исследований Теда она догадывалась и без меня. Я неправильно истолковал ее слова «вообрази, что будет...». Будет полная дискредитация Теда как ученого — она имела в виду именно это. И была готова к такому развитию событий. Более того: именно этого она и желала. Ей хотелось разделить его позор. Касси приносила себя в жертву. Это было для меня уже слишком. Я замотал головой.

— Нет, Касси, нет! — умоляюще произнес я. — Не надо, на сегодня мне хватит потрясений. Делай что хочешь, только не посвящай меня в свои загадочные мотивы.

— Я и не собиралась, — промурлыкала она.

— Просто хотела сказать, что мы с Тедом хотели бы видеть вас с Делией в качестве друга жениха и подружки невесты. Только не слишком заморачивайтесь с нарядами и подарками: церемония будет скромной.

Еда и тенсегрити взбодрили меня настолько, что не могло быть и речи о том, чтобы вернуться в номер и лечь спать. Действовать спонтанно — одна из настойчивых рекомендаций Кастанеды; а мне внезапно захотелось прогуляться по ночному Милуоки, заодно и проработать навык слушания союзника. На всякий случай я посоветовался с Тедом (к концу ужина он присоединился к нам); он не нашел в этом ничего опасного. Кассандра предпочла остаться в отеле, а мы с Ловенталем двинулись в сторону набережной. Как объяснил Карлос, слушание заключается в том, чтобы направлять первое внимание в ту сторону, где находится союзник. В моем случае это было легко: смерть всегда находится слева и позади. Под первым вниманием маги подразумевают концентрацию на телесных ощущениях в определенной части тела.

Таким образом, я должен был сосредоточиться на ощущениях в левой части затылка, спины и задней поверхности левой руки и ноги. На этапе слушания от меня не требовалось ничего другого, а прогулка давала замечательную возможность держать первое внимание слева и сзади.

Мы шли, не говоря ни слова: я был поглощен слушанием, а Тед, по-видимому, не хотел меня отвлекать от задания. Спустя некоторое время я заметил, что в зоне первого внимания появились новые ощущения, словно кто-то мягко подталкивал меня, заставляя менять направление. Я усилил слушание, и подталкивание стало очень интенсивным: союзник куда-то вел меня. Я сразу сказал об этом Ловенталю: таково было указание Кар-лоса. (Мне действительно больше не доверяли.) Тед решил, что мы должны идти туда, куда ведет союзник. Он привел нас к двухэтажному зданию, почти лишенному света: на нем не было ни рождественских огней, ни рекламы; лишь тускло светились окна второго этажа. Рядом с соседними зданиями, горящими яркой иллюминацией, этот дом выглядел как провал во тьму. Союзник толкал меня ко входу. Дверь, разумеется, была заперта; я нажал звонок на переговорном устройстве, не думая, что скажу хозяевам. Но на том конце провода никто ничего не спросил: устройство булькнуло, вслед за чем послышался щелчок дверного замка. Мы вошли, и по крутой узкой лестнице поднялись на второй этаж. Единственная дверь была приоткрыта: похоже, нас ждали. Первое, что я почувствовал, очутившись внутри — запах смерти: настоящей смерти, а не моего союзника. Но это не был запах тлена или аромат лилий (который с похорон матери неизбежно вызывает у меня могильные ассоциации).

Я ощущал нематериальный запах смерти как процесса. Здесь кто-то умирал. Войдя в комнату, я увидел, что не ошибся. Центр просторной комнаты занимал широкий одр, на котором царственно возлежала умирающая леди. Рядом с ней стояли двое чернявых мужчин средиземноморской наружности: один — толстый и низкий — врач, готовившийся засвидетельствовать смерть, другой — худой и нервный — адвокат (их породу я распознаю за милю). Леди была настолько дряхла, что, должно быть, помнила великий чикагский пожар; ее темное лицо сплошь покрывали морщины. Но по посадке головы — истинно королевской — я мог судить, что некогда она была весьма привлекательна. Увидев меня, леди вздрогнула, как подстреленный гриф.

— Константин, мальчик мой! — покар кала она на незнакомом языке, который я, к своему ужасу, почему-то понимал. — Ты приехал., я все-таки дождалась тебя!

В тот же миг адвокат бросился ко мне.

— Умоляю: ни слова! — сказал он ше потом. — Она принимает вас за своего сына, погибшего во Вьетнаме. Подойдите и возьми те ее за руку. И молчите.

Я усилил первое внимание и буквально физически ощутил импульс, толкнувший меня к смертному одру. Я сделал, как велел адвокат.

— Константин, — завывала умирающая, сжимая мою руку, — Константин... Ты ви дишь, я умираю. Но я дождалась тебя, я долбыла! Константин... когда мы бежали из Смирны, твой дедушка спрятал в моих пеленках вот это... Я сберегла это для тебя...

В моих руках оказался предмет, завернутый в шелковую ткань, испещренную размытыми арабскими письменами. Из-за огромного количества узлов на ткани было невозможно определить на ощупь, что внутри.

— Константин... — захрипела леди. — Конста....

Глаза ее потускнели и закатились. Запах смерти исчез: все произошло. Врач закрыл умершей глаза и сел писать заключение. Адвокат взял меня под руку и вывел за дверь. Там он рассыпался в выспренних благодарностях, смысл которых все время ускользал от меня. Я протянул ему то, что вручила мне покойная леди.

— О нет, нет!.. — он замахал руками. — Это ваше\ А теперь — прошу прощения — мне нужно готовить документы на отправ ку тела в Грецию. Столько проволочек... — и он снова начал что-то витиевато говорить, благодарить и извиняться — при этом насту пал вперед, выдавливая нас к лестнице. Тед потянул меня за рукав; да я и сам понимал, что наше дальнейшее присутствие здесь не желательно.

Всю дорогу до отеля я честно отрабатывал первое внимание, но союзник словно растворился в ночи. Предмет, подаренный мне старой гречанкой, я положил в карман пальто, и при ходьбе он чувствительно ударял меня по бедру.

— Как думаешь, что там такое? — впервые за весь вечер я услышал голос Ловен-таля.

— Не имею ни малейшего представления.

Но почему-то уверен, что союзник погнал меня в ночь именно за этим предметом. Вернемся — первым делом посмотрим, что там.

Но сделать это не удалось. Узлы были завязаны очень давно и очень крепко; за десятилетия, прошедшие с момента, когда дедушка умершей леди спрятал предмет в ее пеленки, складки узлов сцепились и теперь не думали поддаваться. Резать пеструю ткань я не хотел: в этих письменах могло содержаться какое-то послание. Нам пришлось отправиться спать, так и не узнав, что там.