Моя сестра попала ваварию, и с тех пор она не мо­жет двигаться, не видит, не слышит и не говорит. Мо­жет быть, лучше позволить ей умереть?

Это один из основных вопросов, который в разных формах поднимается во всем мире. Веками бытовала идея, что смерти следует избегать, что это — зло: жизнь — от Бога, смерть — от диавола.

Даже в медицинской профессии каждый врач в мире дает клятву Гиппократа, клянясь, что он никоим обра­зом не будет способствовать чьей-либо смерти, а все­возможными способами будет содействовать сохране­нию жизни.

Это было верно во времена Гиппократа, потому что из десяти детей только один доживал до среднего возраста. Девять умирали — такова была жизнь. Во времена Гаутамы Будды численность населения во всем мире бы­ла такой маленькой, что вы и представить себе не може­те. Всего двести миллионов. Теперь только в одной Ин­дии живет почти миллиард людей. А всего на земле насчитывается больше пяти миллиардов. От двухсот миллионов двадцать пять веков назад население возрос­ло до более чем пяти миллиардов, а земля осталась преж­ней. Медицина тоже шагнула вперед.

Раньше считалось, что максимальный возраст, до ко­торого в те времена мог дожить человек, — семьдесят лет. Ученые исследовали кости и скелеты древних людей почти за пять тысяч лет, чтобы точно установить продол­жительность их жизни. И они пришли к выводу, что лю­ди раньше жили не больше сорока лет, — так что верно, когда говорят, что в прошлом жизнь была прекрасна, по­тому что ни один отец не видел смерти своего сына. Ес­тественно: если отец умирал в сорок лет, как он мог уви­деть смерть сына?

Но к этим сыновьям не относятся те девять детей из десяти, доживавших максимум до двух лет. Поэтому в действительности каждый отец был свидетелем десят­ков смертей своих сыновей и дочерей. Если ребенок до­живал до трех лет, у него возникали шансы дожить, по крайней мере, до сорока. Тем временем, естественно, его отец умирал.

Сейчас есть много людей, которым исполнилось больше ста лет; и в некоторых странах можно встретить старожилов, которым за сто, а они все еще трудятся в по­ле наравне с молодыми. Некоторые ученые утверждают, что при правильном питании, правильной физической нагрузке и хорошем воздухе человеческое тело способ­но жить, по крайней мере, триста лет. Это очень опасная перспектива: уже лет через девяносто-сто вам надоест жить — что же вы будете делать триста лет? Вас не будут узнавать члены вашей собственной семьи. За триста лет появится на свет не одно поколение ваших потомков, но у вас с ними не будет никакой связи. Разрыв между по­колениями будет слишком велик.

Что вы будете делать? Вы жили, любили. Вы повидали в этой жизни все, что можно: удачи и неудачи, удоволь­ствие и боль, дни и ночи. Вы видели все времена года. Не осталось ничего неизвестного. Теперь — только повто­рение, все идет по кругу.

Мы должны пересмотреть свое отношение к смерти. Мое мнение таково: если человек доживает до такого момента, когда его жизнь совершенно теряет всякий смысл, когда он уже отжил свое, уход из жизни не дол­жен запрещаться законом. Смерть должна быть разре­шена; более того, в каждой больнице должно быть спе­циальное отделение для тех, кто желает умереть, — чтобы они могли умереть тихо, спокойно, с надлежащей медицинской помощью. Эта помощь должна состоять не в том, чтобы поддержать в них жизнь, а в том, чтобы по­мочь им умереть как можно достойнее и спокойнее.

Я предлагаю, чтобы в каждом отделении смерти в больнице был свой медитатор, который помогал бы па­циентам перед смертью освоить медитацию, чтобы они могли умереть медитативно. Их смерть могла бы пре­вратиться в очень ценное переживание, вероятно, еще более ценное, чем вся их жизнь. И это не было бы гре­хом.

У каждого пациента этого отделения должно быть время, чтобы хорошенько все обдумать. Возможно, в мо­мент принятия решения умереть он был расстроен. Мо­жет быть, в его жизни произошло какое-то событие, и он подумал: «Лучше мне покончить с собой». Нужно дать ему время подумать, сказав: «Ложись в больницу, побудь здесь месяц и подготовься к смерти. Мы поможем. Если в течение этого месяца ты передумаешь — можешь встать и уйти. Никто тебе не помешает».

Помните, что любые эмоции длятся не дольше не­скольких минут. Если бы каждый самоубийца подождал хотя бы минуту, он мог бы и не покончить с собой. Это — минутный порыв. Но если человек в течение це­лого месяца весел и радостен и с нетерпением ждет смерти как некого приключения, тогда наш долг — позволить ему покинуть тело и сделать это как можно изящ­нее.

Чтобы ответить на заданный вопрос, я был вынужден сделать это вступление, чтобы вы поняли, что смерть — это не зло, а нечто вполне естест­венное. Но вопрос — не о старом человеке. Вопрос о мо­лодой сестре, которая не может двигаться, видеть, слы­шать и говорить. Все ее органы чувств отказали. И вы на­зываете это жизнью? Это растительное существование. И оно, должно быть, причиняет ей ужасные страдания. Нам это не заметно, потому что она ничего не может ска­зать. У нее нет каналов для общения. Она в полном оди­ночестве, она совершенно отрезана от жизни. В чем смысл такого существования в течение семидесяти, восьмидесяти или девяноста лет — а может, и больше? Она будет только обузой и источником горя для семьи, и для нее самой это будет сущий ад, потому что это — пол­ное лишение свободы.

Подумайте сами. Худшего концлагеря и не придума­ешь: лишенная зрения, слуха, дара речи. Это — кома. Многие люди находятся в таком состоянии. Я сам видел одну женщину, которая пролежала в коме девять меся­цев. Врачи говорили, что она уже не сможет прийти в со­знание, потому что из-за того, что она так долго была в бессознательном состоянии, хрупкая нервная система, отвечающая за сознание, практически умерла. Они по­казали мне снимки ее мозга, сказав, что все центры, обеспечивающие сознание, омертвели. Она может про­существовать без сознания лет пятьдесят — на тот мо­мент ей было тридцать. Она была тяжким бременем для всей семьи: для мужа и для детей. Они были абсолютно беспомощны и ничего не могли для нее сделать. И врачи тоже признавали свою беспомощность и ничем не могли ей помочь. Но закон не позволяет содействия в смерти. Если бы врачи дали ей умереть, они стали бы преступни­ками, их считали бы убийцами.

Закон примитивен. Он не понимает сострадания. Этой женщине нужна смерть из милосердия. Она даже попросить о ней не может!

Сестра человека, задавшего этот вопрос, не может да­же попросить о смерти. Но ее близкие должны направить прошение в правительство своей страны. Им следует об­ратиться с петицией в суд и настаивать на том, что поддер­живать в ней жизнь — немилосердно. Это не любовь, это абсолютно примитивное и необоснованное в наше время отношение к жизни человека. Необходимо им сообщить, что вся семья согласна, что ее следует освободить из этой тюрьмы, чтобы она могла родиться заново, обрести новое тело — с глазами, с ушами, со способностью ходить и го­ворить. Для нее смерть будет не злом, а благом.

Это мое мнение. Я не говорю, что вы должны следо­вать ему, потому что в вашей стране это, может быть, противозаконно. Необходимо законными методами об­ратиться к правительству и поднять этот вопрос на об­щенациональном уровне, потому что он может касаться не только вашей сестры. Возможно, в стране есть другие дети и молодые люди, которые точно так же страдают только из-за того, что закон не позволяет медработни­кам помочь им покинуть тело.

Пришло время нам и медработникам понять: студенты-медики больше не должны давать клятву Гиппократа. Они должны давать клятву, что будут помогать человеку жить, если он может жить полноценной насыщенной жизнью, но если он не может так жить, и ему лишь помогают ды­шать — дыхание не есть жизнь — тогда ему лучше по­мочь умереть. В обоих случаях будет проявлено сострада­ние. Не важно — служите ли вы жизни или смерти. Ваше сострадание должно понимать, что человек отправляется в лучший мир, к лучшей жизни.

И в каждой стране это должно быть узаконено, точно так же как сейчас во многих странах узаконен контроль рождаемости. С одной стороны, вы не допускаете рож­дения ребенка. Если вы приняли это, то, с другой сторо­ны, вы должны позволить старикам, желающим поки­нуть этот мир, сделать это с надлежащими церемониями. Чтобы они могли позвать друзей, членов семьи. Чтобы они могли пожить вместе со своей семьей, потому что через месяц их уже здесь не будет.

Рождение — не в ваших руках, но вы, по крайней ме­ре, может обрести свободу в выборе смерти. Некоторые страны скоро примут закон, позволяющий людям быст­рее приближаться к концу жизни. Мир перенаселен. С одной стороны, мы предотвращаем появление людей, с другой стороны, нам следует позволить им уходить, и тогда мир не будет так перенаселен и беден.

И вопрос не только в том, чтобы сократить числен­ность населения и бедность, но в самих людях. Практи­чески во всех западных странах, особенно в Америке, сотни тысяч людей просто живут в больницах. Им — по девяносто-сто лет. Они не могут жить у себя дома, пото­му что не способны даже дышать без посторонней помо­щи. Но мы все равно поддерживаем в них жизнь — спрашивается, зачем? Они подключены к аппаратам ис­кусственного дыхания. Не думаю, что от этого они испы­тывают удовольствие. Они никогда не вернутся домой и умрут в больнице. Я не вижу никакого смысла в том, что­бы держать их на искусственном дыхании. Если их тела больше не хотят дышать, пожалуйста, позвольте им не дышать! Это их личное дело.

Вы вмешиваетесь в жизнь других людей. Вы не позво­ляете им умереть. Они уже мертвы, а вы заставляете их продолжать существовать, хотя сами не знаете, зачем. Когда вы искусственно продлеваете жизнь тысячи лю­дей, которые должны лежать в своих могилах, вы зря за­нимаете места в больницах, тратите время врачей и мед­персонала, используете оборудование — для чего все это? Через два-три года они даже перестанут реагиро­вать на аппараты искусственного дыхания. Они будут от­торгать их. Больше ничего не произойдет. Но целых три года вы будете их мучить зря. И это называется служени­ем, состраданием. И это считается христианством. Это же просто жестокость!

Позвольте этим несчастным умереть. В мире тысячи людей, которые готовы покинуть свое тело, потому что оно причиняет им только боль. Страдая от многочислен­ных болезней и недугов, они больше не в состоянии что-либо делать. Они больше не способны наслаждаться жизнью.

Но мы живем в очень странном мире. Он продолжает следовать старым законам, которые давно потеряли связь с реальностью, которые стали лишь тенями про­шлого и сейчас приносят людям лишь мучения.

Я думаю, что вашу сестру следует освободить от этого тела, потому что оно стало ей тюрьмой. Если вы ее любите, вы должны проститься с ней. Со слезами и печалью, но вы должны попрощаться с ней и медитировать и молиться, чтобы она обрела лучшее тело. Но обратитесь к правитель­ству, привлеките к этой ситуации внимание общественно­сти, чтобы помощь могла быть оказана не только вашей се­стре. В таком же положении могут пребывать многие другие. Сделайте так, чтобы это дело получило широкую огласку, только тогда вашей сестре позволят спокойно умереть. И не тревожьтесь — сокровенная сущность ни­когда не умирает.

В моем христианском воспитании упор всегда делал­ся на том, чтобы стать неэгоистичным, чтобы не ду­мать о себе. Теперь, вспоминая себя и стремясь к своей внутренней сущности, мне кажется, что мне приходит­ся пробиваться сквозь неловкость, чувство вины и сму­щение. Не могли бы Вы рассказать об этом?

Все религии причинили огромный вред человеческому росту, но христианство в этом особенно отличилось. Оно использовало красивые слова, чтобы скрыть отвратитель­ные действия, направленные против вас. Например, «аль­труизм», «самоотверженность». Сказать человеку, кото­рый не знает себя, что ему нужно забыть о себе, — настолько идиотская затея, что просто не верится, что вот уже две тысячи лет христианство призывает к этому.

Сократ сказал: «Познай себя, остальное второстепен­но». Познав себя, можно стать неэгоистичным. Более то­го, в этом случае вы непременно станете неэгоистичны­ми, и с вашей стороны не потребуется никаких усилий Познав себя, вы познаете не только свое «я», но и «я» всех остальных. Оно одинаково; это одно сознание, один континент. Люди — не острова. Но, не научив людей, как познать свою сущность, христианство начало опас­ную игру, которая пришлась людям по душе благодаря красивому слову «самоотверженность». Это слово вы­глядит религиозным, духовным. Когда я говорю: «Внача­ле будьте эгоистами», это звучит не духовно.

Эгоистами?

Ваш ум приучен к тому, что самоотверженность — это духовно. Я знаю это, но пока вы не будете достаточ­но эгоистичны, чтобы познать себя, вы не сможете от­вергнуть свое эго. Самоотверженность возникнет вслед­ствие самопознания, после того как вы станете самими собой. Тогда самоотверженность не будет доброде­телью, она не будет раз­виваться для того, чтобы получить награду на не­бесах. Она будет просто частью вашей натуры, и каждый самоотвержен­ный поступок будет на­градой себе самому.

Но христианство по­ставило телегу впереди лошади — в результате повозка застряла на месте и не может сдвинуться. Ло­шадь застряла, потому что перед ней телега; телега не может сдвинуться, потому что она в принципе не может двигаться, если впереди нет тянущей ее лошади.

Это происходит с каждым христианином: как только он начинает медитировать, у него появляется чувство вины — когда весь мир в беде, когда люди прозябают в бедности, умирают от голода и страдают от СПИДА, он медитирует? Это же полный эгоизм! Вначале надо по­мочь бедным, страдающим от СПИДА — вначале надо помочь другим.

Но жизнь коротка. Сколько вы сможете совершить альтруистических поступков за семьдесят-восемьдесят лет? И когда же вы найдете время для медитации? Как только вы приступаете к медитации, тут же возникают бедные, больные, сироты и нищие, которым требуется ваша помощь. Мать наставляла своего сынишку: «В на­шей религии самое главное — быть альтруистом. Никог­да не будь эгоистом, помогай другим».

Маленький мальчик — маленькие мальчики воспри­имчивее и разумнее, чем так называемые взрослые пар­ни — маленький мальчик сказал: «Мне кажется стран­ным, что я должен помогать другим, а они должны помо­гать мне. Почему бы все не упростить? Я помогаю себе, а они — себе». Эта самая главная идея религии кажется слишком сложной — необоснованно сложной.

Более того, христианство осудило восточные религии за то, что они слишком эгоистичны. Махавира, джайнский мистик, двенадцать лет медитировал... Лучше бы преподавал в школе или работал в больнице. Ему следо­вало бы заботиться о сиротах, быть как мать Тереза и по­лучить Нобелевскую премию.

Ни один медитатор, разумеется, никогда не получал Нобелевскую премию. А за что? Он ничего не сделал для других. Медитаторы — самые эгоистичные люди на све­те: они только медитируют, наслаждаются своей тиши­ной и покоем, пребывают в блаженстве, находят истину, открывают Бога, достигают полного освобождения. Это же эгоистично. Поэтому христианскому уму трудно при­нять идею медитации. В христианстве нет медитации, только молитва.

Они не могут назвать Гаутаму Будду поистине рели­гиозным человеком — что он сделал для бедных? Что он сделал для больных? Что он сделал для стариков? Он стал просветленным — это верх эгоизма! Но на Востоке совсем другое мировоззрение — гораздо логичнее, ра­зумнее и понятнее. На Востоке всегда считали, что, пока вы не обретете покой и тишину в своем сердце, песню в своей душе, свет, излучающий просветление, вы не смо­жете служить другим. Вы сами больны; вы сами сироты, потому что вы сами еще не достигли непоколебимости существования, безопасности вечной жизни. Вы сами так бедны, что внутри у вас нет ничего, кроме тьмы. Как вы можете помогать другим? Вы сами тонете, опасно по­могать другим — скорее всего, вы и их утащите на дно. Вначале надо научиться плавать. Только тогда вы сможе­те хоть как-то помочь утопающим.

Мой подход абсолютно ясен. Вначале будьте эгоиста­ми и откройте все, что есть в вас самих: всю радость, бла­женство и экстаз. И тогда, точно тень, последует альтру­изм: ваше сердце танцует, ваше существо преисполнено божественности — этим надо делиться. Вы не сможете жадничать и ни с кем не делиться, потому что жадность во внутреннем росте — это смерть.

Экономика внутреннего роста отличается от внеш­ней экономики. В обычной экономике, если вы отдаете, вы имеете все меньше и меньше. Но в духовной эконо­мике — наоборот: если вы не отдаете, вы имеете все меньше и меньше; если отдаете — имеете все больше и больше. Законы внешнего мира и внутреннего диамет­рально противоположны.

Вначале станьте внутренне богаты, станьте императо­ром. Тогда у вас будет так много того, чем вы сможете поделиться, что вы даже не будете считать это альтруизмом. Вы не по­желаете никакой награды ни сейчас, ни потом. Вы даже не будете ждать благодарности от того, кому даете; наоборот, вы будет сами благодар­ны человеку, который не отвергает вашу любовь, ваше блаженство, ваш экстаз. Человек согласился принять, позволил вам излить на не­го свою любовь, свои песни, свою музыку.

Христианская идея альтруизма — полнейшая глу­пость. На Востоке никогда не было такой идеи. За всю длинную историю своих поисков истины Восток пришел к простому выводу: вначале надо позаботиться о себе, и только тогда можно будет позаботиться о других.

Девушка, задающая вопрос, испытывает некое чувст­во вины. Она говорит: «Мне кажется, что мне приходит­ся пробиваться сквозь неловкость, чувство вины и сму­щение. Не могли бы вы рассказать об этом?»

Это понятный феномен. Христианство обмануло миллионы людей и направило их по ложному пути. Хри­стианские фундаменталисты — это самые фанатичные и одержимые люди. Сегодня Восток забыл о своей бы­лой славе — о временах Гаутамы Будды и Махавиры. Те­перь даже нехристиане подвергаются воздействию хри­стианской идеологии. Современная конституция Индии гласит, что благотворительность состоит в помощи бед­ным, в образовании бедных и строительстве больниц для бедных. Ни одна из этих идей не упоминалась в учении Гаутамы Будды. Это не значит, что он был против помо­щи бедным, — он знал, что, если вы занимаетесь медита­цией, вы будете помогать, но без хвастовства. Это будет происходить просто и естественно.

Однако обучение медитации — не благотворитель­ность; благотворительность — это открытие новой боль­ницы. Открытие школы, обучение географии и исто­рии — вот что такое благотворительность. Но чему вы обучите на уроке географии — где находится Тимбукту и где Константинополь? А на истории — расскажете про Чингисхана, Тамерлана, Надир-шаха, Александра Маке­донского и Ивана Грозного? Это благотворительность? А научить людей быть спокойными, умиротворенными, любящими, радостными, счастливыми, просветленны­ми — не благотворительность. Даже нехристиане зарази­лись этой болезнью.

Махатма Ганди, по крайней мере три раза в жизни, чуть не стал христианином. В сущности, он и был девя­ностопроцентным христианином. Доктор Амбедкар, на­писавший конституцию Индии, многие годы думал, что ему и его последователям следует принять христианст­во. В конце концов он решил, что им следует стать буд­дистами. Но во всей индийской конституции чувствует­ся влияние христианства. В ней ни разу не упоминается слово «медитация», которое стало вкладом Востока в ми­ровое развитие, причем самым ценным вкладом. Вместо этого в конституции больше отражается учение христи­анских миссионеров. Она не отражает учения Гаутамы Будды, Кабира или Нанака.

Я считаю, что благотворительность невозможна без медитации.

Так что ваше чувство вины — просто неправильное воспитание. Даже не задумываясь, избавьтесь от него. Вы станете альтруистами, будучи абсолютными эгоиста­ми. Вначале вы должны стать внутренне богатыми — на­столько богатыми, настолько переполненными богатст­вом, что будете просто вынуждены делиться, точно так же, как туча вынуждена делиться дождем с жаждущей землей. Но прежде туча должна наполниться дождем. Неразумно говорить пустым тучам: «Вы должны быть альтруистами».

Ко мне приходят многие доброжелатели, исполнен­ные благими намерениями, и говорят: «Что это за стран­ное место? Чем вы занимаетесь? Вам следует открыть больницу для бедных, собрать сирот, раздавать одежду нищим, помогать всем нуждающимся». У меня совер­шенно другой подход. Я могу раздавать бедным контра­цептивы, чтобы не было сирот. Я могу раздавать бедным противозачаточные пилюли, чтобы не было взрыва рож­даемости, поскольку я не вижу смысла в том, чтобы вна­чале порождать сирот, а потом строить для них приюты, помогать им и тратить впустую свою жизнь.

Когда в 60-е годы я начал об этом говорить, население Индии составляло четыреста миллионов. С тех пор я не устаю повторять, что регулирование рождаемости край­не необходимо. Но христиане против этого, и всего за тридцать пять лет население Индии увеличилось более чем в два раза. От четырехсот миллионов оно возросло до девятисот миллионов. Можно было предотвратить по­явление пятисот миллионов людей, и тогда не было бы потребности в матери Терезе и римскому папе не надо было бы приезжать в Индию и учить альтруизму.

Но люди — странные существа: вначале позвольте им заболеть, а потом давайте лекарство. Им в голову пришли замечательные идеи. В каждом клубе «Лайонс клаб интернэшнл» и «Ротари интернэшнл» есть специальные ящики: если вы купили бутылочку какого-нибудь лекар­ства, вылечились, а половина лекарства осталась, вы жертвует его клубу. Так они собирают лекарства и слы­вут замечательными людьми и альтруистами за то, что раздают их потом неимущим. Их девиз — «Служение об­ществу!». Но это очень хитрое служение. Эти лекарства были бы выброшены — если вы здоровы, зачем вам оставшееся лекарство? Великолепная идея: собирать оставшиеся лекарства, раздавать их бедным и ощущать себя великими служителями общества.

На мой взгляд, человеку, прежде всего, необходимо медитативное сознание. После того как вы обретете ме­дитативное сознание, всё, что бы вы ни делали, будет во благо людям; вы будете просто не способны причинить вред, из любви и сострадания вы сможете творить толь­ко добро.

Итак, я повторяю: вначале будьте эгоистами. Познай­те себя, будьте собой, и тогда вся ваша жизнь станет бес­корыстным подарком другим, без ожидания награды в этом или в потустороннем мире.