II. Историко-философское отступление

Для понимания всей философской неукротимости проблем парадокса в XX в., для понимания всей содержательной напряженности (и — эвристичности) этого понятия необходимо "зайти" к современной парадоксальной болевой точке мышления, начиная от коренных перипетий истории философской логики, необходимо историко-философское отступление.

Это необходимо вот почему: на первой ступени углубления в проблему возможно предположить, что то описание парадокса, которое было дано выше, лишь перефразирует изначальное определение всеобщей философской проблематики.

Это — та проблематика, что неискоренимо заложена в самое основание философской логики — от Аристотеля до Фомы Аквинского, от Николая Кузанского до Гегеля, от Канта до Хайдеггера. Сразу скажу, это существенно для всего моего дальнейшего размышления:

под "философской логикой" я как раз и имею в виду логику осмысления (обоснования) логических начал мышления.

Итак, начиная с Аристотеля... "Что исследование начал (курсив мой. — В.Б.) умозаключения...

есть дело философа, т.е. того, кто изучает всякую сущность вообще, какова она от природы, — это ясно. А тот, кто в какой-либо области располагает наибольшим знанием, должен быть в состоянии указать наиболее достоверные начала своего предмета, и, следовательно, тот, кто располагает таким знанием о существующем как таковом, должен быть в состоянии указать эти наиболее достоверные начала для всего. А это и есть философ"⁵. "...Мудрость есть некоторая наука (? — В.Б.) о началах"⁶.

Это — в "Метафизике".

Вот дальнейшее аристотелевское разъяснение возникающей (при обосновании начал) проблематики: "Некоторые считают, что нет знания, так как для этого необходимо знать первые [посылки] (что вело бы в бесконечность... а пройти бесконечность невозможно. — В.Б.), другие же — что знание возможно, но что для всего есть доказательство. Ни одно из этих мнений не истинно и не необходимо"⁷. Те, кто предполагают возможность доказательства исходных начал, предполагают возможность доказательства по кругу, что бессмысленно. Те, кто утверждают, что знание исходных посылок, начал вообще невозможно, поскольку для них не может быть формального доказательства, признают лишь один вид знания — знание выводное. Между тем... "необходимые начала" знания относятся к тому, "что необходимо истинно через само себя"⁸. Эти начала — столь же само исходное бытие, сколь исходные логические определения⁹. Вообще определения (особого рода), а не силлогизмы — вот логические формы обоснования начал. "...Определения суть начала доказательств, а... для начал нет доказательств... доказательство доказывает что-то о чем-то... В определении же одно о другом не сказывается... определение выражает суть [вещи], доказательство же — что об этом сказывается или нет"¹⁰.

Итак, поскольку, "кроме нуса (разума, мудрости, философского знания. — В.Б.), нет другого рода [познания], который превосходил бы науку точностью, начала же доказательства более известны, [чем доказательства], а всякая наука опирается на доводы, то не может быть науки о началах; а так как только нус может быть истиннее, чем наука, то он будет иметь своим предметом (философия будет иметь своим предметом... — В.Б.) начала; это видно также из того, что доказательство не может быть началом доказательства, а потому и наука не может быть началом науки. Таким образом, если помимо науки не имеем никакого другого рода истинного [познания], то началом науки будет нус. И он будет началом начала, и таким же образом наука как целое относится к [своему] предмету в целом"¹¹.

Это — во "Второй аналитике".

Наконец, наиболее напряженно — в "Топике": "Доказательство имеется тогда, когда умозаключение строится из истинных и первых [положений] или из таких, знание о которых берет свое начало от тех или иных первых и истинных [положений]. Истинные и первые [положения] — те, которые достоверны не через другие [положения], а через самих себя. Ибо о началах знания не нужно спрашивать "почему", а каждое из этих начал само по себе должно быть достоверным"¹². Но "сама по себе" достоверность — это не интуитивная самоочевидность, это, разъясняет Аристотель, особая форма обоснования, самообоснования, характерная для "нуса", для собственно философского разумения, философское диалектическое (так по Аристотелю) исследование необходимо "для [познания] первых [начал] всякой науки". Диалектика, "будучи способом исследования... прокладывает путь к началам всех учений"¹³.

И снова, по Аристотелю, схематизм обоснования начал, то есть философское мышление, осуществляется в определениях (особого характера), а "определение есть речь, обозначающая суть бытия [вещи]"¹⁴. Особая логика такого определения (обоснования) начал есть логика философского спора об этом определении¹⁵, спора, осуществляемого в форме "апорий"¹⁶.

По сути уже в приведенных мыслях Аристотеля раскрыта (как будто раскрыта...) вся основная проблематика парадокса как логической формы обоснования начал логики.

И все же "как будто" вставлено здесь не случайно. Да, аристотелевские тексты позволяют наметить вопрос, существенный для введения в проблему. И проблема эта действительно сквозная и определяющая для самого бытия "философской логики".

Однако можно ли считать, что Аристотелем сформулирован именно тот парадокс (и дано то понятие парадокса), о котором я говорил выше? Есть в идеях Аристотеля (или в идеях Аквината, Кузанца, Гегеля, Хайдеггера...) и выход на бытие для обоснования мышления, и обнаружение иной формы мышления, необходимой для обоснования начал, чем то мышление, которое необходимо внутри теоретического движения (вспомните соотнесение "науки", "эпистэмэ" и "нуса"). Есть и наведение на основную особенность этой формы размышления о началах, обоснования начал: это должна быть, по идее Аристотеля, логика спора в процессе определения (!) "начал" знания. Замечу, кстати, в этой связи, что его понимание диалектики (и присущих ей противоречий) как логики (и противоречий) спора о началах мышления гораздо глубже и точнее, на мой взгляд, чем гегелевское определение.

Да, всё это есть.

И все же это еще не тот парадокс, о котором мы говорили выше.

Дело в том, что у Аристотеля и вообще в развитии философской логики до середины XX в. в постановке вопроса об обосновании начал знания (мышления, разумения...) нет одного существенного момента: нет логически необходимого сопряжения идей "выхода на бытие" (по схеме: чтобы обосновать начало логического движения мысли, необходимо как-то включить в определение понятия определение вне-логического, вне-понятийного бытия...) и идей "выхода на иное всеобщее", иную логику, обосновывающую начало этой логики в форме "диалога логик".

Для Аристотеля (а позже — для Фомы Аквинского, Николая Кузанского, Спинозы, Гегеля, Хайдеггера...) обращение к бытию — в процессе обоснования возможности (основания) мышления — было все же обращением или к преобразованным (в форме "гипотетических предположений" — ср. Аристотель), или к усиленным (в форме мышления, впитавшего в себя бытие, — ср. Гегель), или к мистически расправленным (Бёме, Мейстер Экхарт) формам того же самого мышления, той же самой логики, что и исходная логика теоретического познания. Во всяком случае, для понимания бытия как основания логики не требовалось иное всеобщее. Требовалось или "истинное всеобщее" (в отличие от особенного), или же "неопределенное всеобщее" (в отличие от жестко, выводным образом определенного). Или же это был безоговорочный выход за пределы мышления и логики в "истинное (= не мысленное) бытие". Но пока всё это было так, парадокс самообоснования начал логики не мог стать собственно логической идеей, идеей парадокса.