Кроме того, крестьяне частично были подвержены другим судам, нежели остальная часть населения.

Столыпинские аграрные реформы, претворяемые в жизнь умом и волею великого государственного деятеля, имели целью исправить эти несоответствия, а также в целом поднять тот социальный и культурный уровень, на котором находи­лось в то время русское крестьянство. Все это должно было быть достигнуто с по­мощью ряда законов, изданных в пятилетие 1906—1910 годов(Г. С). Крестьянин ста­вился перед законом наравне с другими классами населения, он освобождался от тех эко­номических пут, которые привязывали его к месту рождения. Чтобы создать для каждо­го отдельного хозяйства такие условия, которые в данных обстоятельствах были бы наи­лучшими для поднятия его продуктивности, крестьянские земли должны были быть раз­верстаны, и разверставшимся крестьянам должна была словом и делом оказана помощь в более рациональном ведении их хозяйств. Чтобы найти место как можно большей час­ти избыточного сельского населения, организация, регулирующая крестьянское пересе­ление в Сибирь, состоявшая ранее при Министерстве внутренних дел, была передана Министерству земледелия и при этом значительно расширена. В связи с земельным голо­дом крестьян деятельность Крестьянского банка тоже развернулась как никогда прежде.

Из этого цикла реформ только уравнение крестьян с другими классами населе­ния было проведено безапелляционно раз и навсегда. Распустить же общину даже сам Столыпин не решился сразу же, да еще по всей стране. Конечно, вера в спасительные свойства общины сильно ослабела в течение последних 25 лет, но для большей части русской

интеллигенции община все еще была чем-то специфически русским, чем-то, что за­щищало от пролетаризации сельского населения. Поэтому только отдельным крестья­нам было дано право выходить из общины с сохранением за ними тех участков земли, ко­торыми они владели в момент выхода. Но сама возможность отмирания общины в буду­щем, которая возникала при этом, вызвала шторм возмущения в интеллигентских кругах общественности. Ослабление экономических пут, привязывающих крестьянина к месту рождения, могло поэтому осуществляться только постепенно.

Что касается разверстания, проведение которого было необходимым условием для быстрого развития крестьянского хозяйства, то было очевидно, что оно не могло быть закончено раньше, чем за полстолетие. Другие же реформы: деятельность ведомств по переселению и деятельность Крестьянского банка, а также увеличение предоставляе­мой крестьянскому населению агрономической помощи — все это было неотделимо от разверстания и должно было поэтому развиваться, как и само разверстание, шаг за шагом.

В общем и целом проведение столыпинских реформ требовало многих лет мир­ной спокойной работы. Оно и началось, исходя из того, что будет спокойствие, нужное для его завершения. <...>

Община была абсолютно доминирующей формой землевладения среди кресть­ян России. И вот чтобы, как выразился Столыпин, вбить клин в эту не отвечающую вре­мени, но, к сожалению, еще очень популярную организацию, 22 ноября 1906 года, т. е. между Первой и Второй Думами, был издан временный закон, дававший каждому члену общины право выходить из нее с сохранением тех участков земли, которыми он пользо­вался в момент выхода, а также и соответствующей доли в общих угодьях (пастбищ, ле­сов и т. д.).

Кроме многих живущих в деревнях крестьян, а именно тех, которые предпола­гали, что их доля в общем наделе будет уменьшена при следующем переделе, этой воз­можностью выйти из общины воспользовалась также большая часть крестьян, пересе­лившихся в город. Вышедший из общины крестьянин получал купчую крепость как на свои разбросанные участки, так и на свою долю в тех землях, которые были в общем пользовании, с правом требовать выделения всей этой его земли в один участок, кото­рый он имел полное право продать или использовать его сам.

В соответствии с правом, данным общинным крестьянам, требовать личного землевладения имущественное право на всю земельную площадь деревень с подворным владением, которое при наделении землей, для удобства, было дано деревне как юриди­ческому лицу, теперь было поделено между хозяевами. Согласно закону от 24 июня 1910 года, который представлял собою несколько измененный и значительно расширенный Думой и Государственным советом вариант временного закона от 22 ноября 1906 года, даже все деревни с общинным землевладением, где не было переделов со времени осво­бождения (5 марта 1861 года), стали рассматриваться как деревни с подворным землевла­дением.

О разверстании в этом временном законе от 22 ноября 1906 года, которым мы руководствовались в течение первых трех с половиной лет, к счастью, говорилось не очень много, собственно, только констатировалось право требовать его проведения, а также устанавливалось, что оно должно проводиться землеустроительными комиссиями. Практика должна была потом показать, как это должно быть разработано в деталях. Та­кая разработка и была сделана в законе от 24 июня 1910 года.

Кстати, никто, даже я сам, не верил в то, что разверстание в течение первых лет получит сколько-нибудь значительное распространение за пределами тех губерний, где крестьяне практиковали его по собственному почину. Я не ждал быстрого распрост­ранения разверстания потому, что указания закона относительно права требовать его

проведения были чрезвычайно умеренны, так как, чтобы можно было провести развер-стание, требовалось, в зависимости от формы землевладения, согласие от 1/2 до 3/4 вла­дельцев наделов. В то время как в Пруссии для этого было достаточно, чтобы владельцы 1/4 разверстываемой площади были согласны, и в то время как во всей Скандинавии, включая Финляндию, любая деревня могла быть разверстана по требованию одного-единственного владельца надела. Эта умеренность законодателей, которая скорее все­го была вызвана недостаточным доверием к разверстанию и которую я считал из­лишней, оказалась позднее удачной. Она удаляла главный аргумент многочислен­ных противников реформы, которые как раз кричали о том, что нельзя принуждать крестьян. Она облегчала работу землемеров, уменьшая сопротивление реформе в са­мих деревнях, и она действовала сдерживающе на поток заявлений о разверстании. который в последние годы перед первой мировой войной был таким сильным, что при тогдашних технических силах было бы невозможно поспевать за ним, если бы условия требования разверстания были мягче (Г. С.)» [23, с. 194—199].

ИТАК, СТАВШИЙ ЗНАМЕНИТЫМ «ЗАКОН 9 НОЯБРЯ»о раскрепоще нии общины позволял выйти стране на путь развития и укрепления частной земельной собственности. Помимо предоставления права выхода из общины, этот Закон устанав­ливал, что каждый крестьянин при общем переделе мог требовать сведения всей земли к одному участку (отрубу), а в пределах каждого участка Указ утверждал право едино­личного распоряжения домохозяина в отличие от принципа семейной коллективной собственности, т. е. делалась ставка на энергичного, хозяйственного и рачительного землевладельца. Считается, что после этого Закона, подписавшего приговор над общи­ной, Столыпин и стал ключевой фигурой российской истории, а крестьяне станови­лись полноценными гражданами в дореволюционной России. Русский мыслитель До­стоевский призывал в своем «Дневнике писателя» (1876) наделить людей землей, что­бы «переродить человечество к лучшему», русский политик Столыпин сделал к этому решительный шаг.

Таким образом, вступал в силу заготовленный еще в мае «Именной Высочай­ший Указ», получивший впоследствии название «Закона 9 ноября», который в силу его значения приводим полностью: