КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Справедливость античного обществаАнтичное общество и его культура создали основу того, что мы называем европейским обществом и цивилизацией. Оно очень близко нашему современному обществу, особенно римское общество с его юродами и государством, многоэтажными домами, театрами, стадионами, освещением улиц, водопроводами, средиземноморской кухней (то, что сейчас называется правильным питанием, заимствовано у римлян) и т.д. Да и в области идей и ценностей два чудака — Платой и Аристотель — заложили основы нашего современного мышления. Наше понимание справедливости также уходит корнями в ту интеллектуальную почву.
ГЛАВА 2. СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОБЩЕСТВА 2.2. Справедливость античного общества
У Платона справедливость связывалась со всеобщим порядком и соразмерностью (справедливость — свойство упорядоченных частей целого). Гармония или порядок в виде справедливого устройства установлены богами, закреплены в традиции, отступление от которой — преступление. В человеке, считал Платон, справедливость — это отдельная добродетель, согласовывающая все остальные (мудрость, храбрость, рассудительность). Само государство как установленный порядок социального существования в принципе и есть справедливость. «Когда люди отведали и того, и другого, то есть и поступали несправедливо, и страдали от несправедливости, тогда они... нашли целесообразным договориться друг с другом, чтобы не творить несправедливости и не страдать от нее. Отсюда взяли свое начало законодательство и взаимный договор» [6]. Но государство справедливо устроено тогда, когда все сословия (воины, правители, работники) выполняют свои обязанности для общего благо, «заниматься своим делом и не вмешиваться в чужие — это и есть справедливость». (У римлян добродетель согласия — concordia — когда и патриции, и плебеи вместе, но по-разному служат на благо общей родины, стала еще более популярной.) Однако законы и справедливость для свободных граждан одни, для несвободных — другие: «Должно наказывать рабов по справедливости и не изнеживать их, как свободных людей, увещеваниями», — предупреждал Платон. У Аристотеля в отличие от Платона понятие справедливости сужается — из всеобщей категории (охватывающей и природу, и людей) она становится исключительно социальной. Только человеку присущи моральные качества, понимание добра и зла, поэтому только он выражает справедливость и несправедливость. Люди устанавливают законы ради совместного существования, правовое поведение (следование закону) и есть справедливость, но только если закон применяется одинаково для всех и беспристрастно (это уравнительная справедливость, согласно Аристотелю). Но ведь не всякое действие регулируется законом, поэтому следование общепринятым нормам морального поведения — порядочность или честность — также отражает справедливость (это, так сказать, частная справедливость в противовес общей). Но не только равенство (всех перед законом) служит первым принципом справедливости, это только равным — равное, а неравным — неравное (рабам не свойственно вообще чувство справедливого, поскольку у них нет полноты всех прав и свобод). «Некоторые люди — рабы, а другие — свободные граждане, потому что так назначено природой... Правильно и справедливо, что одними следует править, а другие должны осуществлять правление, к которому они пригодны от природы; и коли так, власть господина над рабом тоже справедлива... Властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны, и прямо от рождения некоторые существа различаются [в том отношении, что одни из них как бы предназначены] к подчинению, другие — к властвованию», — рассуждает Аристотель в «Политике». И вот у Аристотеля четко проявляется второй принцип справедливости — «каждому свое» (дальше продолжившийся и закрепившийся в традиции римского права), т.е. Аристотель признает распределительную справедливость, которая каждому воздает по его заслугам (например, в зависимости от его доли или согласно его положению). Отношения обмена, развитые в античной Греции, не прошли мимо внимания Аристотеля, они также регулируются, согласно Аристотелю, мерой справедливости (этот вид справедливости называется коммутативной справедливостью, или справедливостью в обмене): «Названия эти, и "убыток" и "нажива", пришли из [области] произвольного обмена. Ведь иметь больше своей [доли] — значит "наживаться", а иметь меньше, чем было первоначально, — значит "терпеть убытки", как бывает при купле, продаже и всех других [делах], дозволенных законом. А когда нет ни "больше", ни "меньше", но как раз все то же самое, говорят, что у каждого его [доля] и никто не терпит убытка и не наживается. Итак, правосудие при обмене, противном воле, — это, во-первых, середина между своего рода наживой и убытком и, во-вторых, обладание справедливо равной [долей] до и после [обмена]» [7]. Объединяло Платона и Аристотеля в их понимании справедливости то, что справедливость могла быть понята только в особом общественном контексте социальной группы, т.е. их справедливость — это справедливость древнегреческого полиса. Человек древнегреческого полиса существовал только в ключевых социальных структурах своего мира — город, род, семья и дом, дружба (кстати, важное общественное дело для греков в отличие от нашего понимания дружбы как частного дела). Обособление индивида от группы не могло быть понято и принято, именно такого человека (а не невежу) греки называли «идиотом» (idiotes — буквально «отдельный», частный человек, не принимающий участия в политике). Поэтому справедливость не понималась в современном смысле слова как индивидуальная справедливость, как свобода или права индивида вообще — справедливо свободным (гражданам, а не рабам) обладать свободой, а несвободные достойны только подчинения и несвободы. В Древнем Риме гражданское общество еще в большей степени выдвигает справедливость в ранг общественной добродетели. Самое зна-
ГЛАВА 2. СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОБЩЕСТВА 2.2. Справедливость античного общества
чительное общественное изобретение Рима — римское право — непосредственно связано со справедливостью. Вот драгоценный лозунг: «Justitia est constans et perpetua voluntas jus suum cuique tribuendi» (справедливость есть постоянная и непрерывная воля воздавать каждому свое). Из такого общего понимания правовой справедливости римский юрист Ульпиан (Domitius Ulpianus) выводил следующие «предписания права»: «жить честно, не чинить вреда другому, каждому предоставлять то, что ему принадлежит». (Этому потом удивлялся Шопенгауэр — зачем кому-то предоставлять то, что ему и так принадлежит? Потом шутили иначе: если каждому — свое, то всем не хватит!) В соответствии с этим и юриспруденцию он определял как «познание божественных и человеческих дел, знание справедливого и несправедливого». Изучающему право, подчеркивает Ульпиан, надо прежде всего узнать, откуда происходит еловое (право); оно получило свое название от justitia (справедливость), ибо... право есть ars (искусство), boni (добра) и aequi (равенства). «Справедливый», как видим, означает «равный», aequitas включает в себя момент равенства, соразмерности, эквивалентности в человеческих взаимоотношениях. Хотя римские граждане ценят равенство — равенство всех перед законом, который становится универсальным, но закон все еще предназначен для свободных. Вот характерные примеры того времени: показания раба в суде считаются абсурдом, рабы не могли назначаться третейскими судьями (но также и сироты, сумасшедшие, немые, глухие, женщины и лица, не достигшие 20-летнего возраста), а вот все же исключение и замечательное признание прав рабов — они могли доносить на своих хозяев. Равенство в некоторой степени относилось теперь и к женщинам: в период империи самым распространенным был брак, заключенный посредством договора, — жена оставалась самостоятельной, свободно распоряжалась своим имуществом и не переходила под власть мужа. Любимыми женскими занятиями считались хождение по магазинам (римляне и в этом очень похожи на нас) и разговоры с продавцами и встречными знакомыми. Супруга также всегда присутствовала рядом с мужем на всех обедах, что не было принято у греков. В отношении индивидуальных добродетелей у римлян мужество (virtus) становится синонимом добродетели вообще, которая требует от гражданина храбрости, выносливости, достоинства и честности. Но мужеством могут все же обладать и дурные люди, а справедливостью, верностью долгу и клятве — только лучшие граждане [8]. Как мы видим, справедливость ценится не сама по себе, но вместе с мужеством. Римсущественно политически изменяется по сравнению с Древней Грецией: старый патриархальный строй и полисное устройство рушатся вместе со становлением империи, национальное право в этих условиях не работает; необходимо было такое право, которое было бы свободно от всяких национальных особенностей, которое могло бы одинаково удовлетворить и римлянина, и грека. «Ведь мы издаем законы не для одного только римского народа, но и для всех народов, честных и стойких духом» (Цицерон) [9]. Так римское право становится правом всемирным и универсальным. Примитивное натуральное хозяйство заменяется в Римской империи сложными рыночными отношениями и международной торговлей (возникает также международное разделение труда — сам Рим на экспорт производил в основном только вино и масло, все остальное получая от провинций). В соответствии с этим римское право меняет свой характер, двигаясь по рельсам индивидуализма: свобода личности и договоров делается его основой. В связи с этим и справедливость понимается с точки зрения универсализма и индивидуализма. Интересно, что римляне в отличие от греков уже различали утилитарную рациональность (благоразумие) и справедливость. Цицерон в «Диалогах» пишет: «Между благоразумием и справедливостью есть разница... Благоразумие велит нам всячески умножать свое достояние, увеличивать свои богатства, расширять границы... Напротив, справедливость учит щадить всех, заботиться о людях, каждому воздавать должное, ни к какой вещи, посвященной богам, ни к какой государственной или чужой собственности не прикасаться» [9]. Гай Крисп (Gaius Sallustius Crispus), римский историк, отмечал: «Когда трудом и справедливостью возросло государство, когда были укрощены войною великие цари... и все моря, все земли открылись перед нами, судьба начала свирепствовать и всё перевернула вверх дном. Для тех, кто с легкостью переносил лишения, опасности, трудности, непосильным бременем оказались досуг и богатство, в иных обстоятельствах желанные. Сперва развилась жажда денег, за нею — жажда власти, и обе стали как бы общим корнем всех бедствий... Зараза расползлась, точно чума. Народ переменился в целом, и римская власть из самой справедливой и лучшей превратилась в жестокую и нестерпимую» [10]. Все это о «жажде денег» было написано не в период упадка империи, а около 35 г. до н.э. Приведем высказывание Сенеки: «Я говорю так: наслаждение стоит на краю откоса и скатится к страданию, если не соблюсти меры, а соблюсти ее в том, что кажется благом, очень ГЛАВА 2. СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОБЩЕСТВА 2.3. Справедливость христианского общества Средних веков
трудно. Только жадность к истинному благу безопасна... его дают чистая совесть, честные намерения, правильные поступки, презрение к случайному, ровный ход спокойной жизни, катящейся по одной колее» [11]. (Сам Сенека воспитал отличного ученика — будущего императора Нерона — одного из самых кровожадных чудовищ римского мира, затем Сенека выпрашивал и наслаждался имуществом, экспроприированным Нероном, и в итоге сам вынужден был уйти из жизни по приказу Нерона — вот такая «чистая совесть» и «ровный ход спокойной жизни», но в такой судьбе заключался смысл и вкус жизни римлян.) Как видим, справедливость приобретает моральный оттенок — индивидуализм так или иначе приводит к эгоизму и гедонизму, но ему те-1 перь противостоят (у стоиков) альтруизм (заботиться не о себе, а о людях, каждому воздавать должное и т.д.), некая «моральная выпрямлен-ность» (выражение А. Ф. Лосева) и «обязанность» как честно и посильно выполняемый долг. Изменилось и отношение римлян к свободе (libertas) как политической и экономической независимости. Римляне к зависимости/независимости относились даже более болезненно, чем мы, современные люди. Например, если римский гражданин был кому-либо должен, он не мог высказывать свое мнение, отличное от мнения той стороны, ко-торой должен. Римские стоики последовательно отстаивали идею духовной свободы всех людей независимо от их общественного положения. «Тот, кто думает, что рабство распространяется на всю личность, — писал Сенека, — заблуждается: ее лучшая часть свободна от рабства. Только тело подчинено и принадлежит господину, дух же сам себе господин» [11]. Все люди равны в том смысле, что они — «сотоварищи по рабству», поскольку одинаково находятся во власти судьбы. Но римляне существенным образом и отличались от современных людей, вся их жизнь была связана совместной жизнью с богами. В нашей жизни боги трансцендентны непосредственному бытию человека, им предоставлено особое место, где-то вне обычной жизни. Повседневная жизнь римлян представляла прямое «сожительство» (сосуществование) с богами, к которым относились домашние боги (пенаты), городские, имперские и т.д. С ними следовало советоваться, вступать в отношения обмена (посредством жертвоприношения), благодарить их, прислушиваться к ним и т.д. Всякие гадания (ауспиции — буквально: глядеть, как полетит птица или как «священные» куры клюют зерно, и есть ли в этом какой-либо знак), предсказания, невероятные чудеса — все это не просто занимало римлян, но и служило руководством к действию. Во времена империи стали особенно популярны культы богов-спасителей, т.е. тех, кто обещал бессмертие души и окончательный справедливый суд, при котором злые люди понесут заслуженное наказание, а невинно страдавшие получат «вечное блаженство». Уже в I в. н.э. в Риме начинает распространяться культ иудейского бога Яхве, где также признавалось бессмертие души и освобождение с помощью посланного Яхве Мессии. До христианства оставался только один шаг — но еще раньше понятие гражданской, человеческой, общественной справедливости все более смещалось в сторону справедливости высшей и конечной, т.е. исключительно божественной.
|