Вставка № Х. Методика изучения Я-концепции личности 3 страница

Несколько иной позиции придерживается Макадамс. Работая в традиции социаль­ных мотивов, он утверждает, что люди формируют целостные самоописания в отношении определения того, кем они являются, кем были, кем собираются быть. Представляя собой своеобразные связанности и единства самости, они служат выражением диспозиций моти­вов интимности, аффилиации и власти. Обладая структурой с ключевыми темами, эпизо­дами, сценами, персонажами и завершениями, самоописания позволяют антиципировать будущее развитие событий и сформировать отношение к ним.

Главным элементом самоописаний выступает временная перспектива, отражающая интегрированность обозрения индивидом своего прошлого, настоящего и будущего. Они содержат поворотные пункты, центральные темы, повторяющиеся эпизоды. Ядро описа­ний формируется в детстве, развивается в последующем, обогащается контекстами. Раз­личные периоды взросления включают и различные темы, которые в конечном итоге оп­ределяют приоритеты в жизненных целях и самоотношении. Самоописания не просто от­ражают мотивационные диспозиции, а представляют ориентирующую перспективу в от-

Личность как субъект социальной активности 344

ношении саморазвития, создают предпосылки для него. Содержат они и поворотные точ­ки, связанные с периодами переосмысления собственного Я, внесения корректив; по мере взросления становятся более целостными, последовательными, интегрируют историю жизненного пути.

Наряду с теориями среднего уровня, применительно к самости, в социальной психо­логии накоплено достаточно большое число минитеорий, основанных на объяснении оп­ределенной эмпирической фактуры. К числу таких минитеорий Кантор и Зиркель (Cantor, Zirkel, 1990; 145-152) относят концепции обусловленных паттернов Торна (Thorn, 1987), ядерных сцен Карлсона (Carlson, 1981), частных аудиторий Болдуина и Холмса (Baldwin, Holmes, 1987), личностных стремлений Эммонса (Emmons, 1989), личностных задач Литт-ла (Little, 1989), текущих интересов Клингера (Klinger, 1987) и других авторов.

В центре внимания Торна находится анализ внутренних репрезентаций ключевых социальных условий, определяющих выражение центральных диспозиций личности. Са­моописания человека в большинстве случаев включают паттерны обстоятельств. Наи­большей субъективной значимостью обладают именно фрустрирующие паттерны, осо­бенно сформированные в детстве. Эта констатация находится в полном соответствии с рассуждениями теоретиков объектных отношений, подчеркивающих психотравматиче­ский характер подобных жизненных эпизодов. Причем повторение их приводит к еще большему укреплению и возрастанию их роли в регуляции поведения.

Карлсон, вводя понятие ядерных сцен, подразумевает под ними четко обособлен­ные, аффективно насыщенные, персонифицированные события, выступающие в виде своеобразных руководств в знаниях, умениях и действиях человека. Многообразные по содержанию они формируются также в раннем детстве и проявляются в сознании индиви­да в форме особенно ярких жизненных впечатлений. Их отличительной чертой является то, что они сильно привязаны к исходным, эмоционально остро окрашенным событиям, детерминирующим отношения к последующим событиям данного типа. Процесс форми­рования новых ядерных сцен характеризуется постоянным согласованием эпизодов про­шлого и настоящего: предшествующая негативно окрашенная сцена формирует соответст­вующую эмоциональную предустановленность для последующей и т.д.

Болдуин и Холмс подразумевают под частными аудиториями явление повышенной чувствительности человека к социальному одобрению-неодобрению. Взаимодействие здесь осуществляется в форме своеобразного диалога, осуществляемого осознанно или неосознанно и выступающего в виде регулятива самооценки. Диалог с частной аудиторией является формой активизирующей или сдерживающей саморегуляции. Отличительной особенностью его является подчеркивание особой роли социального окружения по отно­шению к самости личности и ее поведению, так как включает в плоскость рассмотрения проблематику репрезентированности социального окружения в сознании, и самости лич­ности.

В последнее время внимание к анализу неразрывного единства личности и ее соци­ального окружения становится все более очевидным. Последнее во многом определяет контекст социального поведения и самоотношения личности. Причем выяснение репре­зентированности данного социального окружения в структуре самости позволяет опреде­лить своеобразие интерпретации индивидом происходящего. Поэтому в сферу анализа все чаще включаются единицы репрезентированности социального контекста в самости, ори-

Теоретические подходы к описанию структуры и содержания самости 345

ентированные в будущее и дающие возможность нахождения ответов на вопрос, во имя чего и что движет человеком в его социальном поведении.

Характеризуя различные теоретические подходы к самости и ее аспектам, нельзя ос­тавить в стороне одну из наиболее разработанных теоретических конструкций самости предложенную С. Эпстейном (Epstein, 1990). Известная читателю под названием когни­тивно-жизненно-переживаемой его теория самости получила поддержку в среде исследо­вателей. Она утверждает, что люди развивают имплицитную личностную теорию реально­сти, включающую в качестве компонентов теорию самости, теорию мира и предположе­ния об их взаимосвязи. Личностная теория реальности являет собой иерархически органи­зованный ряд схем и их сетей, большинство из которых представлено в виде постулатов. Наиболее фундаментальные из них следующие:

■ о доброжелательности - недоброжелательности мира;

■ о степени означенности (включая представления о контролируемости, пред­
сказуемости и др.);

■ о степени благожелательности отношений со стороны других;

■ о степени, в которой самость рассматривается как достойная.

Эти постулаты определяют своеобразие само- и мироощущения субъекта; измене­ние каждого из них приводит к существенному дестабилизирующему эффекту в отноше­нии всей действующей структуры. По мере снижения уровня схемы в иерархии они стано­вятся все менее глобальными все более конкретизированными, связанными непосредст­венно с жизненным опытом.

Схемы нижнего уровня включают ситуационно специфические знания и не связаны с более высоко расположенными личностными конструктами. Их изменение не приводит к каким-либо существенным последствиям (здесь прослеживается некоторая аналогия с иерархией личностных представлений Рокича [1979]). Epstein различает два типа схем: описательные и мотивационные. Первые представляют содержательную характеристику самости и мира, вторые - цели и желания. Мотивационные схемы основываются на эмо­ционально значимом опыте. Они, как и описательные, относятся к различным уровням обобщения и сложности и выступают в форме ценностей, целей и жизненных планов.

Личностная теория реальности выполняет функции: ассимиляции данных реально­сти (сохранение ассимилируемой концептуальной системы); поддержание и способство­вание сохранению баланса удовлетворенности-неудовлетворенности; поддержание чувст­ва связности с другими; поддержание удовлетворяющего уровня самооценки. В отличие от других подходов, провозглашающих отдельные из перечисленных функций, в данной кон­струкции центральная роль отводится каждой из перечисленных.

Поведение представляет компромисс четырех базовых мотивов: самоудовлетворен­ности; поддержания стабильности концептуальной системы; поддержания взаимоотноше­ний с другими; укрепления самооценки. Нарушение баланса приводит к колебанию систе­мы в целом, что чревато кризисными последствиями для личности. Наряду с базовыми выделяются основополагающие представления, отражающие интуитивные оценки собст­венной теории реальности. Эти оценки показывают, насколько окружающий мир: 1) доб­рожелателен; 2) означен (предсказуем, контролируем, справедлив); 3) достоин взаимоот­ношения с другими людьми; и 4) насколько достойна собственная самость.

В отличие от других теоретических моделей, рассматривающих, как правило, одну концептуальную систему, Эпстейн выделяет рациональную систему, оперирующую на уровне сознания; концептуальную систему, оперирующую на уровне предсознания; ассо­циативную систему, оперирующую на уровне неосознаваемого. Традиционная Фрейдов­ская триада наделяется здесь иным содержанием. Рациональная система функционирует в соответствии с социально предписываемыми правилами коммуникации и выведения. Ас­социативная система оперирует в соответствии с правилами первичного мышления и представляется источником творческой активности. Концептуальная система жизненных переживаний опосредована ощущениями, включающими чувства, не осознаваемые инди­видом, и эмоции, которые обычно осознаваемы. При столкновении индивида с ситуация­ми, требующими реагирования, в зависимости от предшествующего опыта, он испытывает определенные чувства. Общая направленность действий подчинена достижению позитив­ных и преодолению негативных состояний. Причем эмоциональные состояния обусловли­вают не только выбор действий, но и характер мышления. Оперирование концептуальной системой жизненных переживаний осуществляется по следующей схеме - сталкиваясь с ситуацией, требующей некоторого рода реагирования, индивид, в зависимости от предше­ствующего опыта, начинает испытывать определенные чувства. Если они положительны, поведение направлено на их поддержание, если негативны - наоборот. Причем это касает­ся как чувств, так и характера мышления. Общие правила оперирования концептуальной системы жизненных переживаний представлены в таблице № 41.

Таблица № 41. Сравнение атрибутов рациональной системы и системы жизненных переживаний

Теоретические подходы к описанию структуры и содержания самости

Приводится по: Epstein, S. Cognitive-experiential self-theory. / В: L. Pervin, Hand­book of Рersonality: Theory and Research. NY: Guilford Press, 1990, p. 168.

Рассмотренные выше теоретические подходы к содержательной проблематике са­мости представляют скорее позицию психологии личности, хотя, конечно, на современном уровне психологических представлений эта дифференциация весьма условна. Социально-психологическое рассмотрение личности все же теснее ассоциируется с категорией меж­личностной самости.

Принципы формирования Я-концепции личности.

На сегодняшний день в рамках различных психологических традиций и школ нако­плен огромный фактический материал, со всей очевидностью демонстрирующий зависи­мость самости и Я-концепции от социального окружения. Причем эти доказательства по­лучены в области психологии развития (Stern, Trevarthen), зоопсихологии (Gallup), теории объектных отношений (Machler, Kernberg, Fairbairn) и др.

Формирование Я-концепции является весьма сложным процессом, рассматривае­мым с позиций различных теоретических подходов, выдвигающих в качестве базовых те или иные принципы. Все они как бы дополняют друг друга, высвечивая те или иные ас­пекты представлений человека о самом себе.

Зеркальное отражение. Откуда же появляются эти представления у человека? Стандартный ответ на этот вопрос предлагает символический интеракционизм - из реак­ций на себя со стороны других, точнее - из социально значимого окружения. Cooley опи­сывал понятие зеркальной самости как следствие воображений или предположений одни­ми людьми решений других людей в отношении их самости. Эта же идея была скрупулез­но проработана и Мидом, рассматривающим процесс формирования представлений о са­мом себе как интернализацию мнений и оценок значимых других.

Появившись на белый свет, человек постепенно усваивает эти оценки и формирует на их основе свою собственную систему критериев и представлений. В многочисленных исследования показана зависимость Я-концепции от отношений с первичными воспитате­лями, ровесниками и иными значимыми другими. Особенно это влияние возрастает в от­ношении тех компонентов Я-концепции, для которых нет достаточных оснований для соб­ственных выводов и заключений. Не трудно представить, что если вам коллективно вну­шается мнение о бездарности, это может, как минимум, привести вас к вопросу об основа­ниях для подобного рода оценок. Чувствительность к ним вкупе с повышенной самоаб­сорбцией может привести к высокой изменчивости, которую М. Розенберг (Rosenberg,

Личность как субъект социальной активности 348

1986) назвал «барометрической Я-концепцией», флуктуирующей от ситуации к ситуации в зависимости от реальных или воображаемых оценок других людей.

Эта зависимость от других, от рефлексивного одобрения (неодобрения) во многом определяет проблемное поле человека. В частности, как свидетельствуют проведенные под моим руководством исследования феномена стигматизации, ситуация человека в роли «козла отпущения» во многом определяется его повышенной чувствительностью к нега­тивным оценкам других. Сталкиваясь с ними, он либо смиряется с ними, либо озлобляется, неадекватно реагируя на происходящее. Формирование этой предустановленности к не­доброжелательному отношению отрицательно проявляется и при смене социального ок­ружения. Попадая в новую среду, человек со страхом ожидает той же враждебности, что приводит к неадекватной интерпретации нейтральных реакций со стороны людей, к фор­мированию предубежденного отношения к ним. Еще несколько таких подтверждений соб­ственной стигматизации может вызвать полную беспомощность со всеми вытекающими отсюда последствиями. Короче, рефлексивное одобрение может привести к росту самоак­туализации личности, неодобрение - к краху ее; именно оно лежит в основе социальной адаптации лиц с отклонениями. В частности, в технологии, применяемой анонимными алкоголиками, упор делается на применение рефлексивного одобрения со стороны «друзей по несчастью» на заседаниях групп. Сталкиваясь в обычной среде с косвенными подтвер­ждениями своей собственной ущербности (предложение выпить, ирония, скепсис и т.п.), бывший алкоголик нуждается в поддержке, которую и получает со стороны таких же, как он. Во-первых, это круг общения, не связанный с необходимостью в алкоголе «для раскре­пощения». Во-вторых, никто иной, как бывшие алкоголики, не может так оценить и эмпа-тироваться к ситуации реабилитируемого, так как хорошо понимают, к каким последстви­ям может привести возврат к пьянству.

Понятно, что возможности социального одобрения не безграничны, но по отноше­нию к определенным проблемам они обладают высоким позитивным потенциалом. В ис­следованиях Розенберга (1973) показано, что дети от 3 до 12 лет уже обладают потенциа­лом избирательности в отношении мнений значимых других. В частности, используя ме­ханизм дискредитации, Розенберг приходит к выводу, что мы склонны рассматривать себя подобно тому, как нам кажется, думают другие, являющиеся значимыми для нас, и чьему мнению мы доверяем (там же, с. 857). Эти другие представляют своеобразную внутрен­нюю референтную группу для нас, которая может быть реальной, а может и гипотетиче­ской. Мид по этому поводу говорил, что мы рассматриваем себя не так, как нас рассматри­вают другие, а скорее как генерализованные другие (1934). В свете современных представ­лений мнение значимых других выступает в качестве, во-первых, "повестки дня", как бы формирующей круг вопросов, на который обращает внимание человек при оценке самого себя, во-вторых, интерпретационного фрейма, задающего характер и направленность ин­терпретации наблюдаемого и анализируемого.

Социальное сравнение. По мере формирования критериев самооценки, человек на­чинает все больше сравнивать себя с другими. Этот процесс стал объектом серьезного психологического анализа в работах Джемса, затем Фестингера, разрабатывавших теорию социального сравнения. Определение самоуважения как результата деления успеха на уро­вень притязаний показывает, что чем он выше, тем сложнее его удовлетворить. Фестингер (1954) показал, что, сравнивая себя с другими, индивид получает возможность оценки соб-

Принципы формирования Я-концепции 349

ственных способностей, привлекательности, качеств личности и корректности поведения или взглядов. Автор выделяет две функции сравнения человека себя с другими: норматив­ную и сравнительную. В первой он научается нормам, ценностям и аттитюдам, которые могут быть интернализованы и стать регулятором поведения; во второй - получает ин­формацию о своих способностях, характеристиках и атрибутах. Фестингер считал первич­ной функцией социального сравнения точную оценку способностей и аттитюдов.

Опираясь на принцип социального сравнения, можно сделать следующее определе­ние - человек, формируя представления о самом себе, сравнивает, во-первых, свое на­стоящее с прошлым, а притязания с достижениями; во-вторых, сравнивает себя с другими не в абстрактной, а в конкретной системе координат. Лучший ученик в никудышной шко­ле по самоощущению будет отличником, точно так же, как худший ученик элитного ли­цея, прошедший сложную процедуру отбора, по самоощущению будет середнячком. По­нятно, что человек живет не в замкнутой системе. Пользуясь средствами массовой комму­никации, вроде бы предлагающей ему массу оценочных эталонов и идеалов, в реальной жизни он все равно выходит в конкретную аудиторию и соотносит себя непосредственно с ней, получая от этого удовлетворение или разочарование. Обладая высокой степенью сво­боды и активности, он может сам стать эталоном, используя все наличные ресурсы куми-ризации и дискредитации. В ситуации конкуренции всегда есть возможность либо дискре­дитации, либо устранения конкурента, либо абсолютизации собственных достоинств заве­домо выигрышной системе координат.

Отмеченная Фестингером склонность людей сравнивать себя с другими, приводит порой к феномену своеобразного подыгрывания себе в верификации собственных выво­дов. К кому обращается человек, принимая решение по какому-либо значимому вопросу? К близким. Забывая при этом, что близкие или придерживаются сходных с ним взглядов, или не хотят обидеть его вынесением отличных, от косвенно навязываемых, оценок спра­шивающего. В то же время существует огромное количество людей, придерживающихся отличных, порой диаметрально противоположных, мнений и оценок.

Роль принципа социального сравнения в формировании Я-концепции была показана во многих исследованиях. Вууд (Wood, 1989) обозначает три функции социального срав­нения: самооценку, саморазвитие и самовозвышение. В случае самооценки индивид срав­нивает себя с другими для диагностирования и дифференциации информации о своих спо­собностях. Получение такой информации создает основания для саморазвития, последнее в свою очередь создает предпосылки для самовозвышения.

Сравнение является необходимым условием саморазвития и самоизменения. По этой причине, прогнозируя коррекционную работу по развитию тех или иных свойств и качеств личности, надо включать создание среды сравнения, на которой человек может фиксировать позитивную динамику. Если такой среды нет, сложно убедить человека в по­зитивных последствиях осуществляемых им действий.

Самопрезентация и самоверификация. Формирование Я-концепции включает процессы самопрезентации и самоверификации. Формируя некоторый образ собственного Я, человек делает выверку адекватности представлений о самом себе, - моделирует свой образ в воображении, затем - в презентации; здесь антиципирует возможные реакции на данное предъявление его со стороны других в качестве основного критерия адекватности-неадекватности; затем сравнивает антиципируемую реакцию с реальной и, в случае субъ-

Личность как субъект социальной активности 350

ективной констатации совпадения, укрепляется в осознании адекватности, в случае несов­падения - предпринимает шаги по корректировке собственные представления о самом себе.

Наиболее полно процесс самопрезентации представлен в работах Свана (Swann, 1987) в рамках теории самоверификации.

Самоатрибуция. По мере накопления человеком некоторой суммы представлений о себе и об окружающем мире Я-концепция стабилизируется, и человек в большей степени начинает полагаться либо на собственное мнение, либо на устойчивые оценочные шабло­ны, зафиксированные в опыте. Этот аспект, связанный с эмпирической констатацией пола-гания на свои, пусть даже неадекватные, оценочные суждения, стал предметом теории са­мовосприятия Д. Бема (Bem, 1972). Бем отмечает, что в определенных случаях люди при­ходят к постижению своих внутренних состояний из наблюдений за своим открытым по­ведением и / или из обстоятельств, в которых это поведение реализовывалось (там же, с. 5). В качестве примера он приводит ситуации, когда у людей нет необходимых оснований для объяснения тех или иных состояний, и, испытывая их, например, подавленность, они объ­ясняют это тем, что они пытаются найти этому внешние причины.

Это же имеет место и по отношению к ситуационным факторам. Оказываясь в тех или иных обстоятельствах и испытывая соответствующее состояние, человек приписывает его их влиянию, хотя все дело в самой ситуацией. В частности, многим из нас известны примеры тенденциозных придирок к окружающим в состоянии раздражения. Причем че­ловек искренне верит в то, что именно они являются первопричиной. Bem отмечает, что в зависимости от степени неопределенности, размытости и трудно интерпретируемости внутренних импульсов человек функционально может оказаться в том же состоянии, что и наблюдатель, полагающийся на внешние сигналы, делая выводы о внутреннем состоянии наблюдаемого.

В соответствии с принципом самоатрибуции, в процессе формирования представле­ний о самом себе и причинности совершаемых действий, человек полагается на информа­цию из трех следующих источников: анализа внутренних импульсов; наблюдения за своим открытым поведением; анализа обстоятельств, в которых это поведение реализуется. Чем противоречивее и неопределеннее внутренние импульсы, тем в большей степени он пола­гается на свои поступки и обстоятельства, в которых они реализовывались. Причем этот принцип имеет место и на уровне общественного самосознания. Так, в 1960-70-е годы большинство жителей СССР легко «справлялись» с «происками» западной пропаганды в отношении недостатков социалистического строя, находя в качестве контраргументов многочисленные примеры «язв капитализма», подсовываемые отечественными средства­ми массовой информации. Когда же эта уверенность рухнула к концу 1980-х годов, они стали повышенно доверчивы к суждениям любого западного, да и отечественного шарла­тана

Иерархизация. По мере накопления представлений об особенностях формирования и проявления Я-концепции на первый план начали выходить исследования, связанные с выявлением ее структурной организации. М. Розенбергом (Rosenberg, 1986) предложил иерархическую структуру, в которой реализуется принцип соподчинения: вышестоящие элементы определяют нижестоящие и в конечном итоге - само- и мироотношение лично­сти.

Принципы формирования Я-концепции 351

К ядру Я-концепции относятся те элементы, свойства, качества, социальные роли и т.п., которые оцениваются как субъективно значимые. Это своеобразные струны души че­ловека, к которым он особенно чувствителен. В качестве таковых могут выступать внеш­ний облик в целом или какая-то его деталь, интеллект, положение в обществе, материаль­ные возможности и многое другое (курносый нос, веснушки, фирменная одежда и т.п.). Причем в тот или иной момент времени эта психологическая черта может быть доминант­ной, направлять все помыслы человека, например - стремление к косметической операции, встреча с кумиром и т.п.

Психологические центральности индивидуализированы и обладают возрастной спецификой. Если человек чувствителен к своей внешности, любое критическое замечание в ее адрес может вызвать весьма болезненную реакцию. Если моральное Я находится на периферии, любое взывание к совести обречено и тд.

Смысловая интеграция. Вполне понятно, что все эти принципы не функциониру­ют в отдельности, что они связаны друг с другом, и доминирование одного сказывается на других. Идею единства и смысловой интегрированности в формировании Я-концепции отмечал И.С. Кон, подчеркивавший, что «понятие смысловой интеграции - более емкое -подчеркивает не только системность, целостность «образа Я», но и его ценностно-смысловой характер, неразрывную связь когнитивных аспектов «самости» (что, насколько и благодаря чему осознается) с мотивационными» (1984, с. 240). Другое дело, что сама эта смысловая интегрированность далеко не всегда описывается в ее проявлениях рациональ­ностью и целостностью; что человек в своих проявлениях часто демонстрирует диамет­рально противоположные грани собственного Я, а это создает сложности в объяснении интегрированности его образа.

Остановимся на возрастной динамике Я-концепции и ее особенностях.

Возрастная динамика Я-концепции

Вопрос о том, как и когда возникает Я-концепция, довольно труден для рассмотре­ния прежде всего по причине сложности вычленения из самосознания взрослого человека своеобразия его эволюции, а у ребенка - освобождения интерпретации его проявлений опять-таки от теоретического интерпретационного фрейма самого исследователя, видяще­го в тех или иных проявлениях либо подтверждение, либо опровержение своей модели.

Тем не менее, общепризнанной считается точка зрения о том, что образ собственно­го Я первоначально неотделим от образа первичного воспитателя (Bretherton, 1988; Stern, 1985). В возрасте 9 месяцев образ Я у ребенка выступает в виде небольших отдельных эпи­зодов жизненных переживаний. Повторяясь, эти эпизоды организуются и предстают как генерализованные репрезентации взаимодействий. Посредством различного рода комби­наций вербальных и невербальных реакций первичный воспитатель формирует реакции младенца фиксируя их. Эти фиксации Стерн называет аффективными настройками, а сам тип этих взаимоотношений во многом сходен с «жестовым общением», посредством кото­рого формируется и уточняется образ Я.

Большинство исследователей придерживаются точки зрения, что собственно о са­мости можно говорить лишь при появлении способности осознавать роль других, которая начинается после одного года. Именно эта модель определяет возрастающую способность

Личность как субъект социальной активности 352

ребенка управлять переживанием мира. В исследованиях последних лет она получила на­звание схемы самости, организующей репрезентации прошлых жизненных переживаний избирательно воздействует на переработку всего континуума информации, на кодирова­ние, сохранение, воспроизведение, выведение, планирование и антиципацию, изменяясь и совершенствуясь по мере новых поступлений.

С обретением языка начинается процесс дифференциации самости. Некоторые ас­пекты ее обозначаются и таким образом объективируются. Этот новый канал предоставля­ет возможность очень эффективного разделения жизненных переживаний; взаимозависи­мость между самостью и другими становится все более вербальной. Появление языка соз­дает предпосылки для обретения нового качества самости - личных жизненных пережива­ний, недоступных другим (Singer и Kolligian, 1987). Таким образом, субъективная самость отделяется от самости объективной, создавая основания для становления самости уни­кальной, осознания того, что наблюдаемое другими может отличаться от того, что есть на самом деле. С этого момента у ребенка начинает формироваться ряд схем самости. К 7-8 годам можно говорить о наличии у него стабильной, хорошо дифференцированной Я-концепции.