ТЕОРИЯ НАРЦИССИЗМА

Хайнц Хензелер

ПОНЯТИЕ

После введения Фрейдом (1914) в психоанализ понятия «нарциссизм» под этим термином подразумевался либидинозный катексис представления о себе, то есть внутреннего образа собственной персоны.

Первоначальное определение в дальнейшем было расширено. Основанием для этого послужил тот факт, что чисто экономическая концепция (вопрос о величине и распределении катексиса) оказалась чересчур упрощенной. Поскольку Фрейд не включил теорию нарциссизма ни в свою теорию влечений, ни в структурную модель, термин стал употребляться в самых разных значениях. Это привело, особенно в последние годы, к критическому его пересмотру (Balint 1960; Bing u.a. 1959; Joffe, Sandler 1967; Kanzer 1964; Kohut 1966, 1969, 1971, 1973; Pulver 1970; Schumacher 1970; Argelander 1971; Jacobson 1964; Kernberg 1970, 1974 и др.). Пульвер (Pulver 1970) указывает, что понятие «нарциссизм» используется в психоаналитической литературе для обозначения четырех различных феноменов:

1) для обозначения различной самооценки (причем как для нарциссической высокой самооценки, так и для ее противоположности, выраженной неуверенности в себе),

2) для обозначения либидинозной стадии развития,

3) для характеристики особого рода объектных отношений, а именно нарцис-

сических и

4) для обозначения сексуальной перверсии (вслед за Хэвлоком Эллисом, 1898). В последующих главах будет показано, что все эти разнообразные явления

тесно связаны между собой как систематически, так и генетически.

НАРЦИССИЧЕСКАЯ СИСТЕМА РЕГУЛЯЦИИ

Концепция нарциссизма возникла в то время, когда во фрейдовской теории влечений рассматривался дуализм сексуальных влечений и влечений Я. Фрейд пока еще не делал различия — как с 1950 года Гартманн) между Я как регулирующей инстанцией и Самостью как совокупностью психических репрезентантов (внутренней картиной) собственной личности. В 1914 году Фрейд выдвинул энергетическую концепцию нарциссизма, рассматривая отношение между объектным либидо и нарциссическим как комплементарное. Он использовал модель протоплазматического организма, чтобы показать, как Самость лишается либидо, когда либидо переходит на объект, и как затем либидо, направленное на объект, вновь возвращается к Самости. В качестве примеров обеих крайностей Фрейд на-

зывает состояние влюбленности (когда все либидо сосредоточивается на возлюбленной, а влюбленный забывает о самом себе) и состояние сна (когда человек утрачивает всякий интерес к внешнему миру и целиком замыкается в себе).

Модель распределения энергии, или модель амебы, действительно хорошо объясняет частные явления, но другие — нет. Так, для влюбленного характерна как раз повышенная нарциссическая самооценка, и, хотя спящий теряет связь с внешними объектами, во сне продолжаются бурные отношения с объектами внутренними.

Однако уже в 1914 году рассуждения Фрейда о «чувстве себя» и его источниках выходят далеко за пределы модели амебы. В частности, он указывает, что любовь к объекту в свою очередь усиливает нарциссические чувства, а именно через взаимную любовь, через уверенность в обладании любимым предметом и/или через осуществление идеала Я.

Структурная модель психики (Freud 1923), в которой Я располагается в качестве регулирующей инстанции в средоточии постоянного динамического конфликта с силами Оно, Сверх-Я и внешнего мира, позволяет более дифференцированно подойти к рассмотрению объектных отношений, равно как и нарциссизма¹.

В психоаналитической психологии Я структура объектных отношений описывается по образцу системы с отдельными структурными единицами (см. статью Г. Яппе). Аналогично этому нарциссические феномены рассматриваются не только с экономической и динамической точек зрения, но и как система с особыми подструктурами. Между обеими системами существуют функциональные связи, которые следует понимать не только как комплементарные (так выглядит модель амебы), но и как дополняющие друг друга и даже взаимоиндуцирующие. Относительно самих связей пока еще нет четких представлений.

В литературе неоднократно обсуждалась проблема, каким же образом соотносятся либидо и самооценка. Приравнивание энергии влечения и аффекта, предложенное Фрейдом, кажется слишком простым. Иоффе и Сандлер (Joffe, Sandler 1967) ссылаются на Шпица и др., которые показали, что только у новорожденных и животных аффект можно трактовать как преобразование энергии влечения. Во всех остальных случаях аффект, хотя и связан с энергией влечения, зависит также от влияния внешнего мира или от системы Я-идеал/Сверх-Я. То есть аффекты, как и самооценку, можно понять лишь в рамках сложной динамической системы.

Иоффе и Сандлер (там же) предлагают оставить открытым вопрос о происхождении чувства собственной ценности и вместо этого сделать основной упор на том факте, что Я, служа принципу удовольствия, в действительности должно обеспечивать удовольствие двоякого рода:

1) отводить исходящее от влечения напряжение по прототипу насыщения,

2) обеспечивать свободное от напряжения состояние Я, которое не идентично разрядке после отвода влечения.

Таким образом, принцип удовольствия имеет две «функциональные цели»:

1) поддержание энергетического баланса влечений (то есть регуляция удовольствия и неудовольствия, удовлетворение влечения),

2) поддержание аффективного баланса (регуляция низкой и высокой самооценки, нарциссическое удовлетворение),

и эти функциональные цели достигаются с помощью двух различных интра-психических систем регуляции ².

Между обеими функциональными целями существуют важные связи. В частности, удовлетворение влечения может замещаться нарциссическим удовлетворением. Этот экономический фактор является определяющим при переходе ребенка от принципа удовольствия к принципу реальности. Типичными случаями здесь являются

отказ от неконтролируемого опорожнения кишечника ради нарциссического удовлетворения от похвалы матери (Rosenkötter 1969) или идентификация с родителем того же пола для разрешения эдипова конфликта. Можно наблюдать и обратное — замену нарциссического удовлетворения удовлетворением влечения. Здесь типичным случаем является желание напиться, чтобы легче перенести разочарование.

Пожалуй, к пониманию фактических отношений удастся приблизиться, если предположить, что оба рода удовольствия не только замещают друг друга, но и — в различных соотношениях — всегда проявляются вместе. Аргеландер (Argelander 1971), Грунбергер (Grunberger 1964), Иоффе и Сандлер (Joffe. Sandler 1967), Шумахер (Schumacher 1970) и др. обращают внимание на то, что любое удовлетворение влечения означает также нарциссическое удовлетворение и наоборот, на что указывал еще Фрейд (1914), развивая свою модель амебы. Любое действие может рассматриваться с точки зрения удовлетворения влечения, точно так же как любой страх перед угрозой, исходящей от влечения, можно изучать в аспекте страха перед нарциссической обидой. Так, например, страх кастрации — это не только страх наказания, но и страх утратить нарциссическую целостность и совершенство (по поводу разграничения зависти к пенису и желания фаллоса см.: Grunberger 1964).

Разграничение развития объектных отношений и нарциссической системы и установление параллельных, хотя и взаимосвязанных линий развития оказалось плодотворным и с генетической точки зрения. Более подробно развитие нарциссической системы будет изложено дальше.

РАЗВИТИЕ НАРЦИССИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ РЕГУЛЯЦИИ Первичное состояние

Прослеживая развитие нарциссической системы, равно как и системы объектных отношений, вплоть до первичного состояния, мы достигаем отношений, о которых можно лишь сделать вывод на основании следствия, но никак не заключить непосредственно. О них можно судить

1) по поведению грудного ребенка и прежде всего по отношению к нему матери,

2) по смутным воспоминаниям или желаниям, которые, несомненно, имеются у каждого человека и запечатлены в мифах о райском саде, золотом веке и т.д.,

3) по глубоко регрессивным состояниям, которые мы прежде всего наблюдаем в психопатологии, и

4) по попыткам, которые предпринимаются в ходе психического развития, вновь достичь подобного состояния. Согласно Фрейду, «развитие Я состоит в удалении от первичного нарциссизма, которое вызывает интенсивное желание вновь его обрести» (X, 167).

Об этом примитивном состоянии много думали и писали. Общим для всех авторов является то, что самое раннее психофизиологическое состояние ребенка рассматривается в соответствии с биологической моделью его пренатального единства с матерью. Речь идет о состоянии гармонии, удовлетворенности, свободы от напряжения, безусловной уверенности и безопасности. Отвод влечения (аналогичный оттоку влечения в глубоком сне) происходит в основном через физиологические процессы («спокойный отвод», Jacobson 1964). Эмбрион еще не отличает себя от объектов окрркающей среды. Он не воспринимает внутриутробное пространство как нечто существующее вне его самого, поэтому «вне его», а значит, и внешних объектов, для него пока не существует. Подобные состояния в течение довольно долгого времени можно наблюдать у младенца, который еще не воспринимает кормя-

щую и ухаживающую за ним мать как отдельный от него объект. В определении и метапсихологическом описании этого состояния единства нет, на этот счет имеется много споров. Можно выделить две основные линии: одни вместе с Фрейдом (с 1914 года) говорят о стадии первичного нарциссизма и тем самым постулируют субъективное состояние полной независимости от окружающего мира, другие вместе с Балинтом (с 1937 года) говорят о стадии первичной любви (см. статью М. Хофф-майстер в т. III), имея в виду примитивное, но изначально ориентированное на объект отношение, в котором объекты воспринимаются не как строго очерченные единицы, но как диффузная, безграничная и нерушимая субстанция.

Фрейд последовательно разработал три различные теории относительно первичного состояния, не увязывая их друг с другом.

В 1905 году в качестве первичной он описывал объектную любовь к матери (материнской груди), за которой следует стадия аутоэротики (см.статью Р.Адама) , которая продолжается весь латентный период и в пубертате сменяется зрелыми объектными отношениями (ср.: Balint 1960).

В 1909 году (по сообщению Джонса, см.: Balint 1960) Фрейд предположил, что предшественницей нарциссизма является первичная аутоэротика, за которой следует аллоэротика, то есть любовь, направленная на объект.

С 1914 года Фрейд придерживался теории, получившей самое широкое распространение, а именно что в качестве исходного состояния следует рассматривать первичный нарциссизм, в котором — в соответствии с моделью амебы — образуется объектный катексис, обращающийся затем — в качестве вторичного нарциссизма — вновь на самого индивида.

Балинт, напротив, вновь подхватывает первую гипотезу Фрейда (начиная с 1932 года на Психоаналитическом конгрессе в Висбадене, ср.также: Freud 1937, 1959, 1960) и описывает имеющееся в виду исходное состояние как состояние первичной любви (ср. также: М. Klein 1945, 1952) ³.

И теория «первичного нарциссизма», и теория «первичной любви» описывают первичное состояние во многом одинаково. Обе теории исходят из биологической модели внутриутробного единства матери и плода. Если первичный нарциссизм включает окружающий мир в рудиментарное переживание себя, например в «океаническом чувстве», которое Фрейд (1930) упоминает в качестве одной из соответствующих первичному нарциссизму фантазий, то Балинт описывает отношение к окружающему миру как «гармоничное скрещение», подобное отношениям легких и воздуха, рыбы и моря. Первичная любовь направляется не на конкретные объекты, а на «субстанцию и протяженность без границ» (Balint 1960, 27). Балинт называет окружение «интенсивно катектированным» (там же), но не в смысле активного катексиса, а в смысле значительной зависимости эмбриона и младенца от окружающей среды и чувствительности к ее влияниям⁴.

В этом пункте заключено основное различие между теорией первичного нарциссизма и теорией первичной любви. Если в теории первичного нарциссизма постулируется состояние безмятежной гармонии, то в теории первичной любви подчеркивается уязвимость этого гармоничного лишь в благоприятных условиях состояния и его зависимость от внешнего мира.

Большое значение для психологии развития и понимания регрессивных состояний имеет вид первичных фантазий. Исходя из положения о зависимости от внешнего мира на стадии первичной любви, Балинт предполагает, что наиболее ранние символы для первичного объекта имеют вид нерушимой «субстанции и протяженности без границ» и представлены, в частности, в фантазиях о космических процессах или в отношении к четырем элементам (ср.описание филобатов и окнофилов как типов реакции на ненадежность первичных объектов в работах Балинта, например: Balint 1959).

Аргеландер (Argelander 1971) присоединяется к позиции Балинта, но характеризует вышеуказанные фантазии в духе Фрейда как «первично-нарциссические». Он также предлагает новое определение вторичного нарциссизма. В противоположность прежнему употреблению этого термина «вторично-нарциссическим» следует называть не отделившееся от объектов и вновь направленное на самого себя либидо, а нейтрализованное первично-нарциссическое.

Объединяя теорию первичной любви с теорией первичного нарциссизма, Аргеландер, с другой стороны, подчеркивает изначальные различия в развитии и значении нарциссизма и объектного либидо.

Связь между нарциссизмом и объектным либидо он описывает термином «компоненты», исходя из идей Фрейда (1914) и его относящегося к тому времени разграничения сексуальных влечений и влечений к самосохранению, в соответствии с которым нарциссизм является «либидинозным дополнением к эгоизму влечений к самосохранению». Компоненты постоянно взаимно влияют друг на друга, однако при этом проходят независимый путь развития и представляют собой «собственные содержания Оно». Нарциссические устремления, подобно либидинозным, также «подавляются, отражаются, осуществляются» (Argelander 1971, 367). Судьбы либидо находят свое выражение в неврозах, судьбы нарциссизма — в психозах и так называемых нарциссических расстройствах. И то и другое осуществляет себя в объектах. Объект либидо, пройдя стадии парциальной объектности, сливается в некий целостный объект, в то время как объект нарциссизма через диффузные, элементарные или разросшиеся до космических масштабов содержания постепенно приближается к реальным данностям.

Базальная неуверенность и дифференциация между Я и объектами

Описанное выше гармоническое первичное состояние, как бы его ни называли и ни описывали, испытывает значительные потрясения, как только ребенок становится старше. С развитием восприятия и мышления, а также с развитием потребностей и интересов ребенок сталкивается с реальностью внешнего мира, то есть не одними только его дружескими свойствами. Он узнает, что мать не всегда мгновенно откликается на его крик, голод не утоляется в ту же секунду, еда не всегда бывает вкусной, игрушка не повинуется его желаниям и что его отправляют в постель, даже если он этого не хочет.

Познание этой реальности становится не только необходимостью, но и огромным стимулом развития Я. Одновременно с познанием внешнего мира у ребенка возникают первые психические репрезентанты себя и объектов. Поскольку объекты (в противоположность окружающей среде, воспринимавшейся как диффузная и неограниченная) сразу же начинают пониматься в первую очередь как причина разочарования, основным содержанием объектной репрезентации становится неудовольствие, в то время как содержанием Самости, наоборот, удовольствие. Фрейд (1915) говорит поэтому о «ректифицированном Я-удоволь-ствии» как о первом репрезентанте себя. По аналогии можно было бы говорить о «ректифицированном объекте-неудовольствии». Оба этих репрезентанта принадлежат к первым нечетко очерченным и нестабильным образам, в которых маленький ребенок воспринимает самого себя и свои объекты. К ним со временем присоединяются другие репрезентанты, которые соотносятся с определенными аспектами Я или, соответственно, объектов, например «хорошее» и «плохое» Я или, соответственно, объект, телесное Я (схема тела), соответственно, телесный объект и т.д. И только в ходе развития различные фрагменты личности и объектов (Kohut 1971) постепенно сливаются в единый и стабильный репре-

зентант себя и, соответственно, в единый и стабильный репрезентант объекта (ср.: М. Klein 1945, 1952; Wisdom 1967).

Но с другой стороны, познание реальности означает также невыносимое разочарование. Переживание не всегда доставляющей удовольствие зависимости от матери и предметов окружающего мира вызывает болезненные чувства беспомощности, страха и гнева. Речь здесь идет не только о злости и страхе, которые вызываются зачастую неизбежными разочарованиями. Нередко не удается избежать ситуаций, когда фрустрация не устраняется, несмотря на подаваемые маленьким ребенком сигналы, в результате чего ребенок в течение долгого времени остается без поддержки. В этом случае вместо злости и страха возникают чувства бессилия, беспомощности и депрессия (ср.: Bibring 1953; Spitz 1967). Это означает разрушение защиты от раздражений, которое наступает у маленького ребенка тем более скоро, поскольку он еще не располагает техниками совладания с угрожающим аффектом.

В результате на смену фазе грандиозного и естественного удовольствия, гармонии и внутренней уверенности приходит не менее грандиозная фаза познания противоположного: познания собственного бессилия и с трудом преодолеваемых аффектов, что нашло свое отражение в мифах о низвержении ангелов и изгнании из рая. Это познание и его травмирующее воздействие не минуют, похоже, ни одного человека, хотя частота и степень этого опыта у разных людей существенно различаются. Огромные усилия, которые не только ребенок, но и взрослый человек всю свою жизнь предпринимают, чтобы защитить свою внутреннюю уверенность, свою самооценку, и относительная легкость, с какой люди, во всяком случае в нашей культуре, утрачивают чувство уверенности, свидетельствуют о катастрофическом характере этой базальной неуверенности.

Механизмы компенсации

Чтобы избежать угрозы самооценке, человек располагает четырьмя возможностями компенсации, которые, хотя и относятся к различным стадиям развития, могут по-прежнему играть определенную роль и в дальнейшей жизни. Ими являются:

1) регрессия к первичному состоянию,

2) отрицание и идеализация,

3) уподобление реальности и

4) интернализация.

Регрессия к первичному состоянию

Наиболее ранней и примитивной возможностью является регрессия (см. статью Р. Хайнца). В соответствии с уровнем развития маленького ребенка, который только-только начинает различать фантазию и реальность, угроза потерять уверенность может быть активно предотвращена тем, что благодаря фантазиям и отыгрыванию (нерефлексированному переводу фантазии в действие) только что обретенная индивидуальность или личная идентичность приносится в жертву фантазиям о слиянии. Желания-представления об отказе от идентичности и слиянии заново играют важную роль как в раннедетской, так и во взрослой жизни. Потребность стать полностью единым с другим, раствориться в другом и т.п. отражает это желание. При этом следует отметить, что фантазии о слиянии, в отличие от фантазий о воссоединении, не предполагают конкретных объектов. Фантазии о воссоединении могут быть направлены на грудь или целиком на конкретный образ матери, и, наоборот, согласно представлениям Балинта (см. выше), мечты о слиянии

связаны с диффузной, безграничной, нерушимой субстанцией. Даже собственная личность в фантазиях о слиянии может утратить характер конкретного, осязаемого, четко очерченного, что, собственно, и является предпосылкой слияния. Такая дифференциация помимо прочего позволяет по-новому взглянуть на психодинамику обращения агрессии против собственной персоны, в чем, возможно, значительную роль играют не только 'фантазии о воссоединении, но и фантазии о слиянии. По нашему мнению, объяснить ими психологический процесс было бы проще.

Отрицание и идеализация; экскурс в нарциссические объектные отношения

Одна из важных задач для подрастающего ребенка состоит в том, чтобы без описанной выше регрессии справиться с нарциссическим поражением, то есть с осознанием собственного бессилия, зависимости, малоценности и подчиненности, обрести и сохранить «здоровое самосознание». Для этого ребенку необходимо знать, что он не зависит всецело от матери, родителей, учителей, авторитетов, групп и т.д., что он хороший, умелый, важный и что, хотя он и зависим в определенной степени от других, сам, в сущности, «что-то из себя представляет». Этому служат защитные механизмы отрицания и идеализации (переоценки позитивных аспектов и замены отрицаемого фантазией о противоположном). Анна Фрейд (1936) с точки зрения их действенности называет их «суверенными механизмами».

Фрустрацию своих нарциссических потребностей дети в этой фазе (ив разной степени также и взрослые) компенсируют ее отрицанием и формированием фантазий о собственном величии, поскольку пока еще не способны к реалистичной оценке своей ситуации. Эти фантазии о величии тем фантастичнее, чем младше ребенок и чем сильнее фрустрация (ср. дифференциацию Кохута [Kohut 1971] оптимальной и массивной фрустраций).

Разумные родители помогают детям в этих попытках компенсации, стараясь смягчить для них стыд поражения и натиск реальности и подтверждая, если это позволяет сделать реальное поведение ребенка, какой он большой, милый, красивый, умелый, невероятно сильный и необычайно умный. Кохут (там же) говорит об «отражении», об утверждающем и поощряющем отображении детского Я матерью (аналогичные мысли, согласно личному сообщению Л. Шахта, еще в 1967 году высказывал также и Винникотт).

При этом родители не боятся того, что могут исказить реальность и пробудить фантазии о величии. Они явственно чувствуют, что ребенок еще не способен без ущерба для себя принять неприкрашенную реальность. Более того, они даже стараются создать у ребенка впечатление, что они сами чувствуют себя уверенно, обладают величием и властью, всё знают, добродетельны, уникальны. Они создают для ребенка «новую систему совершенства» (Kohut 1966) и тем самым позволяют им наряду с собой идеализировать и родителей.

Но именно тем, что родители поощряют ребенка в отрицании и идеализации, они предоставляют ему возможность последующей коррекции. Они препятствуют превращению фантазий в чересчур нелепые и опасные (мешающие развитию), помогают ребенку находить удовольствие в себе самом и тем самым внутренне освобождаться от родителей и, не прерывая общения с ребенком, дают ему возможность вернуться к реальности ⁵.

Именно так возникают внутренние образы идеализированных объектов и грандиозного, или великого, Я (Kohut 1971). Это составляет важный этап созревания ребенка. Примитивная идентификация через смешение себя с объектом сменяется открытием собственной идентичности⁶.

Установление целостных и стабильных репрезентантов Я и объектов не означает, что за этим не последует новое смешение, то есть идентификация аспектов Я и объектов. Однако подобные идентификации имеют парциальный, или избирательный, характер и уже не ведут к утрате идентичности, поскольку репрезентанты себя и объектов сохраняют стабильное ядро (ср.выделение Винникоттом [Wmnicott 1971] пяти фаз, в которых объект развивается от «субъективного» до «объективно воспринимаемого» ).

Преимущественно идентифицирующий характер объектных отношений на этой стадии развития с размытыми границами между репрезентантами себя и объектов имеет особое значение для понимания регрессивных состояний и патологии нар-циссической системы. Она проявляется в своеобразном обращении с объектами, в особом аффективном качестве переживаний и в содержании фантазий, которые существенно отличаются от направленных на объект либидинозных или агрессивных фантазий.

Особый способ обращения с объектами был описан Фрейдом (1914), противопоставлявшим два типа выбора объекта. Человек может любить кого-то из своего окружения, потому что он или она удовлетворяет его потребности, например кормит его и заботится, как мать, и защищает, как отец. Поскольку чувство любви примыкает к переживаниям удовлетворения потребностей, Фрейд назвал этот тип выбора объекта «выбором по принципу примыкания».

Однако человек может любить кого-то из своего окружения и потому, что он или она схожи с образом собственной персоны. Согласно Фрейду (X, 156), я могу ценить другого потому, что он:

1) такой же, как я,

2) такой, каким я был когда-то,

3) такой, каким я хотел бы быть, и, наконец,

4) прежде был частью меня (например, мой ребенок, моя идея и т.п.).

Подобный объект человек ценит не за то, что он собой представляет как таковой, но в гораздо большей степени за то, что он имеет с ним нечто общее. В конечном счете человек ценит в нем самого себя. Кохут (Kohut 1971) говорит поэтому о «объектах Самости». Подобного рода любовь к объекту Фрейд называет нарциссическим типом выбора объекта.

Как следует уже из формулировки, речь не идет об альтернативах; человек скорее располагает обеими возможностями. В нормальных условиях акцент может смещаться на тот или другой тип выбора объекта. Речь также не идет и о 'степени зрелости. Хотя нарциссические объектные отношения являются более ранними и более примитивными, они как возможность могут сохраняться и в жизни взрослого.

Нарциссические объектные отношения встречаются необычайно часто: коллега с того же предприятия, товарищ по партии, по союзу или объединению, ученый, принадлежащий к той же школе, приверженец того же вероисповедания и т.д. с большой легкостью может слепо переоцениваться и ему безотчетно отдается предпочтение не потому, что он и в самом деле заслуживает высокой оценки, а потому, что, идентифицируя себя с ним, человек видит в нем себя самого. Связанное с этим возвышенное чувство, разумеется, относится также к элементам узнавания и близости, то есть к воспоминаниям об удовлетворении влечений. К этому вдобавок, несомненно, примешиваются и идеализирующие проекции собственного переживания грандиозности своего Я. Возможно, как раз благодаря им подобные встречи и приобретают столь большое значение для чувства собственной ценности (ср.также значение нарциссических проекций родителей на ребенка для возникновения и закрепления детских неврозов [Richter 1963] ).

Партнер, который становится объектом таких отношении, как правило, воспринимает неожиданно высокую оценку с чувством приятного удивления. Долгое время нарциссические объектные отношения обеим сторонам кажутся идеальными. Они характеризуются установлением быстрого контакта, легкостью общения, взаимной поддержкой и отсутствием агрессии.

Группа единомышленников, занятая, к примеру, осуществлением некоего проекта, поначалу испытывает очень мало внутренних трудностей. Царит своего рода эйфория, в отношениях с другими полная ясность и уверенность в их позиции, что вовсе не обязательно соответствует реальности, а может представлять собой проекцию собственных идеализированных ожиданий.

Но постепенно объект подобных отношений, питающихся в основном нар-циссическими проекциями, начинает чувствовать себя стесненным, что его не воспринимают как индивида и не понимают. Взаимное согласие рано или поздно становится принудительной обязанностью, от которой приходится защищаться. Фрейд (1916) характеризует нарциссические объектные отношения как чрезвычайно сильные, но не очень стойкие.

В повседневной жизни нарциссические объектные отношения являются все же весьма полезными. Благодаря быстрой идентификации и определенной склонности к идеализации беспрепятственно устанавливаются контакты и упрощаются многие поверхностные отношения. Кратковременные напряжения в браке легче переносятся, если партнер в подобной ситуации воспринимается не как враждебный объект, а как часть собственной персоны, которая сегодня просто не в духе. Известно, что разрешение эдипова конфликта наступает благодаря идентификации с родителем того же пола. Когда мальчик старается быть или стать таким, как его отец, ему уже не нужно соперничать с ним или его

бояться.

Процессы идентификации являются также предпосылкой столь важных человеческих способностей, как творчество, эмпатия, юмор, мудрость и признание конечности своего бытия, которые Кохут (Kohut 1966) называет трансформациями нарциссизма.

Аффективное переживание нарциссического отношения к объекту характеризуется удовольствием, уверенностью, восторженностью. Нарциссические объектные отношения вызывают возвышенное чувство, возникающее, вероятно, из возвышенного чувства маленького ребенка, для которого весь мир состоял исключительно из него самого или из гармоничного единства, или же относящееся к тому времени, когда ребенок воображал себя величественным существом, окруженным идеальными объектами. «В этих чувственных отношениях... явно преобладает... признак переоценки» (Freud, X, 157).

О негативном нарциссическом катексисе Я и объекта пока известно мало. «Признак переоценки», согласно Аргеландеру (Argelander 1971), может в этих случаях принимать характер неприязни, угрозы, превосходства (см. также: Rosenfeld 1965,1971). (То, что Кохут [Kohut 1973] описывает как«нарциссическую ярость», есть реакция на нарциссическую обиду. Человек, впавший в нарциссическую ярость, упорно придерживается фантазий о своем величии и идеализации объектов и поэтому столь опасен.)

Аргеландер ставит вопрос, какие содержания фантазии присущи инфантиль-но-нарциссической репрезентантации мира. Поскольку обычно они не осознаются, вывод о них делается из фантазий, сновидений и защитных процессов, как-то: состояний регрессии, реактивных образований, отрицания, отыгрывания и т.п., в особенности у людей с нарциссическими нарушениями.

Присоединяясь к Балинту (Balint 1960), Аргеландер считает, что типичные первично-нарциссические фантазии концентрируются вокруг космических тем и/или отношения к четырем элементам. «Великое стремление человечества исследовать землю и вселенную, плавать по морям и летать по воздуху обязано своей мотивацией... бессознательным первично-нарциссическим фантазиям» (там же, 362). В ситуации бессилия или паники люди развивают фантазии о полете, бегстве в космос, возможности передвигаться по воде. Аргеландер приводит примеры того, как подобные фантазии, даже с риском самоубийства, преобразуются в действие, и ссылается в этой связи на описанные Балинтом (Balint 1959) «филобатические» явления⁷.

Удовольствие от полета, от быстрой еды на автомобиле или плавания по морю связано не с сексуальным удовольствием, а с хорошим настроением, которое часто сопровождается иллюзорным представлением о безопасности. Как известно, многие моряки не умеют плавать, а завзятые автомобилисты часто пренебрегают мерами безопасности.

Нарциссическим фантазиям, стало быть, присуща тенденция растворять Я через его разрастание, устремляться в космические просторы и таким образом устанавливать непосредственную связь с элементами. В конечном счете речь идет о фантазии слияния с первичными объектами⁸.

Ярким примером нарциссического отношения к объекту является романтическое мировоззрение. С психологической точки зрения страстный поиск глубинного смысла мира, неутолимая тоска по бесконечности, несомненно, питаются отчаянным поиском утраченной гармонии. «Стремление к единству составляло душу романтики» (Huch 1908, т. 1, 44; ср. также: Leibbrand 1956).

В желании вновь слить воедино «предчувствие и настоящее» (название романа Эйхендорффа) стираются границы фантазии и реальности, субъекта и мира, Я и объекта ради пьянящего погрркения в грандиозное переживание. Объектом романтического стремления становится все таинственное, неопределенное, то есть диффузное и безграничное, если говорить в терминах Балинта и Аргеландера: ночь, огонь, море, средневековье, Индия, звездное небо, лес, озеро, ручей, родник, сон и т.п. Вместе с тем, однако, становится очевидной хрупкость и опасность романтического переживания, поскольку рядом с гармонией внезапно возникает хаос, рядом с логичностью парадоксальность, рядом с красотой проклятие, рядом с набожностью святотатство, рядом с единством фрагментарность, рядом с идеальным демоническое.

Уподобление реальности

Если у ребенка есть возможность по мере надобности идеализировать себя и близких людей и если это развитие не будет грубо нарушено, он постепенно и органично «благодаря развитию Я и влечений, благодаря созреванию, смене катек-сиса, жизненному опыту, идентификации и объектным отношениям» (Eisnitz 1970) сможет приблизиться к реальности. С ростом способностей Я, особенно способности мысленного предвидения, ребенок приобретает возможность реалистично оценивать себя и судить о других людях, учитывая как их недостатки, так и достоинства. Собственные ошибки и слабости, равно как и разочарования в ком-либо из близких, интегрируются в таком случае без серьезного потрясения.

Зрелое отношение к объекту означает в конечном итоге принимать партнера таким, каков он есть, а себя самого — как равноценную личность. Возникают репрезентанты реального Я и реальных объектов. Благодаря формированию такого реалистического самосознания достигается освобождение от родителей и заменяющих их фигур как нарциссических объектов.

Драматиз стать против

фольклор кольного теа ситуацией. С или крокоду

Человек Общим да; свыкается < ее в резулы собой четв< Кажды себе смута уверенное полном пс вая поло>к эту психи¹ бой дина восприни в стабили Такж отчасти ^ от опред их отвер представ авторите идеальш Неде рощени1 дит абес уже по,д объекте пекты i

НИИ ИД

Шумах постро( личное реальм пока п жить, так сю ти. Мс нений

Драматизм этого процесса отражен в мифе о Прометее. Прометей смог восстать против богов, потому что ощутил себя им равным.

фольклорным эквивалентом Прометея, по-видимому, является Каспар из кукольного театра. Этот карапуз с поразительной ловкостью справляется с любой ситуацией. Он противостоит любому чудищу, будь то ведьма или сам дьявол, волк или крокодил, равен королю и даже в чем-то его превосходит.

Интернализация

Человек в известной мере может и не отказываться от иллюзии совершенства. Общим для всех людей психическим механизмом является то, что человек не свыкается сразу же с утратой удовольствия, но, по крайней мере отчасти, смягчает ее в результате интернализации. Интернализация идеальных аспектов представляет собой четвертую возможность компенсировать угрозу нарциссизму.

Каждый человек наряду с реальным образом собственной персоны хранит в себе смутный, вряд ли сознаваемый идеальный образ себя, который придает ему уверенность, что, несмотря на все ошибки и недостатки, в своей сущности он «в полном порядке». Сандлер, Холдер и Меерс (Sandler, Holder, Meers 1963), развивая положения Якобсона (Jacobson 1954) и А. Райха (А. Reich 1960), называют эту психическую репрезентацию себя идеальной личностью. Она представляет собой динамически изменяющийся идеальный образ себя, который в принципе воспринимается как реальный, и служит своего рода буфером, играя важную роль в стабилизации чувства собственной ценности⁹.

Также и иллюзии по поводу идеализированных объектов и их свойств лишь отчасти устраняются восприятием реальности. Очевидно, Я не может отказаться от определенных аспектов идеализированных объектов. Если внешняя реальность их отвергает, они на долгое время интернализируются. Так, например, Сверх-Я представляет собой интернализацию всеведущего, непогрешимого и всемогущего авторитета родителей, Я-идеал, напротив, — интернализацию соответствующих идеальных ценностей и иллюзии совершенства ¹⁰.

Недостатком любого схематического изложения является необходимость упрощений. Развитие подструктур нарциссической системы, разумеется, не происходит абсолютно раздельно по репрезентантам себя и репрезентантам объектов. Как уже подчеркивалось раньше, между идеализацией себя и идеализацией первичных объектов существует тесная взаимосвязь. Соответственно, идеализированные аспекты первичных объектов вследствие интернализации задействованы в построении идеальной личности (этот аспект особо подчеркивают Лох [Loch 1967] и Шумахер [Schumacher 1970]), точно так же как величественное Я участвует в построении Я-идеала и системы Сверх-Я. «Базальное доверие к себе» идеальной личности поддерживает и обеспечивает затем через систему Я-идеала/Сверх-Я и реальные объекты внешнего мира постоянный нарциссический приток, до тех пор пока последние проявляют расположение и дружелюбие. Далее, можно предположить, что благодаря преходящим «регрессиям, служащим Я», может произойти, так сказать, очередное наполнение нарциссических резервуаров идеальной личности. Можно предполагать наличие и других взаимосвязей или динамических изме-

нении

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ НАРЦИССИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ РЕГУЛЯЦИИ

Все, о чем говорилось выше, позволяет построить модель здоровой нарцисси-ческой системы, учитывающую ее генетические и структурные аспекты.

Схема развития нарциссической системы (по Кохуту [Kohut 1966] )

С учетом описанных выше взаимодействий и динамических изменений внутри системы можно построить модель функционирования системы регуляции. В центре этой системы находится реальная личность, которая является носителем чувства собственной ценности. Однако она получает поддержку от идеальной личности, которую следует рассматривать в тесном функциональном единстве с реальной личностью.

Даже если реальная личность выглядит «плохо» с точки зрения внешнего мира или системы Я-идеал/Сверх-Я, чувству собственной ценности серьезная опасность не угрожает. Идеальная личность словно возражает критикам реальной личности, что ее «плохость» — всего лишь преходящее исключительное явление.

Таким образом, функциональное взаимодействие реальной и идеальной личности находится в средоточии трех возможных влияний:

1) негативных или позитивных аффективных катексисов,

2) критики или похвалы реальных объектов и

3) критики или похвалы системы Я-идеал/Сверх-Я.

Задача Я состоит в том, чтобы содействовать и компенсировать, то есть заботиться о сохранения здорового чувства собственной ценности.

Если понаблюдать за тем, как конкретно функционирует нарциссическая система, можно сделать ряд важных открытий, противоречащих идеальному теоретическому построению.

Нарциссическая система весьма подвержена регрессии, то есть наше обращение с самими собой и нашими объектами часто не соответствует модели зрелой стадии, и с легкостью берут верх более ранние с онтогенетической точки зрения механизмы, как, например:

1) ослабление контроля за реальностью по отношению к себе и объектам,

2) появление инфантильно преувеличенных Я-идеалов, которые переносятся и на объекты,

3) частичная реэкстернализация карающих и поощряющих аспектов Сверх-Я, которые тем самым приобретают псевдоличностный характер,

4) фантазии о величии собственной персоны и идеализация объектов,

5) отказ от идентичности в пользу процессов идентификации.

Подобные регрессии, если они нестойкие и легкообратимые, можно наблюдать практически у каждого человека. Они не только не являются патологическими, они просто необходимы для нормального состояния Я, как было показано на примере нарциссических объектных отношений. Совсем иначе следует расценивать эти регрессивные процессы у тех людей, нарциссическая система регуляции которых развивалась с нарушениями.

ПАТОЛОГИЯ НАРЦИССИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ РЕГУЛЯЦИИ Диспозиция

Независимо от вопроса, каким образом возникают нарциссические расстройства и как они выражаются клинически, можно утверждать, что основным симптомом для человека с нарциссическими отклонениями является нестабильная самооценка, которая проявляется в неуверенности в себе, ранимости, склонности к чувству неполноценности, сомнениях в себе, короче говоря, в особой подверженности обида ^и.

Фактически обида может исходить от другого человека или от Сверх-Я. Фрейд (1914, 1916) обсуждает еще одну возможность обеднения Я нарциссическим либидо вследствие смещения либидо на другие объекты или в результате использования либидо для других функций (например, защитные механизмы, болезненные процессы). (Ср. также: Fenichel 1945; Jacobson 1964.) Лох (Loch 1967) выдвигает предположение, что субъективное впечатление о недостатке нарциссического либидо возникает вследствие биохимических влияний. Проблема недостатка либидо в дальнейшем не рассматривается.

Реакции на обиды

Поскольку человек не может жить в состоянии угрозы своей самооценке, следует ожидать, что все психические механизмы, которые находятся в его распоряжении, будут использованы для того, чтобы преодолеть это состояние. В крайних случаях он мобилизует даже такие механизмы, которые сами по себе устарели, но прежде доказали свою пригодность.

Можно ожидать, что будут задействованы механизмы компенсации, с которыми он познакомился в ходе своего развития, а именно:

1) испытание и уподобление реальности, а также возврат к интернализирован-ным репрезентантам идеала, что может считаться зрелой реакцией,

2) отрицание и идеализация, представляющие собой незрелые реакции, а также

3) фантазии и/или отыгрывание фантазий о слиянии как выражение регрессии к гармоничному первичному состоянию, что можно охарактеризовать как патологическую реакцию.

Зрелая реакция на обиду

Человек, не страдающий нарциссическими нарушениями, реагирует на нанесенную обиду тем, что старается оценить ее подлинное значение. Если речь идет о действительном недостатке, человек обдумывает, насколько он важен, и в соответствующих обстоятельствах ведет себя, проявляя терпимость. Он может искать

защиты в своих интернализированных репрезентантах идеала (идеальной личности) и, соглашаясь с критикой, утверждать, что она затрагивает лишь кратковременное и несущественное отклонение. Он может также снизить требования к самому себе (Я-идеалам). И наконец, он может адекватно возразить против несправедливой критики или ее аспектов.

Незрелая реакция на обиду

Однако эти попытки компенсации оказываются безуспешными, если обида слишком велика или если речь идет о человеке с нарциссическими нарушениями, который чрезвычайно обидчив. В таком случае принимаются меры, испытанные на более ранних стадиях развития. В качестве таковых прежде всего используются отрицание болезненной реальности и подкрепление отрицания через идеализацию собственной личности и ближайших объектов примерно по следующей формуле: «Я вовсе не неудачник, напротив, я просто непризнанный гений». В результате оживают старые репрезентанты величественного Я и идеализированных объектов со всеми вытекающими из этого последствиями (Kohut 1971).

Некоторые из этих последствий следует перечислить. В восприятии себя вновь доминирует инфантильное представление о собственном величии. В результате идеализации репрезентанты Я и объектов раздуваются. Это имеет, однако, и нежелательное последствие: действительные или предполагаемые недостатки также разрастаются до угрожающих размеров. Как только завышенная самооценка ставится под сомнение, возникает столь же ирреально преувеличенное чувство неполноценности. Представление о собственной личности колеблется между полюсами позитивных и негативных фантазий о величии (Abraham 1912, 1924; А. Reich I960 и др.).

Этим преувеличенным фантазиям неизменно соответствует повышение уровня притязаний, который также содержит черты иллюзии. Иначе говоря, следует ожидать высоконапряженного и далекого от реальности Я-идеала. Разумеется, эти идеалы неумолимо навязываются строгим, ригидным Сверх-Я. По своему качеству переживания в этой системе Я-идеал/Сверх-Я подобны заповедям и запретам, исходящим от идеализированных реальных людей, поскольку в ходе регрессивного развития система Сверх-Я/Я-идеала воссоединяется с идеализированным образом родителей и может вновь восприниматься не просто как навязанная извне (реэк-стернализированная) (А. Reich 1960). Это придает требованиям системы Я-идеа-ла/Сверх-Я характер особого, конкретного, индивидуального, которому другие люди не подчинены. Это придает Я ощущение особой миссии, но и ощущение безусловной подчиненности.

Особенно пригодны для отрицания дефекта идеальной личности объекты, которые этот дефект компенсируют. Однако подобные объектные отношения ставят человека с нарциссическими нарушениями перед серьезной проблемой: возникновение его высокой самооценки в значительной мере зависит от объекта, однако для поддержания этой самооценки он должен сохранять ощущение независимости! Эту проблему можно разрешить только в том случае, если он сам активно управляет своей зависимостью, превращая объект в нарциссический. Тогда он становится способным принять свою зависимость, и то лишь настолько и до тех пор, пока объект продолжает выполнять свою нарциссическую функцию.

У людей с нарциссическими нарушениями нарциссические объектные отношения могут устанавливаться и по другим причинам: сообразное реальности обращение с объектами помешало бы отрицанию и идеализации, вскрыв недостатки.

Кроме того, грандиозной личности требуется идеальный партнер. Поэтому партнеры наделяются фантазиями, имеющими характер неличностного, точнее сказать, надличностного. Они соответствуют раннему восприятию родителей, приобретая схожий ореол и качество восприятия. В то же время они проективно наделяются качествами, исходящими из самой грандиозной личности. Вновь происходит частичное смешение репрезентантов себя и объектов.

В отличие от людей с нормальной нарциссической системой, которые могут быстро и без принуждения пересмотреть нарциссическое отношение к объектам, человек с нарциссическими нарушениями зависим от своих нарциссических объектов. Поскольку они выполняют определенную функцию в его нарциссической системе, он не может от них отказаться. Кроме того, его регрессивное переживание приводит к снижению способности к интернализации объектов. Это означает, что нар-циссические объекты по возможности всегда должны быть рядом. Расставание оборачивается угрозой. Лох (Loch 1967) называет зависимость от реального присутствия идеализированного объекта «главной диспозицией» к депрессивно-меланхолическим состояниям (см. также: Fenichel 1945).

Однако контроль над реальностью не устраняется настолько, чтобы вновь и вновь не просвечивала иллюзорность нарциссического отношения к объекту. К этому добавляется то, что объект нарциссического отношения со временем начинает противиться своей роли. С ним обращаются как с идеальным и незаменимым, но как индивид не имеющим значения, в чем находит свое выражение расщепленная агрессия (Rosenfeld 1965, 1971). То есть то, когда приятное удивление начального периода отношений уступит место нарастающему раздражению, — всего лишь вопрос времени. Объект чувствует себя «подавленным и порабощенным» (Kohut 1971). Ощущение полного согласия сменяется ощущением бесцеремонной эксплуатации. Недовольство усиливается, превращаясь в протест. При этом особенно раздражает и обременяет то, что «нарциссический субъект» становится все более обидчивым.

Если разочарования в нежеланной реальности объекта избежать невозможно, срабатывает сходный с отрицанием механизм — избегание. Разочарованный субъект прерывает отношения и ищет другие контакты. Но поскольку нарциссическое отношение к объекту постоянно ведет к разочарованиям, с течением времени число близких людей сокращается. Остаются, пожалуй, лишь поверхностные контакты. Глубокие и дл^ительные отношения навсегда прекращаются или же становятся весьма проблематичными. Чем более сокращается число близких людей, тем более значимыми они становится в жизни данного человека, тем катастрофичнее действует их отказ от нарциссических функций. Лишь по счастливой случайности может найтись партнер, который в силу своей особой структуры или же особых способностей окажется в состоянии обеспечить желанную поддержку нарциссической системе.

Человек, имеющий завышенные представления о себе, магическим образом переоценивает также свои силы и способности. Особенно это касается агрессии, которая по своему властному характеру близка к нарциссизму. Возникают фантазии о катастрофических последствиях агрессивных импульсов, и поэтому последние старательно сдерживаются. Это приводит к тому, что завышенный Я-идеал вообще отвергает агрессивные импульсы. Строгая совесть стыдится уже одного только их появления. Кроме того, от них следует тщательно защищаться еще и потому, что они угрожают столь важным нарциссическим объектам. Сделать это еще более сложно, поскольку нарциссические объектные отношения оказываются

надолго фрустрированными.

Уже из-за этого возникает защита от агрессивных импульсов через обращение их на собственную персону, но это происходит еще и потому, что из-за частичной идентификации в нарциссических объектных отношениях Я и объект разделены недостаточно четко.

В основе всех этих изменений лежит регрессивное ослабление чувства реальности за счет усиления раннедетских нарциссических фантазий. Это ослабление является необходимым для того, чтобы отрицать действительный или мнимый нарцис-сический дефект и защищать разного рода идеализирующие искажения. Перечисленные последствия являются лишь примерами. Отрицание и искажение реальности имеют место и в других сферах.

Патологическая реакция на обиду

Описанные до сих пор реакции пока еще остаются в рамках достаточно известного, понятного, часто наблюдаемого и в этом смысле нормального поведения. Они являются более или менее удачными попытками компенсации, которые, пожалуй, следует расценивать в качестве незрелой реакции, однако их едва ли можно считать клинической патологией.

Возникает вопрос: что происходит, когда описанные выше механизмы компенсации отказывают и мобилизуются еще более примитивные средства?

Уже в силу схематичности изложения нами развития нарциссической системы и из-за трудностей вчувствования в подобные архаические состояния нельзя ожидать, что мы сумеем систематически рассмотреть все возможности. К примеру, можно предположить состояния, такие, как ипохондрические, феномены деперсонализации и т.п., в которых репрезентанты себя и объектов являются регрессивно фрагментарными (ср. Kohut 1971).

Однако должна иметься и возможность избежать нарциссической катастрофы полного одиночества и бессилия перед уже неконтролируемыми силами, когда человек активно их предотвращает, спасая свою высокую самооценку, но отказываясь от своей идентичности как индивида, что равносильно регрессии к гармоническому первичному состоянию. Фантазии, стоящие за таким отыгрыванием, содержат в себе ощущение покоя, освобождения, слияния, тепла, защищенности, триумфа, блаженства и т.п. С отыгрыванием связано представление о возможности «перепрыгнуть» нарциссическую катастрофу, полное одиночество и беспомощность и остаться «победителем» во вновь достигнутом состоянии.

Мифология полна подобных примеров. Прославление героической смерти, высокая оценка самоубийства, презрения к смерти отражают представление, что через активное предупреждение смерти достигается состояние вечного величия. Наиболее грандиозно с психологической точки зрения это представление запечатлено в христианской теологии креста. Одержав победу на кресте, Христос избавил человечество от вечной погибели.

ВЫВОДЫ

Изложенные здесь представления о развитии, функции и патологии нарциссической системы регуляции имеют далеко идущие последствия для теории и практики психоанализа. Особенно это касается более точной дифференциации развития влечений и развития нарциссической системы регуляции, конфликта влечений и нарциссического конфликта, защитных процессов, объектных отношений и регрессивных состояний. Дискуссия по всем этим вопросам продолжается. Нет также и недостатка в противоположных воззрениях, ставящих под сомнение саму концепцию нарциссизма. В рамках данной статьи у нас нет возможности вдаваться в этот вопрос. Разработанные на сегодняшний день теоретические представле-

ния оказываются, однако, вполне пригодными, чтобы дифференцированно и точно объяснить и тем самым сделать доступными для терапевтического воздействия ранее не совсем понятные или вовсе не понятные психические феномены. Приведем несколько примеров.

Психодинамические закономерности нарциссической обиды и ее компенсации хорошо объясняют переживание и поведение личности с нарциссическими нарушениями, как это показано, в частности, Кохутом (Kohut 1971). Для психотерапии на первый план выходит необходимость учитывать повышенную обидчивость, значение и изменение ее динамики, а также нарциссические процессы переноса.

Автор мог бы продемонстрировать, как понимание нарушений нарциссической системы регуляции и незрелой или же патологической переработки переживаний обиды позволяет установить осмысленные связи между множеством до сих пор остававшихся разрозненными данных о психодинамике суицидантов и лиц, склонных к суициду, какие эмпирические данные подтверждают эту гипотезу и какое практическое значение это имеет для медицинского обслуживания и психотерапии суицидантов (Henseler 1974).

Гипотеза о незрелых или патологических процессах нарциссической компенсации дает объяснение и другим явлениям, а именно наркомании, маниакальным состояниям, возможно, также определенным, считающимся асоциальными формам поведения, таким, как уход из дома и бродяжничество. Здесь необходимы

дальнейшие исследования.

Однако новые знания получает не только психопатология, но и «нормальная» психология. Понимание нарциссических объектных отношений, например, проливает свет на столь важные социально-психологические явления, как «нарциссизм небольших разногласий» (Freud, XIV, 476), непримиримую враждебность двух почти идентичных социальных групп, таких, как соседние поселения, объединения, научные школы, конфессии и т.д. И наконец, ссылаясь на Кохута, следует указать на значение нарциссизма для развития столь сложных автономных проявлений зрелой личности, как творческая деятельность, эмпатия, юмор, мудрость и способность принимать конечность собственного бытия.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ В настоящее время объект рассматривается не просто как предмет для удовлетворения влечения, но и как предмет длительных отношений. Объект в свою очередь воздействует на Я. Различные его аспекты интернализируются в Я или Сверх-Я, превращаясь во внутренние объекты или репрезентанты объектов. Они имеют ин-трапсихическую стабилизирующую функцию: внутренний объект оберегает образ самого объекта (функция соотнесения), структурирует восприятие других объектов по типу основного образа (гироскопическая функция), способствует развитию самостоятельности личности через возможность постоянного внутреннего диалога (функция автономизации) (Stierlin 1971).

² Аргеландер (Argelander 1971) поддерживает это разграничение. Он предлагает противопоставлять принцип удовольствия в узком смысле «принципу безопасности».

³ Чтобы избежать терминологической путаницы, не следует упускать из виду, что в каждом случае используются понятия, заимствованные из более поздних стадий развития. Так же как термин «полиморфно-первертированный», используемый для характеристики сексуальности маленького ребенка, не подразумевает перверсий в значении взрослого человека, так и понятия «первичного нарциссизма» или «первичной любви» могут лишь описать отношения, аналогичные более поздним феноменам нарциссизма или направленного на объект либидо. Если это прояснить, будет излишним (как это постоянно имеет место в литературе) оспаривать существование первичного нарциссизма на том основании, что нарциссизм по определению является либидинозной фиксацией на своей личности, а эмбрион и младенец личности еще не имеют. Это прекратит также и дискуссии по поводу противоречивых суждений Фрейда от-

носительно локализации «резервуара либидо» (то ли в Я, то ли в Оно), поскольку на ранней стадии Я, или личности, еще не существует.

⁴ Фрейд (XIV, 422 и далее) причисляет к пер-вично-нарциссическим фантазиям также чувство безграничности и соединения со вселенной. Здесь, по-видимому, представления Фрейда и Балинта в значительной степени совпадают.

⁵ Травматические нарциссические обиды, как полагает Кохут, приводят ребенка к фантастическим идеализациям, которые настолько нереалистичны, что должны быть вытеснены из сознания или расщеплены, чтобы таким образом избежать коррекции в процессе развития. В процессе психоаналитической терапии лиц с нарциссическими нарушениями, переживание и поведение которых определяются подобными бессознательными инфантильными идеали-зациями, аналитик ведет себя как упомянутые родители, долгое время воздерживаясь от критики всплывающих при переносе идеализации и всемерно поощряя проявление их в сознании. Таким образом устраняются вытеснение или расщепление и становится возможной осторожная коррекция. В этом смысле такое внешне нереалистическое поведение вполне соответствует принципу реальности.

⁶ Под обретением идентичности в психоанализе понимается способность Я «признавать всю психическую организацию, несмотря на ее возрастающую структурированность, дифференци-рованность и сложность, как высокоиндивидуа-лизированное, но взаимосвязанное единство, которое на каждой ступени развития обладает определенной организацией и временным континуумом». Якобсон противопоставляет это определение во многом схожему, но более социально ориентированному определению Эриксона (Erikson 1964, 24 и далее; см.также: Erikson 1970).

⁷ Окнофил тоже обращается со своими объектами нарциссически. Балинт: «Цепляясь за объект, окнофил убеждается, что он и его объект по-прежнему неразделимы» (Balint 1959, 73).

⁸ Если нарциссический катексис ведет к маниакальному преувеличению личности и разрастанию до космических масштабов и размыванию контуров человеческих объектов, то, согласно Аргеландеру, агрессивный, или, выражаясь более общо, негативный, катексис личности и нарциссических объектов означает, пожалуй, угрожающее преувеличение и размывание человеческих объектов, которые представляются в образе армий, борющихся организаций, вплоть до стихийных сил, как-то: потоп, мировой пожар и т.п., или же в преуменьшениях (сказочные персонажи, Дюймовочка, карлики). Об этом пока известно мало (Argelander, личное сообщение).

⁹ В противоположность реальной или актуаль- I ной личности, которая отражает так или иначе фактическоесостояние человека, идеальная личность есть форма репрезентации себя, которая сознательно и/или бессознательно сохраняется для воплощения в конкретной ситуации идеального состояния. Якобсон говорит о «желанном концепте себя» (Jacobson 1964). Идеальная личность соответствует нарциссическому «Я-идеалу» или «Я-идеалу», о котором в 1914 году говорил Фрейд (X, 160—161). Это понятие уже тогда, и особенно позднее, смешивалось с системой Сверх-Я/ Я-идеал. Значение идеальной личности выражено тезисом: то, что человек сейчас «проецирует как свой идеал, есть замена утраченного нарциссизма его детства, в котором он сам для себя был идеалом» (X, 161). (Подробнее см.: Sandler, Holder, Meers, 1963.) Идеальная личность, пожалуй, тождественна описанному Винникоттом «ядру личности, которое никогда не коммуницирует с миром воспринимаемых объектов» (Winnicott 1971). «Хотя и верно, что здоровые люди общаются друг

с другом., однако столь же верно, что каждый индивид остается сепаратным, некоммуницирую-щим, навсегда неизвестным и фактически непонятым» (Schacht 1973,152).

¹⁰ Развивая положения Кохута (Kohut 1969), Аргеландер устанавливает связь между нарцис-сическим аспектом объектного катексиса, который описан им как идеализация, и либиди-нозным или агрессивным инстинктивным катексисом объектов. Он полагает, что Я-идеал возникает вследствие нарциссических влияний на либидинозный катексис объекта, а Сверх-Я — вследствие нарциссических влияний на агрессивный катексис объекта, которые нейтрализуются и интроецируются (Argelander 1971, 369—370). Нарциссический компонент создает нимб, притязания на абсолютизм системы Я-идеал/ Сверх-Я.

¹¹ Подводя итог рассуждениям о развитии нарциссической системы регуляции, следует обсудить еще один важный вопрос, а именно: каковы движущие силы, которые лежат в основе развития и функционирования нарциссической системы? Есть ли это потребность в благополучии (защищенности, надежности, гармонии, единстве и т.д.) или же это потребность во власти (могуществе, величии, ценности, уникальности, независимости) ? Иначе говоря: должна ли нарциссическая система регуляции по возможности воссоздавать гармоническое первичное состояние или же она должна способствовать избеганию нарциссической катастрофы базальной неуверенности? Разумеется, должно быть и то и другое. В основе различных подходов в рамках теории нарциссизма лежит либо один аспект, либо другой, и это имеет определенные последствия для самой теории.

В данной статье, в которой основной акцент делается на механизмах компенсации и их роли в патологии (см. ниже), на переднем плане выступает аспект избегания нарциссической катастрофы. Другие подходы ориентированы скорее на представление об утраченном благополучии в момент разделения Я и объектов. Так, например, Шумахер (Schumacher 1970), присоединяясь к фрейдовской формулировке о тенденции Я к возврату к состоянию первичного нарциссизма и изначальной тенденции влечений находиться в Я, прослеживает развитие нарциссической системы с точки зрения потребности в воссоединении с отделенным объектом или же в отрицании объектов как самостоятельных сущностей (см. также: Rosenfeld 1965 и 1971). Соответственно, в его изложении основное значение придается нарциссическому аспекту объектных отношений на различных стадиях развития. Вместе с тем развитие репрезентантов себя он оставляет без внимания или же рассматривает их исключительно как результат интернали-зации. (Отделенные объекты идеализируются и интернализируются заново в качестве идеальных объектов. Грандиозная личность есть интроект анальной фазы, идеальная личность — интерна-

лизированный идеальный объект. Нарциссичес-кое стремление приравнять реальную личность и идеальную замыкает круг отделения и воссоединения.) Шумахер называет интернализацию «исполнителем нарциссизма».

Никто не подвергает сомнению, что процессы интернализации имеют большое значение для запечатления репрезентантов себя, однако и опыт самого человека — реальный или в фантазии — может стать важным источником для их содержания (ср.: Sandler, Holder, Meers 1963; Jacobson 1964; Kohut 1966; Loch 1967; Smith 1971 и др.). Это означает, что нарциссические фантазии и соответствующие аффекты относятся не только к благополучию и защищенности, но также к власти и всемогуществу (Beland 1971; Loch, личное сообщение).

¹² Понятие нарциссического нарушения применялось Фрейдом (например: Freud 1914, 1923) в первую очередь к психозам. Сегодня оно распространяется на множество состояний, в которых отражаются нарушения установки к себе и регуляции благополучия, уважения к себе и идентичности. К ним относятся также и депрессивные реакции (Joffe, Sandler 1967).

ЛИТЕРАТУРА

Abraham, К.: Ansätze zur psychoanalytischen Erforschung und Behandlung des manisch depressiven Irreseins und verwandter Zustände. Zbl. Psychoanal., 2,1912,302-311 Argelander H.: Ein Versuch zur Neuformulierung des

primären Narzißmus. Psyche, 25,1971,359-373 Balint, M.: Frühe Entwicklungsstadien des Ichs. Primäre Objektliebe (1937). В: М. Balint: Die Urformen der Liebe und die Technik der Psychoanalyse. Frankfurt/ M.: Fischer 1969

Angstlust und Regression. Stuttgart 1959 Primärer Narzißmus und primäre liebe. Jb. Psychoanal., 1,1960,3-34

Therapeutische Aspekte der Regression — die Theorie der Grandstörung (1968). Stuttgart: Klett 1970 Beland, H.: Bemerkungen zum Selbstgefühl. B: Psychoanalyse in Berlin. Meisenheim 1971 Bibring, E.: The Mechanism of Depression (1953). В: Ph. Greenacre (ed.): Afftective Disorders. New York 1968, 13-48

Bing, J. F., McLaughlin, E, Marburg, R.: The Metapsy-chology of Narcissism. Psycho-Anal. Study Child, XIV, 1959,9-28

Eisnitz, A. J.: Discussion of «Narcissistic Object Choice — S