ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ МАЗОХИЗМА СО ВРЕМЕН ФРЕЙДА: ПРЕВРАЩЕНИЕ И ИДЕНТИЧНОСТЬ 2 страница

Как мы видели, первичный мазохизм запечатляется в теле: что касается формирования идентичности и роли нарциссизма (а также антинарциссизма), равно как и либидинозного катексиса, надо напомнить о том, что еще Фрейд отметил, что мать проявляет больше любви к своему ребенку мужского пола (1914); из этого следует, что интенсивность материнского катексиса различна и зависит от пола ребенка, на что указывают Брауншвейг и Файн. Эти авторы также предполагают, что «отец в принципе оказывает меньшее давление на мать девочки, нежели на мать мальчика, тем самым она (мать) вскоре вновь становится его женой»; таким образом, «...мать девочки менее склонна к тому, чтобы оберегать и защищать свою дочь». Отсюда мы приходим к «относительной хрупкости первичного нарциссизма., у девочек». Первичный аутоэротизм оставляет «амнестическии след, постепенное развитие которого... может привести к появлению эрогенного мазохизма» (Braunschweig, Fain 1971, 96—97). Роль отца важна при построении объектных отношений девочки, поскольку «...хороший отец, отвечая на потребности своей дочери, очень рано начинает готовить ей нарциссическое убежище, которое покрывает изъяны материнского...» (там же, 208).

Согласно Винникотту, «необходимо, чтобы мать могла вынести ненависть к своему ребенку, ничего не предпринимая против этого. Если из страха, как бы чего не натворить, она не решается ненавидеть причиняющего ей боль ребенка, то находит себе прибежище в мазохизме — здесь истоки ошибочной теории природного мазохизма женщины» (Winnicott 1947).

Касаясь первичной идентификации мальчика, которую мы описывали выше в связи с «первичным восхищением», Фрейд (1923) говорит о прямой и непосредственной идентификации с отцом, которая происходит до всякого объектного ка-тексиса. Это позволило К. Штейну (Stein 1971) определить отца как «изначально данное».

Качество идентичности человека, несомненно, зависит от этих его идентификаций; раннее нарушение идентификации с родителями, прежде всего с родителем того же пола, способно исказить чувство идентичности, как это особенно наглядно проявляется при гомосексуализме.

В соответствии с мыслями Фрейда зададим себе вопрос: учитывая феномен запечатления (в бихевиористском понимании), который отражается как на дуальном поведении, так и на «цензуре возлюбленного» (Braunschweig, Fain 1971), не будет ли формирование ребенка определяться идентификационными процессами в различной степени? Кроме того, основным элементом, влияющим на установку родителей на разных уровнях, по-видимому, является склонность к пассивности или активности.

Балинт описывает процесс, который может завершиться «базальным расстройством»: «Чрезвычайно примитивное и своеобразное отношение к объекту... отношение между двумя людьми, в которых принимается в расчет только один партнер... а другой хотя и воспринимается, но играет роль лишь постольку, поскольку исполняет желания первого или же, напротив, намеренно отказывает ему в удовлетворении» (Balint 1968).

Фрустрация путем ограничения активности на уровне примитивной моторики более, чем любой другой вид фрустрации, способствует формированию идентичности, поскольку именно благодаря ей первичный мазохизм возникает очень рано. Происходит своего рода разрядка, не приводящая при этом к разрушению. Фрустрация оттягивает агрессию на себя, но, если объект представляется слишком ценным или желанным, проявления агрессии меняют свое направление, чтобы не навредить «партнеру» . Мазохизм развивается как элемент агрессии в том случае, если в подходящий момент окружение не предоставляет даже минимальных возможностей удовлетворения, необходимого аутоэротизму (Freud; Braunschweig, Fain 1971).

Винникотт (Winnicott 1950) показывает, что следствием такой фрустрации является расщепление агрессивного влечения. Безвредная его часть направляется на объект фрустрации, тогда как другая нападает на «хорошие» объекты и вызывает чувство вины. Предыстория этого второго агрессивного элемента (случайного разрушителя, как называет его Винникотт) прослеживается в самом примитивном инстинкте, в моторике: «Аутентичная потребность маленького ребенка во фрустрации, без сомнения, объясняется реальными обстоятельствами, ведь, если бы существовало полное и беспрепятственное удовлетворение влечений, осталось бы неудовлетворенным то влечение, которое проистекает из собственной моторики» (Riviere 1936, цит. по: Winnicott 1950). Чем же является для Винникотта этот «случайный разрушитель» ? Он полагает, что «разрушение только тогда подпадает под ответственность Я, когда его интеграция и организация достаточно укрепились, чтобы стало возможным возникновение гнева и, как следствие, страха перед возмездием». Таким образом, можно сказать, что «первоначальное либидинозное влечение (Оно) является разрушительным, хотя разрушение и не является целью ребенка».

Каким же представляется изменение идентичности с точки зрения мазохизма? Если придерживаться взглядов Винникотта, то фантазии, которые навязываются маленькому ребенку «осаждающими» его объектами, могут повлечь за собой отказ от самого себя и собственной спонтанности. Винникотт излагает свою позицию, рассматривая «тему агрессивного поведения и агрессивного влечения, которые невозможно исследовать по отдельности», на различных этапах развития. В том аспекте, который нас сейчас интересует, а именно в аспекте индивиду-ации и формирования идентичности, подчеркнем, что при интеграции возникает «способность чувствовать себя виновным». Это соответствует «депрессивной позиции», описанной Мелани Кляин. На следующей стадии, стадии «тотальной личности» , с возникновением межчеловеческих отношений и ситуации треугольника эдипова комплекса «чувство личной виновности в сочетании с агрессивностью» открывает возможность включиться в наш социум. При этом мазохизм обладает чрезвычайно ранними корнями, поскольку «многие вещи начинаются с первого же сосания груди», на стадии «доинтеграции». Присущий каждому ребенку инстинктивный опыт охватывает определенный «процент моторики»; остаток же может быть использован иначе: «Здесь заключена причина весьма значительных индивидуальных различий в обращении с собственной агрессивностью. Здесь обнаруживается также источник определенного рода мазохизма». Винникотт описывает три схемы, согласно которым моторика может оказывать воздействие на процесс индивидуализации на ранних его этапах: «В одном случае благодаря моторике постоянно исследуется и заново открывается окружение»; новая индивидуальность развивается из своего собственного ядра. Во второй схеме окружающая среда давит на младенца; моторика воспринимается как средство, с помощью которого можно отреагировать на этот натиск. Наконец, в третьей схеме ситуация является экстремальной, состояние первичного нарциссизма не приводит к развитию подлинной индивидуальности: «Индивидуальность развивается скорее как разрастание скорлупы, нежели ядра, как продолжение вторгающегося внешнего мира.. Индивид существует тогда лишь благодаря тому, что остается необнаруженным». Мы имеем дело с «ложной Самостью» — в этом состоит одно из основных положений теории Винникотта (см. статью М. Хана в т. III). Если первая схема не действует, то не может произойти первичного «слияния» части потенциала моторики с либидинозным потенциалом; вторичное же, более позднее «слияние» в результате эротизации агрессивных элементов является источником садистских наклонностей, которые могут превратиться в мазохизм: индивид только тогда ощущает себя действенным, когда является жестоким и разрушительным. У здорового индивида садизм подразумевает «удавшееся слияние»; это «слияние» отсутствует, когда механизм развивается напрямую из реактивной агрессивности. Удивительным примером роли мазохизма в формировании идентичности через отказ субъекта от аутентичного ядра своей личности является случай, когда единственная для этого субъекта возможность существования в окружении, воспринимаемом им как «недостаточно хорошее», состоит в бегстве к ложной Самости. В этом навязанном извне образовании ложной Самости как единственного осознанного восприятия себя «влечения переживаются лишь как реакции» таким образом, что наряду с либидинозной жизнью, которая больше не воспринимается как реальная, возникает реактивная, чисто агрессивная жизнь, зависящая от постоянного присутствия противника. Этого противника приходится искать в принудительном порядке. Согласно Винникотту, в экстремальных случаях агрессивность уже «не имеет корней в личном влечении, которое проявляет свою мотивацию в спонтанности Я».

Винникотт разбирает особое значение ранней фрустрации и ту путаницу, «которая может произойти из применения термина "агрессивность", когда подразумевается "спонтанность". Если импульсивное движение наталкивается на сопротивление, оно распространяется вовне и становится агрессивным... Эта импульсивность и развивающаяся из нее агрессивность приводят к тому, что ребенок нуждается во внешнем объекте, который является не только объектом, приносящим удовлетворение».

Эта связь с объектом вместе с интегрированным представлением о собственном теле — основой идентичности (по Гринэйкр) — создают вместе с функциями мазохизма сексуальную идентичность. Один из основных элементов этой идентичности обеспечивается интеграцией бисексуальности; Фрейд (1905) всегда подчеркивал важность этого концепта, отмечая, что трудно представить себе эквиваленты для пары мужское—женское на различных смысловых уровнях — биологическом, психологическом или социологическом.

Дж. Макдугалл (McDougall 1964) подчеркивает, что гомосексуалист потерпел неудачу в интеграции своей бисексуальности. Она исследует отношение к объекту в случае женской гомосексуальности и выдвигает гипотезу о «некоторой недостаточной душевной интимности и коммуникации между матерью и ребенком...». Нар-циссический катексис тела (и в совокупности Я) остается слабым (см. также статью Ч. Сокаридеса). На ранних этапах индивидуализации ребенок, по-видимому, наталкивается на определенные трудности. Макдугалл утверждает, что «идентичность субъекта остается уязвимой», и предлагает рассматривать гомосексуальную связь как «попытку избежать симбиотической и опасной идентификации с матерью и сохранить интроецированный образ отца..». На уровне первичного мазохизма связь с матерью не может предоставить стабильной основы для интеграции агрессивных и либидинозных влечений ребенка. Для иллюстрации Макдугалл приводит соматические проявления у многих пациенток, у которых страх перестать владеть «не только тем, что относится к телесным отверстиям, но даже к самим границам тела, позволяет заподозрить, что за фантазиями об утрате таится боязнь утратить интроецированного отца, регрессировать в практически недифференцированное состояние, в котором лишь присутствие матери устанавливает различие между Самостью и внешним миром».

Отказ от образа себя, отрицание своей реальности, как, например, в транссексуализме, предполагают особую организацию структуры Я и связаны с архаическими механизмами проекции. Углубленное психоаналитическое исследование, прежде всего в области симбиотических, дообъектных отношений, привело к возникновению нового подхода в теории, специфическая ориентация которого проявляется, например, в новой интерпретации случая Шребера с переносом акцента с неосознанного гомосексуального влечения к отцу на архаическую и опасную связь с образом матери. Отец Шребера не справился с задачей вывести сына из изначальной фузионной привязанности к матери, он попросту отделил его от матери и слишком рано научил искусству отречения. «Запретная и страстно желанная нарциссическая идентификация с матерью, и без того внушающая сильнейший страх человеку, стала тем самым невыносимо опасной» (White, цит. по: Racamier, Chasseguet-Smirgel 1966).

Раздувание роли отца не может не оказать влияния на мазохизм и его место в патологическом развитии. Так, в «социальной реальности» возникают новые патологические формы, которые требуют нового осмысления с точки зрения раздувания роли отца и особого, описанного выше симбиотического переживания. Вспомним здесь о таких патологических формах, которые связаны с нарушениями идентичности при наркомании, непредвиденными самоубийствами в подростковом возрасте или некоторыми новыми формами делинквентного поведения (изображенными, к примеру, в фильме «Заводной апельсин»).

Следовательно, сегодня мы сталкиваемся с той социальной реальностью, в которой психология изменила образ нашей жизни и которая дает новый толчок развитию психоаналитической мысли. За исключением ранних механизмов развития, в понимание которых был внесен значительный вклад со времен Фрейда, «психоанализ мог сказать лишь немногое по поводу того, каким образом, исходя из социальной организации, осуществляется или нарушается синтез Я» (Erikson 1950). Эриксон, не ставя под сомнение роль «сексуальной этиологии в рамках психических нарушений», полагает, что изучение идентичности становится такой же важной проблемой, какой была сексуальность в эпоху Фрейда. Изменяющаяся социальная реальность вместе с «душевной реальностью», которая не ограничивается одной только «реальностью желаний», но включает также и «реальность тела как местонахождения потребностей» (Green 1971), модифицирует интроецированное значение матери для ребенка. Так, например, изменяется значение образа фаллической женщины. Вскармливание практически рке не является вопросом жизни и смерти. Это изменяет отношение к телу матери. Интроецированное значение материнского тела, безусловно, необходимо для достижения идентичности. Оно проявляется на более поздней стадии сексуального развития, когда, например, происходит переход «от матери к возлюбленной» (Braunschweig, Fain 1971). Здесь, на мой взгляд, можно увидеть изменение идентификаций, а в некоторых случаях их искажение. Эта фаза развития осложняется еще и тем, что отец все чаще берет на себя функции материнской заботы. Сможет ли отрочество — второй шанс — помочь разрешению этого конфликта, когда групповой идеал нацелен на уравнивание ролей?

Поэтому мы задаемся вопросом: будет ли мазохизм и в дальнейшем играть существенную роль в построении идентичности? Де Мюзан отмечает в связи с одним случаем мазохистской перверсии: «Когда не может произойти полноценного отделения Я от других, дальнейшее сдерживание деструктивности становится функциональной необходимостью [чтобы не разрушить любимый объект. — Ж.-М. А., Ф. П.]... В силу своего стихийного и бурного характера каждый натиск влечения угрожает идентичности мазохиста и регрессивным образом мобилизует его деструктивные тенденции... в смысле новых усилий по ограничению Я... Поскольку деструктивная тенденция, раскалывающая изначальное единство, в котором субъект и объект почти или вовсе неразличимы, является не изолированным первичным влечением, а смешением либидо со стремлением к сепарации, которое служит отграничению каждого и тем самым вносит свой вклад в индивидуацию» (De M'Uzan 1972, 41; о роли агрессивного влечения в сепарации см. также в статье П. Цизе).

Итак, что связывает мазохизм с идентичностью? Если рассмотреть педагогический оптимизм «Политического» у Мендела (Mendel 1968) и решение, которое он предлагает в ситуации «кризиса авторитета» и к которому пришел также Ми-черлих (Mitscherlich 1969), исследовавший «безотцовское общество», наша постановка вопроса несомненно затронет эдипов комплекс.

Устанавливая различие полов и поколений, человек возводит фундамент своей идентичности, то есть составной части эдипова комплекса (см. статьи А. Холдера и Г. Штольце). Акцептированная отныне идентичность, даже если она располагается в «поле иллюзии» (ложное Я по Винникотту) и представляет с собой заблуждение, разделяемое также и другими (АГЬу 1972), все же институционализирует прочную структуру Я. Тем не менее мы присоединяемся к фрейдовскому пессимизму, полагая, что без первичного мазохизма и эдипова комплекса симулированная идентичность превратилась бы в смертоносный фетиш, предназначенный для того, чтобы утаить от Я его крах, а именно воспрепятствовать отношениям с другими. Эта ложная идентичность возникает из постоянных тщетных попыток (навязчивого повторения) избежать смешения с идеалом толпы, одиночества в перверсии или растворения в безымянных отражениях нарциссических зеркал.

¹ К вопросу об идентичности мы хотели бы здесь процитировать А. Лаланда (Lalande A. «Vocabulaire technique et critique de la philiso-phie» 1972):

«Идентичный: от idem — тот же, то же. Одно из основных понятий мышления, потому не подлежащее дальнейшему определению» .

Идентичность относится одновременно к тому, что является единственным в своем роде, как бы по-разному оно ни воспринималось, мыслилось или называлось, а в индивиде это

то, что остается «тем же самым» в различные периоды его существования.

Понятие Самости, порождаемое идентичностью, оставляет две возможности, а именно в концепции единства или противоположности: «я идентичен с другим» или «я идентичен с самим собой в континууме существования». •

В рамках дальнейшего изучения построения идентичности субъекта в меняющемся мире мы обращаемся в этой работе к собственной функции мазохизма (J. M. Alby: «L'identite», Payot, Paris).

ЛИТЕРАТУРА

Alby, J. M.: Quelles reflexions sur la frustration dans la

cure psychanalytique. Доклад, прочитанный в

Парижском психоаналитическим обществе 20

мая 1969 года. Interpretation, 4,1970, 31-35 Вак, R. С: Masochism in paranoia. Psychoanal. Q., 15,

1946,285-301 Balint, M.: Primary Love and Psychoanalytic technique

(1938). London 1965

The Basic Fault. Therapeutic Aspects of Regression.

London: Tavistock 1968 Bergler, E.: The Basic Neurosis. New York: Grune &

Stratton 1949 Bonaparte, M.: Passivite, masochisme et feminite. Rev.

fr. Psychanal., 8,1935, 208-216

La sexualite de la femme (1949). Paris: Presses

Universitaires de France 1957 Bourdier, P.: Aspects du peisimisme freudien. Rev. fr.

Psychanal., 34,1970,207-231 Bowlby, J.: The Nature of the Child's Tie to his Mother.

Int. J. Psa., 39,1958, 350-373 Braunschweig, D., Fain, M.: Eros et Anteros. Paris: Payot

1971 Deutsch, H.: The significance of masochism in the mental

life of women. Int. J. Psa., 2,1930, 48-60

Psychology of women. New York: Grune & Stratton

1944 Erikson, E. H.: Childhood and Society. New York:

Norton 1950 Fain, M.: Analyse du masochisme inadapte. Rev. fr.

Psychanal., 32,1968,145-149 Fenichel, O.: The Clinical Aspect of the Need for

Punishment (1925). B: CoUected Papers of O. Fenichel.

New York: Norton 1953, 71-92

Psychoanalytische spezielle Neurosenlehre. Wien:

Intern. Psychoanal. Verlag 1931 Ferenczi, S.: Das Problem der Unlustbejahung (1926)

(Fortschritte in der Erkenntnis des Wirklichkeitssinnes).

B: S. Ferenczi, Schriften zur Psychoanalyse. II.

Frankfurt/M.: Fischer 1972

Finkelstein, J.: A propos de quelques conduites maso-chiques. Доклад, прочитанный в Парижском психоаналитическим обществе 21 июня I960 года. Rev. fr. Psychanal., 26,1962, 67-86

Freud, S.: Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie (1905). G. W. V

Psychoanalytische Bemerkungen über einen autobiographisch beschriebenen Fall von Paranoia (Dementia paranoides) (1911). G. W. VIII Zur Einführung des Narzißmus (1914). G. W X Triebe und Triebschicksale (1915). G. W X Trauer und Melancholie (1917). G. W. X Ein Kind wird geschlagen (1919). G. W. XII Jenseits des Lustprinzps (1920). G. W XIII Das Ich und das Es (1923). G. W. XIII Das ökonomische Problem des Masochismus (1924). G. W. XIII

Hemmung, Symptom und Angst (1926). G. W XIV Das Unbehagen in der Kultur (1930). G. W XIV Die endliche und die unendliche Analyse (1937). G. W. XVI

Green, A.: Le narcissisme primaire. L'Inconscient. 1967, 1,127-157; II, 89-116

La projection. De l'ldentification projective au projet. Rev. fr. Psychanal., 35,1971, 936-960

Greenacre, Ph.: Trauma, Growth and Personality. London: Hogarth 1953

Certain Relationships between Fetishism and the Faulty Development of the Body Image. Psychoanal. Study of the Child, I, New York: Int. Univ. Press 1953, 79-98

Grunberger, В.: Esquisse d'une theorie psychanalytique du masochisme. Rev. fr. Psychanal., 18,1954,193-214

Klein, M., Riviere, J.: Love, Hate and Reparation. London: Hogarth 1937

Loewenstein R. M.: L'origine du masochisme et la theorie des instincts. Rev. fr. Psychanal., 10,1938,293-321 Psychoanalytic Theory of Masochism. J. Am. Psychoanal. Ass., 5,1957,197-234

Luquet, P.: Les identifications precoces dans la struc-turation et la restructuration du moi (XXII Конгресс романоязычных психоаналитиков, Париж 1961): Rev. ft. Psychanal., 26,1962,117-309 Luquet-Parat, C.-J.: La place du mouvement masochiste dans 1'evolution de la femme. Rev. fr. Psychanal., 13, 1959,305-336

Le changement d'objet. B: J. Chasscguet-Smirgel et al.: Recherches psychanalytiques nouvelles sur la sexualite feminine. Paris: Payot 1964

McDougall, J.: Considerations sur la relation d'objet dans

l'homosexualite feminine. B: J. Chasseguet-Smirgel et

al.: Recherches psychanalytiques nouvelles sur la

sexualite feminine. Paris: Payot 1964

Mendel, G.: La revoke contre le pere. Une introduction

ä la sociopsychanalyse. Paris: Payot 1968 Mitscherlich, A.: Auf dem Weg zur vaterlosen Gesellschaft. Ideen zur Sozialpsychologie (1969). München: Piper 1970

M'Uzan, M. de: Le meme et l'identique. Intervention au colloque de la Societe psychanalytique de Paris; la compulsion de repetition (1969). Rev. fr. Psychanal., 34,1970,441-451

Un cas de masochisme pervers. Esquisse d'une theorie. B: La sexualite perverse. Paris: Payot 1972,13^7 Nacht, S.: Le masochisme (1938). Paris: Payot 1965 Essai sur la peur. B: S. Nacht: La presence du psychanalyste. Paris: Presses Universitaires de France 1963,7-25

De l'importance du masochisme primaire organique comme condition traumatisante pre-oedipienne (1954). B: S. Nacht: La presence du psychanalyste. Paris: Presses Universitaires de France 1963, 44-51 Nunberg, H.: Principles of Psychoanalysis. Their Application to the Neuroses. New York: Int. Univ. Press 1955

Odier, Ch.: Contribution ä l'etude du surmoi et du phenomene moral. Rev. fr. Psychanal., 1,1927, 24—73

L'angoisse et la pensee magique. Paris: Delachaux et Niestle 1948

Pasche, F.: L'angoisse et la theorie freudienne des instincts (1953). B: F. Pasche: A partir de Freud. Paris: Payot 1969,21-51

Autor de quelques propositions freudiennes contestees (1956). B: F. Pasche: A partir de Freud. Paris: Payot 1969,79-94

Reactions pathologiques ä la realite (1956). B: F. Pasche: A partir de Freud. Paris: Payot 1969,115-128 Regression, perversion, nevrose (1956). B: F. Pasche: A partir de Freud. Paris: Payot 1969, 95-114 L'anti-narcissisme (1964). B: F. Pasche: A partir de Freud. Paris: Payot 19%9, 227-242 Racamier, P. C: Le moi, le soi, la personne et la psychose. Essai sur la personnation. Evol. Psychiatr., 28, 1963, 525-553

Racamier, P. C, Chasseguet-Smirgel, J.: La Paranoia. Aspects psychanalytiqes. Rev. fr. Psychanal., 30,1966, 1-145

Radö, S.: Fear of castration in women. Psychoanal. Q., 2,. 1933,425-475

The psychoanalysis of pharmacothymia. Psychoanal. Q., 2,1933,1-23

Reich, W.: Der masochistische Charakter. В: W. Reich: Charakteranalyse. Köln: Kiepenheuer & Witsch 1971, 242-286 Reik, Т.: Masochism in modern man. New York, Toronto:

Farrar & Rinehart 1949

Stein, C: L'enfant imaginaire. Paris: Denoel 1971 Weiss, E.: Todestrieb und Masochismus. Imago, 21,1935,

393-411

Winnicott, D. W: Hate in the Counter-Transference. Int. J. Psa., 30,1947 и в: Collected Papers. New York: Basic Books 1958

Aggression in Relation to Emotional Development (1950). B: Collected Papers. New York: Basic Books 1958

О РЕГРЕССИИ

Рудольф Хайнц

«Хотя фрейдовские разграничения в конечном счете и не привели к строгому теоретическому обоснованию регрессии, все же благодаря им она стала пониматься как комплексный феномен», — пишут Лапланш и Понталис в «Словаре психоанализа» (Laplanche, Pontalis 1967, нем. изд., 439). Задача настоящей статьи — помочь в данной ситуации и строго теоретически обосновать комплексность феномена регрессии. Поэтому настоящая статья выходит за рамки метапсихологии и преследует цель подготовить средства для теоретически исчерпывающей идентификации регрессивного поведения. Что же касается практических рекомендаций относительно терапии регрессии, этого от статьи ожидать невозможно.

Что означает регрессия? Регрессия означает определенный душевный процесс, а также результат этого процесса — возникшее в итоге состояние.

С чего начинается этот процесс, каковы причины регрессии? Процесс регрессии разворачивается в рамках поведенческого континуума, представляющего собой актуализацию определенного поведенческого репертуара, который, в свою очередь, следует рассматривать как результат определенного развития, происходящего на основе врожденной, постоянно обогащающейся в адаптивном смысле схемы психосексуального развития. Основой регрессии является поведение, которое, если рассматривать под определенным углом зрения, выражает овладение адаптационными стандартами, которые были приобретены в результате психосексуального развития и которые можно распознать с точки зрения их происхождения.

Как выглядит регрессия с этих позиций? Процесс регрессии представляет собой определенную реакцию на нарушение адаптационного равновесия. Это нарушение — неспособность справиться с возникшей задачей приспособления — предшествует наступлению регрессии как попытки восстановить нарушенное равновесие. Сама регрессия проявляется в виде неадекватного типичного способа реагирования; ее можно распознать благодаря тому, что реакция на констелляцию раздражителей остается внешней, гетерогенной, «бьет мимо цели». Однако эта неадекватность становится надежным критерием регрессии только в таком случае, если она однозначно распознается как возвращение к более стабильным возможностям поведения, которые с психогенетической точки зрения восходят к более ранним, менее адаптивным, но остающимся в распоряжении человека фазам развития. С этим представлением о возврате, движении вспять и связан термин регрессия. Однако подобное возвращение имеет и позитивный смысл, поскольку погружаясь на более низкий уровень адаптации, индивид занимает надежную стартовую позицию, чтобы в новой попытке возместить первоначальное поражение в решении проблемы. При таком понимании регрессии в психологии Я особый акцент делается на адаптационном значении регрессии; соответственно этому преобладающий

аспект избегания рассматривается в психоаналитической литературе лишь как фрагмент общего процесса регрессии.

Ступенчатая градация этого возврата составляет глубину регрессии. Ее можно измерить. Ее степень определяется величиной разрыва между констелляцией раздражителей и реакцией, поскольку последняя в психогенетическом отношении является обращением к более ранним стадиям развития, а не к надлежащим более поздним. Величина этого разрыва соответствует в психосексуальном развитии тому промежутку, который отделяет уже недоступные из более ранних стадий развития от доступных. Таким образом, глубину регрессии нельзя полностью установить через психогенетическую идентификацию определенного поведения; ее можно определить лишь как нарушение реакции, выраженное промежутком в возвратном психогенетическом движении. Чем больше этот промежуток, тем

глубже регрессия.

Что же регрессирует, каков объект регрессии? «Что» регрессии — это все психосексуальные системы. С топографической точки зрения эти системы в процессе регрессии сдвигаются от вторичной организации к первичной: это топическая регрессия. Ей соответствует временная регрессия на психогенетическом уровне, в психосексуальной схеме развития. Эти формы регрессии неизменно имеют своим следствием понижение структурного уровня, то есть формальную регрессию, а также лабильность инстинктивно-экономических связей. Фрейд разграничивает эти виды регрессии в «Толковании сновидений» (глава VII, Б) при изложении топографической модели; именно здесь он впервые использовал понятие регрессии в качестве психоаналитического термина в строгом смысле слова.

Объект регрессии следует рассматривать в основных метапсихологических аспектах: динамическом, топографическом, генетическом, структурном и экономическом. Сам по себе объект регрессии может различаться в действии, мышлении (представлении) и аффекте. Отчасти эти параметры регрессии представляют собой объективные основания отдельных аспектов, например, параметр аффекта является основанием экономического рассмотрения. Все эти параметры выявляют первичную и вторичную организацию и поэтому подвластны регрессии.

Каков субъект регрессии? Субъект регрессии — это Я, совокупность адаптивного управления. С точки зрения адаптации регрессия выступает как целесообразный процесс, стремящийся восстановить нарушенное равновесие и делающий для этого первый шаг. Обычно регрессия не является добровольной, «свободной», скорее она представляет собой вынужденную реакцию, в которой на первый план непременно выдвигается Я. Избыточность выраженного вмешательства Я следует рассматривать как верхнюю границу регрессии. Снизу границу составляет утрата Я; она возможна тогда, психогенетическое движение вспять уже не наталкивается ни на какое замещающее основание, когда на этом пути неизбежна дезинтеграция, а Я не может быть эффективно «задействовано». К ускорению темпа регрессии, к стремительной регрессии ведет прежде всего внезапность серьезных требований к адаптации, которые не могут быть исполнены. В любом случае регрессия, как бы глубоко она не заходила, в какой-то момент останавливается.