С О Д Е Р Ж А Н И Е 5 страница

Дрэ­пе­ру и Уай­ту бы­ло лег­ко вы­смеи­вать от­цов церк­ви за их на­ив­ность в во­про­сах на­тур­фи­ло­со­фии, за­бы­вая, что тех вол­но­ва­ли выс­шие ис­ти­ны, — и, за­бы­вая так­же, что эта на­ив­ность час­то от­ра­жа­ла язы­че­скую муд­рость со­от­вет­ст­вую­щей эпо­хи. По сло­вам Дрэ­пе­ра, ни­кто не пре­взо­шел блаж. Ав­гу­сти­на в стрем­ле­нии по­се­ять ан­та­го­низм ме­ж­ду нау­кой и ре­ли­ги­ей. Имен­но Ав­гу­стин пре­вра­тил Биб­лию в сред­ст­во про­вер­ки че­ло­ве­че­ских зна­ний. И все же Дрэ­пер за­бы­ва­ет упо­мя­нуть, что при тол­ко­ва­нии Пи­са­ния Ав­гу­стин не был уз­ким бу­к­ва­ли­стом. На­обо­рот, в дей­ст­ви­тель­но­сти он спе­ци­аль­но пре­ду­пре­ж­да­ет, что «дни» тво­ре­ния нель­зя по­ни­мать бу­к­валь­но. По­сколь­ку и яй­цам, и се­ме­нам нуж­но вре­мя для раз­ви­тия, в чем от­ра­жа­ет­ся «чу­дес­ное по­сто­ян­ст­во ус­та­нов­лен­но­го по­ряд­ка», по­ве­ст­во­ва­ние о тво­ре­нии сле­ду­ет чи­тать ос­то­рож­но. Ав­гу­стин, раз­ви­вая стои­че­скую кон­цеп­цию се­ме­ни, ко­то­рую при­ла­га­ет да­же к Ада­му и Еве, он об­на­ру­жи­ва­ет чув­ст­во ес­те­ст­вен­но­го по­ряд­ка, ко­то­рое ед­ва ли мог­ло быть вра­ж­деб­ным к даль­ней­шим ис­сле­до­ва­ни­ям. Мо­жет быть, он про­де­мон­ст­ри­ро­вал без­раз­ли­чие к нау­ке сво­им за­ме­ча­ни­ем, что хри­стиа­нам не­че­го сты­дить­ся, ес­ли они не зна­ют, сколь­ко в ми­ре эле­мен­тов и ка­ко­вы их свой­ст­ва.

Сво­дя от­но­ше­ния ме­ж­ду нау­кой и ре­ли­ги­ей к кон­флик­ту ме­ж­ду ни­ми, мы рис­ку­ем так­же про­гля­деть то об­стоя­тель­ст­во, что ис­сле­до­ва­те­ли при­ро­ды пре­сле­до­ва­лись цер­ков­ны­ми вла­стя­ми из-за бо­го­слов­ской ере­си, а не на­уч­ной не­ор­то­док­саль­но­сти. В рам­ки кон­флик­та ре­ли­гии с нау­кой не­ред­ко вти­ски­ва­ют два при­ме­ра: со­жже­ние Ми­ге­ля Сер­ве­та (ок. 1511-1553) в про­тес­тант­ской Же­не­ве и со­жже­ние Джор­да­но Бру­но (1548-1600) рим­ской ин­кви­зи­ци­ей. Сер­вет из­вес­тен тем, что он опи­сал ма­лый, ле­гоч­ный круг кро­во­об­ра­ще­ния. От­вер­гая тео­рию Га­ле­на о том, что кровь пе­ре­те­ка­ет не­по­сред­ст­вен­но из пра­во­го в ле­вый же­лу­до­чек, он вы­ска­зал пред­по­ло­же­ние об осо­бой ро­ли лег­ких, в ко­то­рых из сме­си воз­ду­ха и кро­ви воз­ни­ка­ет жиз­нен­ный дух. Та­кая про­ни­ца­тель­ность, од­на­ко, име­ла ме­сто в бо­го­слов­ской ра­бо­те о свя­зи ме­ж­ду «ду­хом» и воз­ду­хом. Сер­вет ин­те­ре­со­вал­ся, ка­ким об­ра­зом Дух Бо­жий рас­пре­де­ля­ет­ся сре­ди лю­дей. Но в 1553 г. его со­жгли не за на­пад­ки на Га­ле­на, а за на­пад­ки на Каль­ви­на. Же­не­ва фор­маль­но ос­та­ва­лась в со­ста­ве Свя­щен­ной Рим­ской им­пе­рии, где Ко­декс Юс­ти­ниа­на доз­во­лял сжи­гать тех, кто от­вер­гал ли­бо кре­ще­­ние в мла­ден­че­ст­ве, ли­бо бо­же­ст­вен­ную при­ро­ду Хри­ста. Сер­вет от­вер­гал и то, и дру­гое. Сам Каль­вин твер­до вы­сту­пал за казнь Сер­ве­та, но со­мне­вал­ся, что со­жже­ние, ре­ко­мен­до­ван­ное го­род­ским со­ве­том, бы­ло бы уме­ст­ным на­ка­за­ни­ем.

Бру­но — сто­рон­ник тео­рии Ко­пер­ни­ка и тео­рий бес­ко­неч­ной все­лен­ной и мно­же­ст­вен­но­сти ми­ров — час­то пред­став­ля­ет­ся как ти­пич­ней­ший му­че­ник нау­ки. Но хо­тя его пред­по­ло­же­ние о мно­же­ст­вен­но­сти ми­ров дей­ст­ви­тель­но счи­та­лось ере­ти­че­ским, труд­но по­ве­рить, что имен­но оно ре­ши­ло его участь. Мо­нах-от­ступ­ник, Бру­но не де­лал сек­ре­та из сво­ей не­ор­то­док­саль­ной хри­сто­ло­гии. Хо­ди­ли слу­хи, что он объ­я­вил Хри­ста мо­шен­ни­ком, всех мо­на­хов — ос­ла­ми, а ка­то­ли­че­ские док­три­ны — глу­по­стью. Вра­ж­деб­ность Бру­но под­пи­ты­ва­лась убе­ж­де­ни­ем, что Рим­ская цер­ковь яв­ля­ет­ся из­вра­ще­ни­ем ста­рой, не­за­мут­нен­ной ре­ли­гии, ко­то­рую он свя­зы­вал с егип­тя­на­ми. Бру­но был зна­ком с со­б­ра­ни­ем тек­стов, ав­тор­ст­во ко­то­рых в то вре­мя при­пи­сы­ва­лось еги­пет­ско­му фи­ло­со­фу, пи­сав­ше­му от име­ни Гер­ме­са Трис­ме­ги­ста. В то вре­мя как не­ко­то­рые ви­де­ли в гер­ме­ти­че­ских тек­стах пред­ве­стье хри­сти­ан­ст­ва, Бру­но рас­смат­ри­вал их как аль­тер­на­ти­ву этой ре­ли­гии. Оче­вид­но, он на­де­ял­ся, что они со­ста­вят ос­но­ву ве­ры, ко­то­рая мог­ла бы объ­е­ди­нить вра­ж­деб­ные друг дру­гу фрак­ции хри­сти­ан­ской церк­ви. Ми­ро­воз­зре­ние Бру­но бы­ло ок­ра­ше­но ма­ги­че­ской фи­ло­со­фи­ей, ко­то­рая ста­ла для не­го чуть ли не ре­ли­ги­ей. Бру­но счи­тал Мои­сея ма­гом, ко­то­рый вы­учил­ся кол­дов­ст­ву у егип­тян и одер­жал верх над ча­ро­дея­ми фа­рао­на. Еги­пет­ский крест Бру­но на­зы­вал ис­тин­ным кре­стом — вме­сти­ли­щем ма­ги­че­ской си­лы и про­вод­ни­ком ас­т­раль­но­го влия­ния. Хри­сти­ан­ский крест — лишь ма­ло­мощ­ным про­из­вод­ным от еги­пет­ско­го. Не­уди­ви­тель­но, что сле­до­ва­те­ли, со­глас­но сви­де­тель­ст­вам, боль­ше вни­ма­ния уде­ля­ли бо­го­сло­вию Бру­но, во­про­сам цер­ков­ной дис­ци­п­ли­ны и его кон­так­там с дру­ги­ми из­вест­ны­ми ере­ти­ка­ми, чем его ко­пер­ни­кан­ст­ву.

Изъ­ян кон­фликт­ной мо­де­ли со­сто­ит в том, что она стро­ит­ся на ле­ген­дах, ко­то­рые при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии ока­зы­ва­ют­ся не­дос­то­вер­ны­ми. Рас­смот­рим слу­чай Чарль­за Лай­ел­ла, ко­то­рый чи­тал лек­ции по гео­ло­гии в Лон­дон­ском ко­ро­лев­ском кол­лед­же в 1832 и 1833 гг. Воз­гла­вив ка­фед­ру гео­ло­гии в ап­ре­ле 1831 г., в ок­тяб­ре 1833 г. Лай­елл по­дал в от­став­ку. Со­глас­но ле­ген­де, столь по­спеш­ный уход с долж­но­сти был вы­зван вра­ж­деб­но­стью анг­ли­кан­ско­го ис­теб­лиш­мен­та, раз­дра­жен­но­го тем, что Лай­елл от­ри­цал все­мир­ный по­топ, про­ис­шед­ший в ис­то­ри­че­ское вре­мя. На са­мом же де­ле все бы­ло не так про­сто. Да­же Эд­вард Копл­стон — един­ст­вен­ный епи­скоп, ко­то­ро­го встре­во­жи­ли взгля­ды Лай­ел­ла, — при­зна­вал, что про­гресс в раз­ви­тии гео­ло­гии мо­жет со­про­во­ж­дать­ся пе­ре­ос­мыс­ле­ни­ем биб­лей­ских ин­тер­пре­та­ций. Епи­ско­па го­раз­до боль­ше вол­но­ва­ла пас­тыр­ская про­бле­ма — как бы Лай­елл не стал зло­упот­реб­лять сво­им от­вет­ст­вен­ным по­ло­же­ни­ем. Лай­елл по­дал в от­став­ку не вслед­ст­вие ка­ко­го-то вро­ж­ден­но­го кон­флик­та ме­ж­ду нау­кой и ре­ли­ги­ей, а из-за то­го, что не по­лу­чил ни пре­сти­жа, ни до­хо­дов, ко­то­рые ожи­дал от сво­ей долж­но­сти. Его лек­ции бы­ли бы бо­лее при­быль­ны­ми, ес­ли бы при­вле­ка­ли боль­ше жен­щин. Но как раз во вре­мя, пре­бы­ва­ния Лай­ел­ла в долж­но­сти со­вет кол­лед­жа за­пре­тил жен­щи­нам по­се­ще­ние лек­ций. При­чи­ной от­став­ки Лай­ел­ла ста­ло не от­лу­че­ние ау­ди­то­рии от его тео­рии, а от­лу­че­ние жен­щин от его ау­ди­то­рии.

Жен­щи­ны при­сут­ст­во­ва­ли в ау­ди­то­рии и во вре­мя стыч­ки Т. Г. Гекс­ли с епи­ско­пом Уил­бер­фор­сом в Окс­фор­де в 1860 г. Со­глас­но не­ко­то­рым от­че­там, од­на да­ма упа­ла в об­мо­рок, и ее вы­не­сли — столь ужа­саю­щим бы­ло зре­ли­ще из­бие­ния че­ло­ве­ка ре­ли­гии че­ло­ве­ком нау­ки. Епи­скоп спро­сил, пред­по­чи­та­ет ли Гекс­ли иметь в сво­их пред­ках обезь­я­ну со сто­ро­ны де­да или баб­ки, тем са­мым за­тро­нув ще­кот­ли­вый во­прос жен­ской ро­до­слов­ной. От­вет Гекс­ли был при­знан сим­во­ли­зи­ро­вать по­бе­ду нау­ки над ре­ли­ги­ей. «Бог пре­дал его в мои ру­ки» - та­кая фра­за при­хо­ди­ла на ум Гекс­ли, ко­гда он при­да­вал­ся вос­по­ми­на­ни­ям об этом слу­чае три­дцать лет спус­тя. Од­на­ко со­вре­мен­ные ис­сле­до­ва­те­ли за­да­ют­ся во­про­сом: не бы­ла ли эта ис­то­рия при­ду­ма­на зад­ним чис­лом? Сви­де­те­ли от­нюдь не еди­но­душ­ны в изо­бра­же­нии тор­же­ст­вую­ще­го Гекс­ли и по­срам­лен­но­го епи­ско­па. Со­глас­но сэ­ру Джо­зе­фу Ху­ке­ру, Гекс­ли пре­вос­ход­но па­ри­ро­вал во­про­сы епи­ско­па, но не су­мел пе­ре­тя­нуть на свою ау­ди­то­рию. Ген­ри Бей­кер Три­ст­рам, ис­сле­до­вав­ший влия­ние ес­те­ст­вен­но­го от­бо­ра на жа­во­рон­ков и че­ка­нов в Са­ха­ре, на­обо­рот, в хо­де де­ба­тов пе­ре­шел в ря­ды про­тив­ни­ков Дар­ви­на. Без­ус­лов­но, на по­ве­ст­ке дня сто­ял важ­ный во­прос: име­ет ли пра­во не­спе­циа­лист вме­ши­вать­ся в на­уч­ные дис­кус­сии? Но имен­но по­это­му од­на­ж­ды соз­дан­ная ле­ген­да ста­ла со­став­ной ча­стью про­фес­сио­наль­но­го на­уч­но­го фольк­ло­ра.

Фун­да­мен­таль­ная сла­бость кон­фликт­ной мо­де­ли — в ее тен­ден­ции изо­бра­жать нау­ку и ре­ли­гию как обо­соб­лен­ные си­лы, как сущ­но­сти са­ми по се­бе. Но их ско­рее сле­ду­ет счи­тать раз­но­вид­но­стя­ми мно­го­об­раз­ной со­ци­аль­ной ак­тив­но­сти, свя­зан­ны­ми с раз­лич­ны­ми вы­ра­же­ния­ми че­ло­ве­че­ских про­блем, при­чем од­ни и те же ли­ца не­ред­ко во­вле­че­ны как в пер­вую, так и во вто­рую. В за­пад­ной мыс­ли кон­фликт­ная мо­дель в сво­ей тра­ди­ци­он­ной фор­ме прак­ти­че­ски уже не поль­зу­ет­ся до­ве­ри­ем.

3 Воз­мож­на ли гар­мо­ния нау­ки и ре­ли­гии?

Апо­ло­ге­ты ре­ли­гии час­то ут­вер­жда­ют, что нау­ка и ре­ли­гия при ус­ло­вии их пра­виль­но­го по­ни­ма­ния мо­гут на­хо­дить­ся в пол­ной гар­мо­нии друг с дру­гом. Од­на­ко, про­бле­ма со­сто­ит в том, что пре­тен­зии на вро­ж­ден­ную гар­мо­нию уяз­ви­мы для точ­но тех же воз­ра­же­ний, что и за­яв­ле­ния о вро­ж­ден­ном кон­флик­те.

Апо­ло­ге­ты не­из­мен­но под­чер­ки­ва­ют глу­бо­кую ре­ли­ги­оз­ность мно­гих вы­даю­щих­ся уче­ных. Дей­ст­ви­тель­но, мно­гие ве­ли­кие лич­но­сти про­шло­го бы­ли ско­рее теи­ста­ми, не­же­ли атеи­ста­ми, но их ре­ли­гия за­час­тую бы­ва­ла не­ор­то­док­саль­ной, ес­ли су­дить по нор­мам их эпо­хи. Ори­ги­наль­ность кри­ти­че­ско­го ума, вы­ра­жаю­ще­го­ся в твор­че­ской нау­ке, не­ред­ко про­яв­ля­лась в и бо­го­слов­ских от­кло­не­ни­ях. Жив­ший в XVIII в. хи­мик и свя­щен­ник-уни­та­рий Джо­зеф При­стли (1733-1804) с тем же рве­ни­ем из­го­нял ду­хов из хри­сти­ан­ст­ва, как и из хи­мии. Ра­зум, ко­то­рый при­вык ста­вить под со­мне­ние на­уч­ные ги­по­те­зы, мо­жет ис­пы­ты­вать дис­ком­форт из-за спор­ных эле­мен­тов клас­си­че­ской ве­ры — так, Нью­тон еще до При­стли от­ри­цал уче­ние о Трои­це как пла­то­ни­че­ское ис­ка­же­ние биб­лей­ско­го хри­сти­ан­ст­ва. Один из мо­мен­тов со­сто­ит в том, что вы­даю­щие­ся дея­те­ли нау­ки ред­ко яв­ля­лись ти­пич­ны­ми пред­ста­ви­те­ля­ми ре­ли­ги­оз­ных те­че­ний, в ко­то­рых они бы­ли вос­пи­та­ны.

Ут­вер­жде­ния о гар­мо­нии нау­ки и ре­ли­гии, как и ут­вер­жде­ния об их кон­флик­те, нель­зя вы­ры­вать из кон­тек­ста.

Смысл здесь не в том, что бо­го­слов­ские за­яв­ле­ния уче­ных не сле­ду­ет при­ни­мать все­рь­ез, а ско­рее в том, что эти за­яв­ле­ния по­рой сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как вы­ра­же­ние мыс­ли­тель­но­го про­цес­са. То, что ино­гда ка­жет­ся пря­мо­ли­ней­ным под­твер­жде­ни­ем гар­мо­нии ме­ж­ду хри­сти­ан­ст­вом и нау­кой, мо­жет ока­зать­ся ар­гу­мен­том в диа­ло­ге ме­ж­ду но­вой и уко­ре­нив­шей­ся ре­ли­ги­оз­ны­ми точ­ка­ми зре­ния. На­при­мер, в со­чи­не­ни­ях Га­ли­лея апо­ло­гет ре­ли­гии най­дет чет­кое за­яв­ле­ние о со­вмес­ти­мо­сти ас­тро­но­мии Ко­пер­ни­ка с ка­то­ли­че­ским хри­сти­ан­ст­вом. В «Пись­ме ве­ли­кой гер­цо­ги­не Хри­сти­не» (1615) Га­ли­леи ут­вер­жда­ет, что язык Биб­лии был при­спо­соб­лен к умам не­об­ра­зо­ван­ных лю­дей, и по­это­му тек­сты, по­верх­но­ст­но опи­сы­ваю­щие не­под­виж­ную Зем­лю и дви­жу­щее­ся Солн­це, не сле­ду­ет счи­тать бу­к­валь­ны­ми на­уч­ны­ми опи­са­ния­ми. Свя­щен­ное пи­са­ние име­ет бо­лее глу­бо­кий смысл, по­нять ко­то­рый по­мо­жет зна­ние при­ро­ды. Нау­ка и ре­ли­гия мо­гут со­су­ще­ст­во­вать, по­сколь­ку Биб­лия учит, как по­пасть на Не­бо, а не то­му, ка­ко­во оно. Ав­то­ри­тет Биб­лии в пер­вую оче­редь рас­про­стра­ня­ет­ся на мо­раль­ные и ду­хов­ные во­про­сы. Но это ут­вер­жде­ние сле­ду­ет рас­смат­ри­вать в ши­ро­ком кон­тек­сте. Ко­гда Га­ли­лей пи­сал эти сло­ва, он уже пе­ре­шел к обо­ро­не, так как хо­ди­ли слу­хи, что но­вая ас­тро­но­мия не­со­вмес­ти­ма с Пи­са­ни­ем.

При­мер с Га­ли­ле­ем ил­лю­ст­ри­ру­ет еще од­но за­труд­не­ние при апо­ло­ге­ти­че­ском под­хо­де к ис­то­рии. В рим­ской ие­рар­хии во вре­мя су­да над Га­ли­ле­ем, без­ус­лов­но, име­лись про­све­щен­ные слои; но про­цес­са все-та­ки из­бе­жать не уда­лось. Смысл здесь не в том, что нель­зя учи­ты­вать лишь по­зи­цию тех мыс­ли­те­лей, чье мне­ние мы одоб­ря­ем; что­бы ра­зо­брать­ся в рас­смат­ри­вае­мых со­бы­ти­ях, не­об­хо­ди­мо так­же пом­нить, в чьих ру­ках на­хо­ди­лась по­ли­ти­че­ская власть. Не все­гда верх одер­жи­ва­ли са­мые про­све­щен­ные. Га­ли­лей сра­жал­ся с ре­ли­ги­оз­ной бю­ро­кра­ти­ей, ко­то­рая по­сред­ст­вом слож­но­го ме­ха­низ­ма цен­зу­ры стре­ми­лась кон­тро­ли­ро­вать пре­де­лы уза­ко­нен­но­го мне­ния. Со­став­ной ча­стью по­ли­ти­че­ско­го на­пря­же­ния бы­ла и уг­ро­за со сто­ро­ны про­тес­тант­ских церк­вей.

Об­ра­ще­ние к ис­то­рии для по­ис­ка пред­поч­ти­тель­ной точ­ки зре­ния, со­глас­но ко­то­рой все­гда мож­но до­бить­ся гар­мо­нии ме­ж­ду нау­кой и ре­ли­ги­ей, по­ро­ж­да­ет про­бле­мы еще од­но­го свой­ст­ва. Раз­но­об­ра­зие на­ук и про­ис­хо­дя­щих в них тео­ре­ти­че­ских из­ме­не­ний край­не за­труд­ня­ет вы­де­ле­ние уни­каль­но­го на­бо­ра прин­ци­пов, ко­то­рые мо­гут га­ран­ти­ро­вать гар­мо­нию нау­ки и ре­ли­гии. Фи­зи­ки XVII ве­ка дос­ти­га­ли ее по­сред­ст­вом ут­вер­жде­ний о гар­мо­нии са­мой все­лен­ной — гар­мо­нии, за­ду­ман­ной Бо­гом и вы­ра­жае­мой в ма­те­ма­ти­че­ских тер­ми­нах; долг ас­тро­но­ма, со­глас­но ут­вер­жде­нию Ко­пер­ни­ка, в том и со­сто­ит, что­бы это про­де­мон­ст­ри­ро­вать. Од­на­ко, в XIX ве­ке, осо­бен­но в нау­ках о жиз­ни, ме­та­фи­зи­ка, на ко­то­рую опи­ра­лись тру­ды Ко­пер­ни­ка, Ке­п­ле­ра и Нью­то­на, пре­вра­ти­лась в пре­пят­ст­вие. Тем не ме­нее идея о том, что жи­вые ор­га­низ­мы соз­да­ны со­глас­но бо­же­ст­вен­но­му за­мыс­лу, дос­туп­но­му для че­ло­ве­че­ско­го ра­зу­ма, по-преж­не­му бы­ла ха­рак­тер­на для ра­бот вы­даю­щих­ся на­ту­ра­ли­стов. Но ме­та­фи­зи­ка, под­чер­ки­ваю­щая по­сто­ян­ст­во бо­же­ст­вен­но­го за­мыс­ла, по­ро­ж­да­ла дис­со­нанс там, где рань­ше по­ро­ж­да­ла гар­мо­нию.

Ре­ви­зио­ни­ст­ская ис­то­рия, скон­ст­руи­ро­ван­ная в апо­ло­ге­ти­че­ских це­лях, не все­гда от­ри­ца­ет на­ли­чие кон­флик­тов в про­шлом. Но она за­час­тую на­ме­ка­ет, что по­доб­ные кон­флик­ты бы­ли ре­зуль­та­том оп­ре­де­лен­ных со­ци­аль­ных и по­ли­ти­че­ских об­стоя­тельств. Ко­гда эти слу­чай­ные мо­мен­ты вы­ма­ры­ва­ют­ся из кар­ти­ны, ни­ка­ко­го су­ще­ст­вен­но­го кон­флик­та прак­ти­че­ски не ос­та­ет­ся. Не сле­ду­ет от­ри­цать, что бы­лые про­ти­во­ре­чия ко­ре­ни­лись в об­стоя­тель­ст­вах, кон­крет­ных для той эпо­хи, в ко­то­рой они су­ще­ст­во­ва­ли. Но пред­по­ло­же­ния, что кон­флик­ты име­ли ско­рее по­ли­ти­че­скую, а не ин­тел­лек­ту­аль­ную ос­но­ву, при­во­дят к лож­но­му ан­ти­те­зи­су.

По­лез­ным при­ме­ром слу­жит про­хо­див­ший в Анг­лии XIX ве­ка дис­пут о про­ис­хо­ж­де­нии че­ло­ве­ка. Ис­то­ри­ки вер­но ука­зы­ва­ют, что по­ни­ма­ние су­ти спо­ра, ко­то­рый ве­ли Гекс­ли и Уил­бер­форс, важ­но для осоз­на­ния круп­ных со­ци­аль­ных пе­ре­мен: ду­хо­вен­ст­во те­ря­ло свою власть над ин­тел­лек­ту­аль­ной жиз­нью на­ции. Од­ним из сим­пто­мов это­го про­цес­са бы­ло по­сто­ян­ное вы­тес­не­ние ду­хо­вен­ст­ва из на­уч­ной дея­тель­но­сти, че­му спо­соб­ст­во­ва­ло и соз­да­ние про­фес­сио­наль­ной эли­ты в на­уч­ном дви­же­нии. Ко­гда в на­ча­ле 1830-х гг. бы­ла соз­да­на Бри­тан­ская ас­со­циа­ция со­дей­ст­вия нау­ке, око­ло 30% ее уча­ст­ни­ков со­став­ля­ли свя­щен­ни­ки. В пе­ри­од 1831-1865 гг. не ме­нее чем 41 анг­ли­кан­ский свя­щен­ник пред­се­да­тель­ст­во­ва­ли в раз­лич­ных сек­ци­ях ас­со­циа­ции. В 1866-1900 гг. та­ко­вых ос­та­лось толь­ко трое. В этот пе­ри­од за­да­чи нау­ки в бри­тан­ском об­ще­ст­ве все ре­ши­тель­нее увя­зы­ва­лись с на­цио­наль­ным про­цве­та­ни­ем, эко­но­ми­че­ской мо­щью и во­ен­ной безо­пас­но­стью. Круп­ней­шие про­па­ган­ди­сты нау­ки, та­кие как Гекс­ли и ку­зен Дар­ви­на Фрэн­сис Гал­тон, по-преж­не­му под­чер­ки­ва­ли нрав­ст­вен­ное зна­че­ние сво­его пред­ме­та, но тра­ди­ци­он­ные ар­гу­мен­ты о ре­ли­ги­оз­ной поль­зе нау­ки зву­ча­ли все бо­лее глу­хо.

Бы­ло бы ошиб­кой ин­тер­пре­ти­ро­вать спор Уил­бер­фор­са и Гекс­ли, не при­ни­мая во вни­ма­ние эти со­ци­аль­ные пе­ре­ме­ны. У Гекс­ли име­лись вес­кие при­чи­ны для на­па­док на епи­ско­па. По­след­ние пол­но­стью со­от­вет­ст­во­ва­ли его же­ла­нию под­нять ста­тус про­фес­сио­наль­но­го уче­но­го и ис­клю­чить влия­ние ду­хо­вен­ст­ва на нау­ку. Но по­сколь­ку за аг­рес­сив­но­стью Гекс­ли скры­ва­лись со­ци­аль­ные и по­ли­ти­че­ские со­об­ра­же­ния, из это­го не сле­ду­ет, что на по­ве­ст­ке дня не стоя­ли су­ще­ст­вен­ные ин­тел­лек­ту­аль­ные про­бле­мы. Пред­по­ла­гая, что борь­ба шла не ме­ж­ду нау­кой и ре­ли­ги­ей, а ме­ж­ду пре­тен­ден­та­ми на куль­тур­ное ли­дер­ст­во, мы из­го­ня­ем кон­фликт в дверь, но он воз­вра­ща­ет­ся че­рез ок­но. Вы­ше при­во­ди­лись при­чи­ны, по ко­то­рым сле­ду­ет по­ста­вить под со­мне­ние ле­ген­ды, ок­ру­жаю­щие опи­сы­вае­мое со­бы­тие. По сло­вам од­но­го ис­то­ри­ка, ле­ген­да яв­ля­ет­ся од­но­сто­рон­ним опи­са­ни­ем по­бе­див­шей сто­ро­ны. Но по­доб­ное ут­вер­жде­ние за­став­ля­ет за­быть, что сто­рон бы­ло не­сколь­ко. Апо­ло­ге­ту, ко­то­рый пред­став­ля­ет Гекс­ли аг­рес­со­ром, сле­ду­ет знать, что один из сви­де­те­лей дис­пу­та, зоо­лог Альф­ред Нью­тон, не­дву­смыс­лен­но ут­вер­жда­ет, что имен­но Гекс­ли пер­вым под­верг­ся на­пад­кам со сто­ро­ны епи­ско­па

Ис­то­рия нау­ки, пре­вра­щен­ная в ору­дие апо­ло­ге­ти­ки, за­час­тую бы­ва­ет за­пят­на­на куль­тур­ным шо­ви­низ­мом. По­ни­ма­ние свя­зи ре­ли­ги­оз­ных ве­ро­ва­ний с рос­том нау­ки транс­фор­ми­ру­ет­ся в бо­лее пред­взя­тую пре­тен­зию на то, что кон­крет­ная ре­ли­гия или ре­ли­ги­оз­ная тра­ди­ция уни­каль­на в сво­ей бла­го­твор­но­сти для на­уч­ных ис­сле­до­ва­ний.

Куль­тур­ный шо­ви­низм мо­жет ока­зы­вать по­боч­ный эф­фект на ис­то­рио­гра­фию нау­ки. Пред­взя­тое мне­ние, яко­бы нау­ка — уни­каль­ный про­дукт иу­дей­ско-хри­сти­ан­ской куль­ту­ры, — упус­ка­ет из ви­да зна­чи­тель­ный вклад уче­ных ис­лам­ско­го и язы­че­ско­го Вос­то­ка. В сто­ле­тия, пред­ше­ст­во­вав­шие на­уч­но­му ре­нес­сан­су на За­па­де, ис­сле­до­ва­те­ли Вос­то­ка сде­ла­ли на­мно­го боль­ше, не­же­ли про­сто со­хра­ня­ли ос­тав­шее­ся от гре­ков на­сле­дие.

Ев­ро­пей­ская куль­ту­ра, во­пре­ки ши­ро­ко рас­про­стра­нен­но­му ев­ро­пе­из­мом мне­нию, не яв­ля­ет­ся пря­мой на­след­ни­цей эл­лин­ской ци­ви­ли­за­ции. Древ­не­гре­че­ские нау­ка и фи­ло­со­фия дош­ли до ев­ро­пей­цев че­рез му­суль­ман­ских по­сред­ни­ков, в пе­ре­во­де с араб­ско­го. Не будь этих уче­ных и фи­ло­со­фов ближ­не­во­сточ­но­го сред­не­ве­ко­вья, Ев­ро­па, воз­мож­но, так ни­ко­гда и не по­зна­ко­ми­лась бы с куль­тур­ным на­сле­ди­ем сво­ей соб­ст­вен­ной древ­но­сти. Ма­ло кто из ев­ро­пей­цев зна­ет, что фи­ло­со­фия ев­ро­пей­ско­го иу­да­из­ма, на­чи­ная со сред­них ве­ков и вплоть до Спи­но­зы, раз­ви­ва­лась под не­по­сред­ст­вен­ным воз­дей­ст­ви­ем тру­дов Му­сы ибн-Май­му­на, лейб-ме­ди­ка ка­ир­ско­го сул­та­на Са­лах-ад-ди­на; что сим­во­ли­ка и по­эти­че­ские об­ра­зы Дан­те во мно­гом за­им­ст­во­ва­ны у му­суль­ман­ско­го фи­ло­со­фа-эзо­те­ри­ста Му­хид­ди­на ибн-Ара­би; что сам тер­мин «гу­ма­низм» («че­ло­веч­ность») впер­вые про­зву­чал на фар­си и был ху­до­же­ст­вен­но ос­мыс­лен Саа­ди за­дол­го до ев­ро­пей­ско­го Ре­нес­сан­са.

Ко­гда го­во­рят о дос­ти­же­ни­ях ев­ро­пей­ско­го Воз­ро­ж­де­ния, обыч­но упо­ми­на­ют сис­те­му Ко­пер­ни­ка, кни­го­пе­ча­та­ние и ве­ли­кие гео­гра­фи­че­ские от­кры­тия. Сле­ду­ет со­пос­та­вить ана­ло­гии этим со­бы­ти­ям на Вос­то­ке.

Ки­тай­цы за­дол­го до ев­ро­пей­цев при­ме­ня­ли ком­пас, име­ли пред­став­ле­ние о ве­ли­чи­не маг­нит­но­го скло­не­ния, уме­ли ис­поль­зо­вать мус­со­ны. Они строи­ли ог­ром­ные по тем вре­ме­нам (ко­нец XIV – на­ча­ло XV ве­ка) мно­го­па­луб­ные ко­раб­ли с вы­со­ки­ми склад­ны­ми мач­та­ми, со­б­ран­ные с по­мо­щью ме­тал­ли­че­ских гвоз­дей и скоб, по­кры­тые спе­ци­аль­ным во­до­стой­ким и ог­не­упор­ным ла­ком. На них ки­тай­цы со­вер­ша­ли да­ле­кие, вплоть до вос­точ­но­го по­бе­ре­жья Аф­ри­ки, пла­ва­ния. Сле­ду­ет на­пом­нить, что пер­вая экс­пе­ди­ция ад­ми­ра­ла Чжен Хэ от­пра­ви­лась в са­мом на­ча­ле XV ве­ка на 62 ко­раб­лях, имея на бор­ту око­ло 30 тыс. вои­нов и не­об­хо­ди­мый, в том чис­ле для тор­го­во­го об­ме­на, груз, в то вре­мя как вто­рая экс­пе­ди­ция Ко­лум­ба вклю­ча­ла все­го 1500 че­ло­век на 17 не­боль­ших су­дах³.

Что же ка­са­ет­ся ме­тал­ли­че­ско­го шриф­та, то он при­ме­нял­ся в Япо­нии, Ки­тае, Ко­рее за­дол­го до Гу­тен­бер­га, ко­то­ро­го ев­ро­пе­изм при­чис­лил к пер­во­от­кры­ва­те­лю. По­ка Ев­ро­па де­ла­ла пер­вые шаж­ки в кни­го­пе­ча­та­нии, в Ки­тае в 1574 го­ду бы­ло за­вер­ше­но из­да­ние ты­ся­че­том­ной эн­цик­ло­пе­дии «Вы­со­чай­шее обо­зре­ние го­дов Ве­ли­ко­го Ми­ра».

Нель­зя ска­зать, что Вос­ток не знал мыс­лей «штур­мо­вать не­бо». За­дол­го до Вос­точ­но­го Воз­ро­ж­де­ния зву­чал при­зыв Сюнь-цзы упо­ря­до­чить Под­не­бес­ную, «под­чи­нив се­бе ве­ли­кую сущ­ность при­ро­ды»: « Вме­сто то­го, что­бы воз­ве­ли­чи­вать не­бо и раз­мыш­лять о нем, не луч­ше ли, са­мим ум­но­жая ве­щи, под­чи­нить се­бе не­бо? Вме­сто то­го, что­бы слу­жить не­бу и вос­пе­вать его, не луч­ше ли, пре­одо­ле­вая не­бес­ную судь­бу, са­мим ис­поль­зо­вать не­бо в сво­их ин­те­ре­сах?»⁴_.

В ма­те­ма­ти­ке му­суль­ман­ские ис­сле­до­ва­те­ли раз­ви­ли по­ня­тие по­ли­но­мов и по­ло­жи­ли на­ча­ло гео­мет­ри­че­ской ал­геб­ре, ко­то­рую обыч­но при­пи­сы­ва­ют Де­кар­ту. Пло­до­твор­ное слия­ние ма­те­ма­ти­ки с фи­зи­кой осу­ще­ст­вил Аль­га­зен (ок. 965-1040), ис­сле­до­вав­ший оп­ти­ку как гео­мет­рию зре­ния. В на­ча­ле XIV в. Аль-фа­ри­зи с це­лью ма­те­ма­ти­че­ско­го ана­ли­за ра­ду­ги соз­да­вал экс­пе­ри­мен­таль­ные мо­де­ли до­ж­де­вых ка­пель — стек­лян­ные сфе­ры, на­пол­нен­ные во­дой. Не­уди­ви­тель­но, что му­суль­ман­ские уче­ные ви­де­ли в Ев­ро­пе XVI в. не на­уч­ный ре­нес­санс, а лишь во­зоб­нов­ле­ние на­уч­ных ис­сле­до­ва­ний.

По­сколь­ку ис­то­рия нау­ки тес­но свя­за­на с ре­ли­ги­оз­ной по­ле­ми­кой, важ­но пом­нить, что шо­ви­низм про­яв­ля­ет­ся не толь­ко в от­но­ше­ни­ях ме­ж­ду ре­ли­гия­ми, но и внут­ри них. Так мне­ние за­пад­ных ис­то­ри­ков о том, что про­тес­тан­тизм внес боль­ший вклад в экс­пан­сию нау­ки, чем ка­то­ли­че­ст­во, за­час­тую со­дер­жит скры­тую про­па­ган­ду. Ве­ли­чай­ший не­дос­та­ток по­доб­ных со­чи­не­ний со­сто­ит в том, что они за­час­тую вы­страи­ва­ют­ся во­круг во­про­сов ти­па «Кто пер­вым от­крыл то-то и то-то?» или «Кто пер­вым при­ду­мал та­кую-то и та­кую-то кон­цеп­ции?». Хо­тя скры­тый под­текст здесь весь­ма от­ли­ча­ет­ся от кон­фликт­ной мо­де­­ли Уай­та и Дрэ­пе­ра, на­ли­цо то же са­мое раз­де­ле­ние ис­то­рии на ге­ро­ев и зло­де­ев.

Боль­шин­ст­во ра­бот о нау­ке и ре­ли­гии строи­лось во­круг пред­за­дан­ной мо­де­ли кон­флик­та ли­бо мо­де­ли гар­мо­нии. Не­об­хо­ди­мо пре­одо­леть та­кую ог­ра­ни­чен­ность, ес­ли мы хо­тим оце­нить взаи­мо­дей­ст­вие нау­ки и ре­ли­гии во всем его раз­но­об­ра­зии.

4 Нау­ка и ре­ли­гия в раз­лич­ные со­цио­куль­тур­ные эпо­хи

Эпо­ха на­уч­ной ре­во­лю­ции

На­уч­ная ре­во­лю­ция (ин­тел­лек­ту­аль­ная транс­фор­ма­ция) вто­рой по­ло­ви­ны XVI ‑ XVII ве­ков ре­ши­тель­но пе­ре­вер­ну­ла все преж­ние сис­те­мы пред­став­ле­ний, и, как час­то го­во­рят, от­де­ли­ла нау­ку от ре­ли­гии. Идея эта об­ла­да­ет при­вле­ка­тель­но­стью, так как от­ве­ча­ет рас­хо­жим со­вре­мен­ным свет­ским пред­став­ле­ни­ям о том, что про­ис­хо­ди­ло в ту эпо­ху. Но при вни­ма­тель­ном про­чте­нии ис­то­рии она ока­зы­ва­ет­ся об­ман­чи­вой. Мож­но да­же ут­вер­ждать, что на­уч­ная ре­во­лю­ция да­ла бес­пре­це­дент­ное слия­ние нау­ки с бо­го­сло­ви­ем, дав­ше­го им­пульс к воз­ник­но­ве­нию бо­лее свет­ских форм бо­го­по­чи­та­ния.

Ес­ли мы хо­тим уви­деть в XVII ве­ке про­цесс от­де­ле­ния нау­ки от ре­ли­гии, то мы его, ко­неч­но, най­дём. Про­бле­ма в том, что та­кая ха­рак­те­ри­сти­ка, внеш­не весь­ма убе­ди­тель­ная, при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии об­на­ру­жи­ва­ет мно­го сла­бых мест.

Ве­ли­кие дос­ти­же­ния XVII ве­ка с пер­во­го взгля­да сви­де­тель­ст­ву­ют о не­за­ви­си­мо­сти, ко­то­рую при­об­ре­ли на­уч­ные ис­сле­до­ва­ния. То­гда раз­да­ва­лись да­же ре­ши­тель­ные за­яв­ле­ния о том, что нау­ку и ре­ли­гию не сле­ду­ет сме­ши­вать. Сто­рон­ни­ком это­го взгля­да вы­сту­пал Фрэн­сис Бэ­кон, ут­вер­ждая, что в по­пыт­ках вы­яс­нить не­по­сред­ст­вен­ные при­чи­ны фи­зи­че­ских яв­ле­ний фи­ло­соф-экс­пе­ри­мен­та­тор не дол­жен от­вле­кать­ся на ме­та­фи­зи­че­ские со­об­ра­же­ния о пред­на­зна­че­нии кон­крет­но­го яв­ле­ния.

Что­бы по­нять это за­яв­ле­ние, важ­но иметь в ви­ду, что Ари­сто­тель счи­тал выс­шей за­да­чей ис­сле­до­ва­те­ля при­ро­ды по­иск окон­ча­тель­ных при­чин, по­иск це­ли и пред­на­зна­че­ния. Во­прос «По­че­му ка­мень па­да­ет на зем­лю?» Ари­сто­тель по­ни­мал как во­прос «За­чем он па­да­ет?». Ка­мень, бу­ду­чи со­став­ной ча­стью зем­ли, па­да­ет, что­бы вер­нуть­ся на свое ес­те­ст­вен­ное ме­сто. Это при­мер так на­зы­вае­мо­го те­лео­ло­ги­че­ско­го объ­яс­не­ния. Ари­сто­тель имел в ви­ду, что объ­яс­не­ние ни­ко­гда не бу­дет за­вер­шен­ным, ес­ли не вы­явить окон­ча­тель­ную при­чи­ну. Как он дос­та­точ­но па­ра­док­саль­но вы­ра­зил­ся, окон­ча­тель­ная при­чи­на долж­на быть пер­во­при­чи­ной. Она поль­зу­ет­ся при­ори­те­том. Но со­всем не так счи­тал Бэ­кон, на­зы­вав­ший окон­ча­тель­ные при­чи­ны бес­плод­ны­ми дев­ст­вен­ни­ца­ми, И не так счи­тал Де­карт, из­гнав­ший окон­ча­тель­ные при­чи­ны, что­бы со­сре­до­то­чить вни­ма­ние на не­по­сред­ст­вен­ных ме­ха­ни­че­ских при­чи­нах при­род­ных яв­ле­ний.

Та­кое из­гна­ние окон­ча­тель­ных при­чин из фи­зи­че­ских тео­рий час­то ото­жде­ст­в­ля­ет­ся с от­де­ле­ни­ем нау­ки от ре­ли­гии, по­сколь­ку при этом яв­но раз­ры­ва­ет­ся од­на из тра­ди­ци­он­ных свя­зей ме­ж­ду при­ро­дой и Бо­гом.

От­де­ле­ние нау­ки от ре­ли­гии еще ус­мат­ри­ва­ют в том, что сни­зил­ся ав­то­ри­тет Биб­лии в во­про­сах ес­те­ст­вен­ной фи­ло­со­фии. Это от­ра­зи­лось в за­ме­ча­нии Га­ли­лея: Биб­лия учит, как по­пасть на Не­бо, а не то­му, ка­кое оно.

Но­вую ин­тел­лек­ту­аль­ную не­за­ви­си­мость мож­но свя­зать так­же с тем, что за не­ко­то­ры­ми вы­даю­щи­ми­ся ис­клю­че­ния­ми, са­мые вид­ные на­тур­фи­ло­со­фы не вхо­ди­ли в чис­ло ду­хо­вен­ст­ва, а бы­ли ми­ря­на­ми. Про­дол­жи­лась тен­ден­ция к сни­же­нию преж­ней пре­об­ла­даю­щей до­ли ду­хо­вен­ст­ва в нау­ке, ус­ко­рив­шая­ся с по­яв­ле­ни­ем пе­чат­но­го прес­са. На этот про­цесс на­кла­ды­ва­лась ор­га­ни­за­ций на­уч­ной дея­тель­но­сти в об­ще­ст­вах и ака­де­ми­ях, чей про­фес­сио­наль­ный ко­декс не­ред­ко за­пре­щал по­ли­ти­че­ские и ре­ли­ги­оз­ные дис­пу­ты.

Но под­чер­ки­ва­ние от­де­ле­ния нау­ки от ре­ли­гии в XVII ве­ке да­ле­ко не бес­спор­но.

Не­ко­то­рые из наи­бо­лее за­мет­ных дос­ти­же­ний сто­ле­тия да­же пред­став­ля­лись в бо­го­слов­ских фор­му­ли­ров­ках. Так Де­карт оп­рав­ды­вал прин­цип ли­ней­ной инер­ции, в яв­ном ви­де вы­во­дя его из не­из­мен­но­сти при­ро­ды Бо­га, ко­то­рая со­хра­ня­ет про­стей­ший вид дви­же­ния в ми­ре. Ме­ха­ни­че­ская все­лен­ная, до­ро­гая Де­кар­ту и Бой­лю, не­ред­ко це­ни­лась как ме­ха­низм, под­чер­ки­ваю­щий власть Бо­га над Его тво­ре­ния­ми. Ес­ли ма­те­рия счи­та­лась инерт­ной, то её дви­же­ние мож­но бы­ло при­пи­сать бо­же­ст­вен­ной во­ле. Все­лен­ная, ра­бо­тав­шая по­доб­но ча­сам, вы­да­ва­ла на­ли­чие за­мыс­ла. Бе­кон пре­ду­пре­ж­дал, что не­до­пус­ти­мо сме­ши­вать нау­ку и ре­ли­гию, но сам же ос­та­вал­ся в убе­ж­де­нии, что ре­ли­гия долж­на ста­вить пре­дел на­уч­ным умо­зак­лю­че­ни­ям. В та­ких во­про­сах, как раз­мер и вре­мя жиз­ни все­лен­ной, его соб­ст­вен­ная ве­ра иг­ра­ла се­лек­тив­ную роль, за­да­вая гра­ни­цы до­пус­ти­мо­сти тео­рий. Бе­кон да­вал ре­ли­ги­оз­ную санк­цию нау­ке, обе­щая с ее по­мо­щью вер­нуть власть над при­ро­дой, ко­то­рую Бог ко­гда-то со­би­рал­ся вру­чить че­ло­ве­че­ст­ву.

Хо­тя все са­мые вы­даю­щие­ся на­тур­фи­ло­со­фы XVII ве­ка бы­ли ми­ря­на­ми, это не оз­на­ча­ет пол­но­го раз­ры­ва свя­зей ме­ж­ду нау­кой и ре­ли­ги­ей.

Ро­берт Бойль ска­зал, что од­ной из при­чин, по­че­му он не при­нял ду­хов­ный сан, бы­ло же­ла­ние из­бе­жать уп­ре­ков в том, буд­то бы его бла­го­чес­ти­вые за­ме­ча­ния о при­ро­де яв­ля­ют­ся все­го-на­все­го вы­ра­же­ни­ем кон­фор­миз­ма. Быть ми­ря­ни­ном, да­же ан­ти­кле­ри­ка­лом, не оз­на­ча­ет быть че­ло­ве­ком ан­ти­ре­ли­ги­оз­ным. Точ­но так же и еди­но­душ­ное же­ла­ние пер­вых на­уч­ных об­ществ ис­клю­чить из рас­смот­ре­ния бо­го­слов­ские и по­ли­ти­че­ские во­про­сы сле­ду­ет ин­тер­пре­ти­ро­вать с ос­то­рож­но­стью. Вро­де бы та­ким об­ра­зом ут­вер­жда­лась но­вая не­за­ви­си­мость нау­ки. Но от­каз от бо­го­слов­ских дис­кус­сий мог быть про­дик­то­ван чис­то праг­ма­ти­че­ски­ми со­об­ра­же­ния­ми. При­ни­мая во вни­ма­ние ог­ром­ное раз­но­об­ра­зие ре­ли­ги­оз­ных убе­ж­де­ний, ко­то­рое силь­но обо­ст­ря­лось гра­ж­дан­ской вой­ной в Анг­лии, бы­ло бы ра­зум­но ос­та­вить в по­кое те во­про­сы, ко­то­рые мог­ли по­дор­вать един­ст­во на­уч­но­го со­об­ще­ст­ва. Ко­неч­но, из это­го не сле­до­ва­ло, что от­дель­ные чле­ны этих ран­них об­ществ не име­ли пра­ва при­дер­жи­вать­ся ин­ди­ви­ду­аль­ных взгля­дов на взаи­мо­от­но­ше­ния ме­ж­ду свои­ми на­уч­ны­ми и ре­ли­ги­оз­ны­ми пред­став­ле­ния­ми.

Ра­зу­ме­ет­ся, на­тур­фи­ло­со­фия при­об­ре­ла но­вый ста­тус, но пу­тем диф­фе­рен­циа­ции от ре­ли­ги­оз­ных пред­став­ле­ний и ре­ин­те­гра­ции с ни­ми, а не пу­тем пол­но­го раз­ры­ва.

Уче­ным труд­но бы­ло до­бить­ся пол­но­го раз­де­ле­ния нау­ки и ре­ли­гии, да­же ес­ли пред­по­ло­жить, что они это­го хо­те­ли. В ко­неч­ном сче­те Де­карт зая­вил, что Бо­жьи за­мыс­лы от­но­си­тель­но при­ро­ды не­дос­туп­ны че­ло­ве­че­ско­му. Как и Де­карт, Ро­берт Бойль рас­смат­ри­вал все­лен­ную ско­рее как ча­со­вой ме­ха­низм, не­же­ли как жи­вой ор­га­низм. Под­ра­жая Де­кар­ту, он от­ка­зы­вал ча­сам в са­мо­стоя­тель­но­сти: их су­ще­ст­во­ва­ние под­дер­жи­ва­ет­ся уси­лия­ми Бо­га. Од­на­ко, от­вер­гая бо­го­слов­скую ар­гу­мен­та­цию, при­ме­няв­шую­ся Де­кар­том для обос­но­ва­ния фи­зи­че­ских прин­ци­пов, он уг­лу­бил про­цесс диф­фе­рен­циа­ции ме­ж­ду сфе­ра­ми нау­ки и ре­ли­гии.