КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Глава 17. Индонезия: от вражды - к дружбе.
Когда в 1957 году в Индонезии вспыхнули восстания сепаратистов,западные торговцы оружием прибыли в Сингапур, чтобы продавать оружиеповстанцам на Суматре и Сулавеси. В 1958 году, в качестве лидера оппозиции,я встретился с Генеральным консулом Индонезии, генерал-лейтенантомДжатикусомо (Jatikusomo). Я заверил его, что, в случае нашего прихода квласти, эти торговцы оружием будут выдворены из Сингапура. Когда ПНДпобедила на всеобщих выборах 1959 года, я сдержал свое слово, и Джатикусомо- щеголеватый, умный, учтивый и деятельный аристократ с острова Ява (Java) -предложил мне, чтобы я укрепил отношения между Сингапуром и Индонезией,посетив Джакарту с официальным визитом. Я согласился. В августе 1960 года наша делегация прибыла во дворец Мердека (Merdeka),бывшую резиденцию голландского генерал-губернатора, для встречи спрезидентом Сукарно (Sukarno). Он был одет в шикарный бежевый мундир, а вруке у него был жезл полевого маршала или трость. Это было жаркое, влажное,душное утро в Джакарте, но во дворце не разрешалось включать ни вентиляторы,ни кондиционеры, - Сукарно их не любил. Я видел, как пот проступает черезрубашку на китель его мундира. Как и остальные члены моей делегации, я был впиджачной паре и также обильно потел. Сукарно был харизматическим лидером, выдающимся оратором иорганизатором масс. Однажды в феврале 1959 года, по дороге из Сингапура воФрейзерз хилл (Fraser's Hill), которая занимает около семи часов, я слушалпо радио трансляцию его речи на митинге, проходившем на Центральной Яве, вкотором участвовало несколько сот тысяч индонезийцев. Я настроился на волнув 8:30 утра, но вскоре потерял ее, потому что радио в движущемся автомобилепринимало плохо. Три часа спустя, когда я уже был в Малакке (Malacca), онвсе еще говорил в полную силу. Его красивый голос был настолько выразителен,что толпа кричала и ревела, внимая ему. С тех пор я с нетерпением ждалвстречи с этим великим человеком. Сукарно проговорил большую часть нашей встречи, продолжавшейся 20минут. Он говорил на общепринятом в Индонезии языке бахаса (Bahasa), которыйпохож на малайский язык. Сукарно спросил: "Сколько в Сингапуре жителей?""Полтора миллиона",- ответил я. Население Индонезии составляло 100 миллионовчеловек. "Сколько в Сингапуре автомобилей?" "Приблизительно 10,000"-,ответил я. Только в Джакарте было 50,000 автомобилей. Меня это слегкаозадачило, но я с готовностью признал, что по размерам Индонезия занималапервое место в Юго-Восточной Азии. Затем он начал распространяться о своейполитической системе "управляемой демократии" (guided democracy):"Индонезийский народ хочет революционизировать все сферы жизни, включаяэкономику и культуру - западная демократия для этого не очень подходит". Онговорил об этом во многих своих речах до того, так что я был разочарован неслишком содержательной беседой. Голландцы не оставили Индонезии достаточного количества подготовленныхадминистраторов и специалистов; в стране было не так уж много учреждений,которые могли бы двигать страну вперед, а три с половиной года японскойоккупации разрушили даже ту администрацию, какая существовала. Последовавшаяза этим борьба между индонезийскими националистами и голландцами, котораяпериодически вспыхивала между 1945 и 1949 годом, когда голландцы наконец-топризнали независимость Индонезии, нанесла еще больший ущерб экономике иинфраструктуре страны. Национализация иностранных предприятий инационалистическая экономическая политика, проводившаяся Сукарно,препятствовали расширению внешней торговли и притоку инвестиций и привели кеще большему обнищанию этой огромной, разбросанной на значительномпространстве республики. В Джакарте мы остановились в гостинице "Де Инд" (Hotel Des Indes),который по статусу соответствовал "Рафлс отелю" (Raffles Hotel) в Сингапуре.Когда шел дождь, крыша отеля начинала течь, и персонал отеля привычнорасставлял емкости и ведра, чтобы собирать капавшую воду. Когда я понедоразумению потянул дверь в своей спальне, не поняв, что она была закрытана замок, защелка замка отломила кусок штукатурки. Когда я вернулся послеобеда к себе в номер, там уже был произведен "ремонт": поверх штукатуркибыла наклеен и отретуширован лист бумаги. Когда я попросил парламентского секретаря министерства культурыСингапура Ли Кун Чоя (Lee Khoon Choy), купить несколькоиндонезийско-английских и английско-индонезийских словарей, то оказалось,что они стоили меньше двух долларов за книгу. Члены нашей делегации скупилипочти все словари в магазинах для своих друзей, изучавших малайский язык.Индийская валюта, рупия, в результате инфляции была в плачевном состоянии. Из Джакарты наша автоколонна в сопровождении эскорта мотоциклистовотправилась в Богор (Bogor), бывший летний курорт голландскогогенерал-губернатора, а затем в Бандунг (Bandung). Оттуда мы вылетели вДжокьярту (Jogjjakarta), древнюю столицу Индонезии, расположенную вЦентральной Яве, на личном президентском двухмоторном самолете, подаренномправительством Советского Союза. Самолет был больше, чем коммерческий"ДС-3", на котором прилетел я. Часы над проходом в салоне самолетаостановились, поколебав мое доверие к советской технологии и индонезийскомуобслуживанию. Если это могло случиться с часами в президентском самолете,чего же было ждать от двигателей? Перед отъездом мы подписали с премьер-министром Джуандой (Djuanda)совместное заявление по торговым и культурным вопросам. С момента встречи ваэропорту Джакарты нам удалось несколько раз побеседовать с ним. Он былпревосходным человеком: высокообразованным, способным, трезвомыслящим иотзывчивым к проблемам своей страны. Мы разговаривали часами, иногда - набахаса. Во время одного разговора за ужином я сказал, что Бог наделилИндонезию очень плодородной почвой, прекрасным климатом и богатымиприродными ресурсами. Он грустно посмотрел на меня и ответил: "Бог за нас,но мы сами против себя". Я чувствовал, что с таким искренним и честнымчеловеком можно было иметь дело. Я уезжал, чувствуя, что мы подружились. Яразговаривал с Джуандой на малайском, и он воспринимал меня скорее какиндонезийского "перанакана" (peranakan - китаец, родившийся в Индонезии), ане как "тотока" (totok - китаец, недавно иммигрировавший в страну, неассимилировавшийся и говоривший на китайском). По мере ухудшения экономической ситуации в стране Сукарно стал уделятьбольше внимания международным делам. В деле развития дипломатическихотношений с афро-азиатским миром он опирался на министра иностранных делдоктора Субандрио (Dr. Subandrio) - умного, хотя и несколькоавантюристически настроенного человека. В течение всего 1963 года он частовстречался со мной - всякий раз, когда пролетал через Сингапур транзитом. Когда наше объединение с Малайзией стало неизбежным, его тон сталдостаточно высокомерным. Однажды утром, сидя рядом со мной на диване, в моемкабинете в здании муниципалитета, он хлопнул меня по колену, указал рукой вокно и сказал: "Посмотрите на все эти высокие здания в Сингапуре. Все онипостроены на индонезийские деньги, украденные у индонезийцев путемконтрабанды. Не волнуйтесь, в один прекрасный день Индонезия придет сюда,позаботится об этой стране и приведет все в порядок". Под "контрабандой"Субандрио подразумевал экспорт, осуществлявшийся через Сингапур ихсобственными торговцами, которые уклонялись в Индонезии от уплаты налогов исоблюдения правил валютного регулирования. Я понимал его чувства, личноубедившись в том, сколь ужасными были условия жизни в Джакарте, где людимылись, стирали одежду, промывали рис и отправляли естественные надобности вканалах (kali), не стесняясь окружающих. Поэтому я не считал его разговоры остремлении занять Сингапур праздной болтовней. Когда в 1965 году мы обрели независимость, Индонезия находилась всостоянии "конфронтации" с Сингапуром и Малайзией. Президент Сукарно идоктор Субандрио пытались сыграть на сложностях в отношениях междуСингапуром и Малайзией, предлагая Сингапуру немедленное дипломатическоепризнание на условиях, которые могли оскорбить и возмутить Малайзию.Поворотный момент в развитии событий наступил через несколько недель, 30сентября, когда произошли события, получившие название "гестапу" (gestapu -сокращенное индонезийское название "Движения 30 сентября"). Тогда генералСухарто, командовавший силами безопасности, подавил предпринятуюкоммунистами попытку государственного переворота. Опираясь на поддержкувойск, находившихся под командованием лояльных к нему командиров в армии,полиции, военно-морских и военно-воздушных силах, Сухарто потребовал отвооруженных отрядов повстанцев, захвативших президентский дворец,радиостанции и центры связи, сдаться без боя. Напуганные демонстрацией силы,мятежники рассеялись, и переворот закончился. В тот момент мы не поняли, насколько важным был этот неудавшийсяпереворот, потому что мы были слишком озабочены зверским убийствомнескольких высокопоставленных индонезийских генералов и последовавшим заэтим убийством тысяч людей, по некоторым оценкам, - полумиллиона человек,некоторые из которых были этническими китайцами. Этих людей обвинили вподдержке коммунистов. Сухарто разыгрывал свою комбинацию медленно и тонко,как в индонезийском театре марионеток (wayang kulit), где на экране движутсятени и силуэты. Эта игра теней была режиссирована так тщательно, а шаги полишению Сукарно власти были настолько постепенными, что в течение некотороговремени мы даже не осознавали, что власть практически уже перешла от Сукарнок Сухарто. На протяжении более чем полугода Сухарто не свергал президента,но действовал от его имени, соблюдая приличия и потихоньку собирая рычагивласти в своих руках, удаляя сторонников Сукарно, ослабляя его позиции.Никаких перемен во внешней политике при новом министре иностранных дел АдамеМалике (Adam Malik) не произошло. В марте 1966 года Сукарно подписалпрезидентский декрет, который давал генералу Сухарто полномочияпредпринимать все необходимые шаги для обеспечения безопасности и сохранениястабильности. Я все еще не был уверен, что Сукарно был уже не у дел, такимсильным было его харизматическое влияние на людей. Лишь год спустя, вфеврале 1967 года, Национальная ассамблея (National assembly) формальноизбрала Сухарто действующим президентом. К июню 1966 года позиции Сухарто достаточно укрепились, чтобыодновременно прекратить "конфронтацию" с Сингапуром и Малайзией.Нормализация двусторонних связей заняла некоторое время. В июне и июле 1966года Индонезия направила в Сингапур экономические делегации, но это былискорее публичные жесты, чем реальные шаги по развитию сотрудничества. Вавгусте мы сделали ответный шаг, направив в Индонезию торговую делегацию.Некоторое движение вперед в психологическом плане наметилось, когда Сингапурпредложил предоставить индонезийским торговцам коммерческий кредит в размере150 миллионов долларов и позволил "Бэнк Негара Индонижиа" (Bank NegaraIndonesia), принадлежавшему правительству Индонезии, снова открыть филиал вСингапуре. (Эта сделка получила название "рукопожатие стоимостью в 150миллионов долларов"). Мы также согласились возобновить двустороннюю торговлюна равноправных условиях. Индонезия снова открыла все свои порты для нашихсудов и обещала, что, после внесения поправок в законодательство, нашимбанкам будет разрешено открывать филиалы в Индонезии, но так и не позволилаоткрыть ни одного филиала до начала 90-ых годов. (Те банки, которым все -таки удалось открыть филиалы в стране, постигла неудача. Через 6 лет, в 1997году, они увязли в охватившем Индонезию финансовом кризисе, возврат выданныхими кредитов оказался под вопросом). В основе препятствий для восстановления отношений лежали различныевзгляды на проблемы политики, обеспечения безопасности, развития экономики,разногласия по вопросу о морских границах, правилах судоходства в проливах ио регулировании двусторонней торговли. То, что они называли "контрабандой",в Сингапуре было совершенно законно, - Сингапур был свободным портом. Мы невполне понимали, как работало их правительство, и нам потребовалось немаловремени, чтобы научиться лавировать в его лабиринтах. На протяжении нескольких лет отношения между нами оставалисьпрохладными, а прогресс в их развитии - медленным. Со стороны Индонезиипросматривалась тенденция вести дела с Сингапуром с позиций "старшегобрата". В марте 1968 года Адам Малик, выступая перед членами Индонезийскогоземлячества в Сингапуре, сказал, будто он заверил меня, что Индонезия былаготова защитить Сингапур против коммунистов после того, как англичаневыведут свои войска в 1971 году: "Мы защитим их (200 миллионов человек,населяющих страны АСЕАН), даже если угроза будет исходить от Чингисхана".Язык совместного коммюнике, принятого в конце его визита, был болеедипломатичным: "Усиливать существующие связи на основе равноправия,взаимного уважения и невмешательства во внутренние дела друг друга". Несколько месяцев спустя, в середине октября 1968 года, после того какмы повесили двух индонезийских коммандос, приговоренных к смерти за убийствотрех человек в результате взрыва ими бомбы в 1964 году в отделении "Гонконгэнд Шанхай бэнк" на Очард Роуд, отношения между нами катастрофическиухудшились. (Об этом говорилось в Главе 2). Реакция Индонезии была сильнее,чем мы ожидали. Толпа из 400 студентов, одетых в мундиры, разгромила нашепосольство в Джакарте и резиденцию посла. Индонезийская охрана посольствотсутствовала. Министр иностранных дел Адам Малик призвал к спокойствию,говоря, что у него не было никакого желания принимать ответные меры противСингапура! Раздавались призывы к полному бойкоту торговли и судоходства и кпересмотру двухсторонних отношений, на 5 минут были отключены все линиисвязи с Сингапуром. Толпы студентов также разгромили два оставшихся здания,принадлежавших сингапурской миссии. Страсти вылились в беспорядки, которыепроизошли в Сурабае (Surabaya) на Центральной Яве и Джамби (Djambi) наСуматре, в ходе которых пострадали граждане Индонезии китайскогопроисхождения. Тем не менее, к концу октября, когда страсти поостыли, Адам Маликзаявил, что прекращение торговли с Сингапуром только повредило бы Индонезии.Он упомянул о бедственном состоянии портового оборудования в их собственныхгаванях и подчеркнул: "Нам не следует забывать о наших ограниченныхвозможностях". Он также выразил надежду на то, что эти ссоры не нарушатгармонию в отношениях между странами АСЕАН, иначе международное положениеИндонезии ухудшилось бы. Затем последовала частичная отмена запрета насудоходство, а к началу ноября все санкции были отменены. В конце ноябряделегация парламента Индонезии в составе трех человек посетила Сингапур,чтобы "зарыть топор войны". Лед в отношениях таял очень медленно. В июле 1970 года мы назначили ЛиКун Чоя послом в Джакарте. "К. Ч." - как называли его друзья - был хорошимлингвистом, свободно владевшим бахаса и интересовавшимся индонезийскойкультурой и искусством. Он настойчиво и плодотворно трудился, завязываяблизкие отношения с высшими индонезийскими генералами, которые были близки кСухарто. Они хотели лучше понять нас, и нашли в нем дружески настроенногопереводчика с хорошими связями. Постепенно он наладил контакты ивзаимопонимание с ними и заслужил их доверие. В сентябре того же года, на встрече неприсоединившихся стран в Лусаке,я впервые встретился с Сухарто, на общем заседании. После этого я прибыл вего резиденцию, и мы провели полчаса, обмениваясь шутками и обсуждая нашупозицию по отношению к Вьетнаму и Камбодже. Он спросил о моих взглядах научастие США в войне во Вьетнаме и внимательно выслушал меня. Я подчеркнул,что вывод американских войск имел бы серьезные последствия для стабильностив регионе. Победа коммунистов во Вьетнаме и Камбодже, вероятно, изменила быпозицию Таиланда, который традиционно проводил политику приспособления кновым веяниям и влияниям. Сухарто согласился со мной. Мы обнаружили, что унас были общие взгляды по некоторым вопросам, касавшимся ситуации в регионеи опасностей, угрожавших ему. Для начала это было неплохо. Большой шаг вперед в развитии наших отношений был сделан, когда вапреле 1981 года Сингапур посетил генерал-майор Суджоно Хоемардани (SudjonoHoemardani). Он верил в сверхъестественные силы и был одним из доверенныхлиц Сухарто в духовных и мистических вопросах. Как сообщал "К. Ч.", передпринятием серьезных решений Сухарто отправлялся вместе с Хоемардани вспециальную пещеру для занятий медитацией. В течение часа мы не обсуждали сним никаких серьезных проблем, разговаривая на бахаса, но его секретарьсообщил "К.Ч.", что генерал был весьма удовлетворен результатами встречи.Хоемардани ожидал, что я окажусь "твердым и высокомерным снобом", а на самомделе нашел во мне "дружески настроенного, доброго и откровенного человека". Еще через год, в марте 1972 года, "К.Ч." организовал конфиденциальныйвизит генерал-лейтенанта Сомитро (Soemitro), командующего национальнымисилами безопасности (National Security Command). Даже посол Индонезии вСингапуре ничего не знал об этом визите. Он не хотел, чтобы министерствоиностранных дел знало о секретной миссии, выполнявшейся по указаниюпрезидента. Сомитро, говоривший по-английски, отличался предельнойоткровенностью. Сухарто хотел развеять сомнения относительно позицииСингапура по некоторым вопросам и настаивал, чтобы я лично прояснилситуацию. Он сказал, что Индонезия считала, что государства, расположенныена берегах Малаккского пролива, должны контролировать его. Я сказал, чтоэтот пролив был свободным для судоходства на протяжении столетий, и что этоявлялось основой для выживания Сингапура. Мы поддержали бы Индонезию иМалайзию в проведении мер, рекомендованных международными организациями дляобеспечения безопасности мореплавания, но мы не хотели бы участвовать вкаких-либо действиях по установлению контроля над проливом или сбору дани запроход судов через пролив. Это могло бы привести к конфликту с русскими,японцами и другими великими державами. Сомитро ответил, что Индонезия приметмеры по установлению своего суверенитета над проливом, а если бы русскиепопытались занять твердую позицию, то Индонезия без колебаний вступила бы вконфронтацию с ними. Наверное, я посмотрел на него с недоверием, посколькуон серьезно добавил, что, если бы русские попытались оккупировать Индонезию,то их бы постигла неудача. Через месяц Сухарто прислал в Сингапур для встречи со мной генералаРанггабина (Ranggabean), наиболее высокопоставленного из своих министров,курировавшего вопросы обороны и безопасности. Он был прямолинейным,разговаривавшим "открытым текстом" батаком, уроженцем Суматры (Прим. пер.:батаки - народность в Индонезии, проживающая преимущественно на островеСуматра). Его стиль отличался от спокойных манер Сухарто, который былвыходцем с Центральной Явы. Ранггабин сказал, что Индонезия попусту потратила много драгоценноговремени, которое должно было использоваться для экономического развития. Онхотел, чтобы Сингапур, как экономически более развитое государство, оказалИндонезии помощь. Я заверил его, что Сингапур был весьма заинтересован вэкономическом развитии Индонезии. Они пригласили Кен Сви посетить Индонезию в октябре 1972 года, зная,что он был моим ближайшим коллегой. После моих встреч с тремявысокопоставленными генералами он обнаружил, что индонезийцы стали менееподозрительными. Кроме того, регулярные контакты между разведками нашихстран, - между руководителем нашей разведки С. Р. Натаном и егоиндонезийским коллегой, генерал-лейтенантом Сутупом Джувоно (Sutupo Juwono),- убедили их, что мы разделяли их взгляды по основным вопросам. Теперь былоткрыт путь для моего визита в Индонезию, намеченного на май 1973 года. Онбыл тщательно подготовлен. "К. Ч.", цитируя индонезийских генералов, сообщило наличии "серьезного национального препятствия для развития искреннихдружественных отношений". Если мы хотели установления настоящей дружбы спрезидентом Сухарто, то эпизод с казнью двух коммандос следовалоокончательно закрыть. Мы должны были сделать дипломатический жест, которыйотвечал бы "яванской вере в душу и чистую совесть". Представители Индонезиипредложили, чтобы во время официального возложения венков на кладбище ГероевКалибата (Kalibata Heroes Cemetery), воздав почести генералам, убитым вовремя переворота 1965 года, я также посетил могилы двух коммандос и рассыпална них лепестки цветов. "К.Ч." считал, что это явилось бы ключевым моментомв улучшении отношений, потому что индонезийские генералы придавали большоезначение этому жесту. Я согласился. Когда я прибыл в Индонезию утром 25 мая, меня встречал выстроенный дляосмотра почетный караул в составе представителей всех родов войск и полиции.Прогремело 19 залпов орудийного салюта. Это был сигнал, что в отношенияхдвух стран должна была быть перевернута новая страница. Редакционная статьяв одной из газет комментировала мой приезд следующим образом: "Оказалось,что для часового перелета из Сингапура в Джакарту требуется значительноевремя. Ему предшествовали многочисленные визиты в Великобританию, США,страны Европы, Японию и на Тайвань. Лишь объездив с официальными визитамивесь мир, Ли Куан Ю приехал с официальным визитом в Индонезию". Редактор былправ, - я должен был вначале продемонстрировать, что Сингапур мог выжить безИндонезии и Малайзии. Мы не были иждивенцами, паразитировавшими на теленаших соседей. Мы налаживали связи с промышленно развитыми странами,старались стать полезными им, производя товары на основе использования ихтехнологий и экспортируя эти изделия во все страны мира. Мы изменили формулунашего выживания. Решающее значение имела встреча Сухарто один на один, как они говорили- "в четыре глаза" (empat mata). Без переводчиков и стенографистов мы моглиговорить открыто. Моего знания малайского было достаточно. Хотя я не говорилна бахаса изысканно, я понимал его и мог выразить свои мысли так, чтоСухарто понимал меня. Мы проговорили больше часа. Сухарто ясно заявил о своем намерении сдвинуть Индонезию с мертвойточки после 20 лет топтания на месте. Он сказал, что высоко ценитвозможности Сингапура по оказанию помощи в осуществлении "геркулесовой"задачи восстановления Индонезии и по достоинству оценивает руководителейСингапура. У меня сложилось впечатление, что, вероятнее всего, он станетотноситься к нам справедливо, даже сердечно, основываясь на реалистичнойоценке сильных сторон и слабых мест двух стран. Со своей стороны, я вежливо, тактично, но ясно дал понять, что Сингапурхотел быть самостоятельной частью Юго-Восточной Азии, основываясь насобственном праве, а не на чьей-то милости. Мы также не могли пойти науступки по таким фундаментальным вопросам как свобода мореплавания вМалаккском проливе. Я сказал, что экономическое сотрудничество должно былостроиться на основе тесного и взаимовыгодного обмена, а не в формевзаимоотношений, которые лидеры Индонезии поддерживали со своими гражданамикитайского происхождения. (Эти "компрадоры" потворствовали прихотям своихпатронов для получения привилегий и лицензий, которые позволяли имразбогатеть). Я сказал, что в основе взаимоотношений лежал вопрос о том,доверяем ли мы долгосрочным намерениям друг друга. Он дал ясно понять, что Индонезия не имела территориальных претензий кСингапуру и Малайзии и требовала только возврата территорий, входивших всостав Голландской Ост-Индии. Он хотел сосредоточиться на развитииИндонезии, а не на зарубежных делах. Наиболее важным для меня было то, чтоон не верил коммунистам, особенно китайским коммунистам, которые в прошломпричинили Индонезии серьезные неприятности. Я сказал, что китайскиекоммунисты хотели уничтожить нас, используя своих помощников, -Коммунистическую партию Малайи. Я был решительно настроен не позволить импреуспеть в этом. Я не хотел распространения влияния Китая в Юго-ВосточнойАзии. Для Сухарто это было главным пунктом, и он поверил моим честнымнамерениям в этом вопросе. Сухарто показался мне осторожным, вдумчивым человеком, представлявшимсобой полную противоположность Сукарно. Он не был экстравертом, не стремилсяпроизвести на людей впечатление своим ораторским искусством, орденами имедалями, хотя их у него было много. Он вел себя по-дружески и скромно, нобыло ясно, что он был твердым человеком, который не станет мириться ни скакой оппозицией тому, что он намеревался делать. Мне он понравился, ячувствовал, что мы с ним поладим. Через год, в августе 1974 года, Сухарто нанес ответный визит вСингапур. Чтобы отблагодарить его за прием, оказанный мне в Джакарте, яраспорядился выстроить в аэропорту почетный караул в составе 400военнослужащих всех родов войск и полиции. Прозвучал орудийный салют из 21залпа. Главным моментом его визита стал обмен документами о ратификациидоговора о территориальных морских границах между Сингапуром и Индонезией. Ивновь ключевую роль сыграла встреча с Сухарто "в четыре глаза". Он излагалсвои мысли на бахаса, без черновиков. Он говорил настолько сосредоточенно,что два коротких перерыва, во время которых подали чай и печенье, привелиего в некоторое раздражение. Сначала он изложил свою "концепцию архипелага"(Archipelago concept). Он сказал, что Индонезия, как и некоторые другиеостровные государства, настаивала на своей территориальной юрисдикции надвсеми водами, находившимися между ее островами. Сухарто считал, что странамАСЕАН следовало продемонстрировать солидарность и единство в поддержке этойпозиции. (Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (The Association of SoutheastAsian Nations) была сформирована в августе 1967 года в Бангкоке, и включалаИндонезию, Малайзию, Филиппины, Сингапур и Таиланд). Затем он дал мне своюоценку трудностей, переживаемых Индонезией и перспектив ее развития. Я ответил, что главным для Сингапура в "концепции архипелага" былоправо свободного прохода через проливы. Сингапур был частью Юго-ВосточнойАзии. Нас исключили из состава Малайзии, и мы должны были найти новыеисточники средств существования, а это требовало свободы мореплавания, чтообеспечивало связи Сингапура с Америкой, Японией и Западной Европой. Любоепрепятствие свободе мореплавания было бы для нас смерти подобно. Поэтому мымогли поддержать "концепцию архипелага" только при условии официальногозаявления со стороны Индонезии о признании традиционной свободымореплавания. В свою очередь, мы не предъявляли никаких претензий вотношении разведки и добычи нефти или других минеральных ресурсов с морскогодна. Он спросил меня о моих взглядах на войну во Вьетнаме. Я сказал, что современи нашей прошлогодней встречи общая ситуация ухудшилась. ПрезидентНиксон ушел в отставку, и, на чем бы ни настаивал президент Форд, КонгрессСША был настроен урезать помощь Вьетнаму и Камбодже наполовину. Ясомневался, что эти два режима продержатся. Моя суровая оценка ситуации,казалось, огорчила его. Я боялся, что после того, как Вьетнам и Камбоджа попадут под властькоммунистов, нестабильная ситуация в Таиланде могла стать причинойвозникновения серьезных проблем для Малайзии и Сингапура. Хотя китайцы исоставляли более 75% населения Сингапура, но мы являлись частьюЮго-Восточной Азии, и я бы не позволил, чтобы Китай или Россия использовалинас. Это его явно обнадежило. На следующий день, выступая перед более чем 1,000 граждан Индонезии всвоем посольстве, он, в присутствии представителей прессы, заявил, что,поскольку опыт Индонезии в развитии экономики был ограничен, то егоправительство попытается привлечь техническую помощь и инвестиции отовсюду,в том числе и из Сингапура. Публично признав Сингапур равноправнымнезависимым государством, которое вносило вклад в развитие Индонезии, он далясно понять, что в отношениях между Индонезией и Сингапуром произошлибольшие изменения. В сентябре 1975 года, после падения Пномпеня (Phnom Penh) и Сайгона(Saigon), я встретился с Сухарто на Бали (Bali). Коммунисты были на подъеме,и казалось, что волна этого прилива зальет остальную часть Юго-ВосточнойАзии. В мае 1974 года Разак посетил Пекин и установил дипломатическиеотношения с Китаем. Малайзия признала правительство "красных кхмеров" (KhmerRouge) в Пномпене сразу после того, как они захватили город. Сухарто сказал,что он говорил Разаку о том печальном опыте, который Индонезия вынесла изотношений с Пекином, напомнив о поддержке Китаем переворота, предпринятогоКоммунистической партией Индонезии в сентябре 1965 года. Он повторил то жесамое премьер-министру Таиланда Кукриту Прамою (Kukrit Pramoj) в Джакарте.После этого, в июне 1975 года, через два месяца после падения Сайгона,Кукрит посетил Пекин и установил дипломатические отношения с Китаем. Сухартовидел, что ситуация в Малайзии и Таиланде ухудшалась. Он полагал, что, еслибы страны АСЕАН продолжали проводить такую разрозненную политику, стараясьнаперегонки и порознь признать новые коммунистические правительства Вьетнамаи "красных кхмеров", то стремление противостоять коммунистам было быутеряно. Он отметил, что Индонезия и Сингапур имели схожие взгляды итемперамент. Мы не горячились, "ухаживая" за правительствами Индокитая, и непроизносили ярких речей, восхваляя коммунистический режим, как это сделалнезадолго до того в Пекине президент Филиппин Маркос. Несмотря на то, что проблемы безопасности стран АСЕАН были для насглавными, мы согласились, что АСЕАН должна была делать упор на развитиесотрудничества в экономической и политической областях, а не в обеспечениибезопасности. Мы согласились продолжать сотрудничество, особенно в сфереразведки, не выставляя его напоказ. Индонезия и Сингапур должны быликонсолидировать свои возможности и дождаться более благоприятного моментадля развития экономического сотрудничества в рамках АСЕАН. Он ничего неупомянул о Восточном Тиморе (East Timor), который Индонезия оккупировалачерез две недели. Это была хорошая встреча. Когда мы сталкивались снеожиданными ситуациями в регионе, наша реакция была сходной. Но 3 месяца спустя, когда Сингапур воздержался во время голосования вООН по резолюции, осуждавшей оккупацию Индонезией Восточного Тимора, в нашихотношениях снова наступило похолодание. Другие страны АСЕАН голосовали настороне Индонезии. Военные руководители Индонезии бойкотировали наш прием вДжакарте по случаю Дня вооруженных сил Сингапура и Национального праздникаСингапура. Наш советник в Джакарте сообщил, что несколько генералов сказалиему, что Сухарто рассердился по поводу голосования больше, чем по поводуказни двух коммандос. Прошел год, прежде чем удалось восстановить личные связи, - Сухартонеофициально посетил Сингапур 29 ноября 1976 года. Я сказал, что Сингапур нестанет чинить Индонезии препятствий в ее повседневных отношениях с ВосточнымТимором, мы признавали Тимор частью Индонезии, но мы не могли публичноодобрить оккупацию Тимора. Он понял мою позицию. Если бы Сингапурпроголосовал на стороне Индонезии, тем самым мы бы подали всему мируневерный сигнал в плане обеспечения нашей собственной безопасности. Вне всякой связи с этим я согласился неофициально предоставить емуданные нашей торговой статистики, чтобы помочь ему бороться с"контрабандой", но попросил, чтобы он не обнародовал этого факта. Это емупонравилось. Он хотел опубликовать эти цифры, но я объяснил ему, что,поскольку наша статистическая классификация отличалась от принятой вИндонезии, то такая публикация только привела бы к еще большемунедоразумению. Сухарто ответил, что он был уверен в своей способностиуправлять прессой Индонезии. Наконец, мы согласились тщательно исследоватьдолгосрочные последствия такой публикации перед тем, как обнародовать этиданные. Кроме того, мы согласились проложить подводную линию связи междуДжакартой и Сингапуром и условились, что технические детали проекта будутсогласованы специалистами. Несмотря на то, что наша встреча прошла хорошо, наш посол в ИндонезииРахим Исхак предупреждал меня, что индонезийцы - как лидеры, так и простыелюди смотрели на Сингапур как на китайский город. Он говорил, что отношениеиндонезийцев к Сингапуру было неразрывно связано с их отношением кэтническим китайцам в Индонезии, и предупреждал, что Сингапур мог оказатьподходящим "мальчиком для битья", если в Индонезии возникнет недовольство.Когда в 1998-1999 годах Индонезию охватил кризис, эти слова оказалисьпророческими. Нам просто повезло, что характер, темперамент и цели, которыепреследовал президент Сухарто, позволили мне наладить с ним хорошие личныеотношения. Он был спокойным, учтивым человеком, проявлявшим пунктуальность всоблюдении протокольных форм. Его характер проявился в том, как тщательно онпрощупывал и оценивал мою позицию перед моим визитом в Джакарту. После нашейвторой встречи мы уже доверяли друг другу. Встречаясь с ним на протяжениимногих лет, я убедился, что он был человеком слова. Он мало что обещал, новсегда выполнял обещанное, его сила была в постоянстве. Сухарто был на тригода старше меня. Его широкое лицо с широким носом имело довольно сдержанноевыражение. Потом, узнав меня получше, он стал улыбаться легко и часто. Онлюбил поесть, особенно ему нравился десерт, но он поддерживал свой вес внорме, играя в гольф и прохаживаясь. Несмотря на то, что он говорил спокойнои мягко, он оживлялся, переходя к обсуждению важных вопросов. Он не былинтеллектуалом, но обладал даром подбирать способных экономистов иадминистраторов в качестве своих министров. Это он выбрал получившихобразование в Беркли (Berkeley) экономистов: профессора Виджойо Нитисастро(Widjojo Nitisastro) и Али Вардхана (Ali Wardhana), которые открылиэкономику Индонезии для международной торговли и инвестиций и постепеннопревратили Индонезию в одну из наиболее успешно развивавшихся стран"третьего мира". Наша дружба преодолела многие предрассудки, существующие между жителямиСингапура китайского происхождения и индонезийцами. На протяжении 70-ых -80-ых годов мы встречались практически ежегодно, чтобы поддерживатьконтакты, обмениваться взглядами и обсуждать возникавшие вопросы. Я объяснялему, что различия в языке и культуре являлись сложными и эмоциональнымипроблемами, к решению которых я должен был подходить с большойосторожностью. Английский был нашим общим языком, но кампания "Говори накитайском литературном языке" (Speak Mandarin) была необходима, потому чтокитайцы в Сингапуре говорили более чем на семи различных диалектах. ЖителиСингапура малайского и индонезийского происхождения также начали говоритьтолько на малайском языке, прекратив использование яванского, боенского исунданского диалектов (Javanese, Boyanese, Sundanese). Что же касалосьподдержки китайской сборной по бадминтону во время ее матча с командойИндонезии, то я объяснил, что это было проявлением глупости членовпрокитайских группировок, которые освистывали даже сингапурских игроков внастольный теннис, когда те играли со сборной Китая, тогдашним чемпиономмира. Он согласился с моими взглядами на то, что, в долгосрочнойперспективе, китайцы Сингапура станут сингапурцами. Сухарто хотел развивать Батам (Batam), остров в 20 километрах(приблизительно 12 миль) к югу от Сингапура, занимавший площадь,составлявшую две трети площади Сингапура. В 1976 году он предложил мне,чтобы Сингапур помог Индонезии в развитии Батама, на котором проживалонемногочисленное население, состоявшее из рыбаков, а необходимаяинфраструктура отсутствовала. Он прислал ко мне своего недавно назначенногосоветника по развитию технологии доктора Б.Д. Хабиби (Dr. B.J.Habibi).Задача Хабиби состояла в том, чтобы содействовать развитию Батама. Я поощрялего использовать Сингапур в качестве мотора для развития Батама, но пояснил,что остров нуждался в развитии инфраструктуры: дорог, водопровода, линийэлектропередачи и связи, а также в устранении бюрократических препон. Япообещал, что, если Хабиби добьется финансирования проекта министерствамиторговли и экономики Индонезии, то мы сделаем движение товаров и людей междуСингапуром и Батамом свободным, чтобы позволить Батаму включиться вэкономическую систему Сингапура. Индонезийской прессе понадобилось несколько лет, чтобы понять, чтоденьги в развитие Батама должны были вкладываться предпринимателями, которыесчитали бы подобные инвестиции прибыльными и осуществимыми. Все основныепроекты, осуществляемые в Индонезии, были результатом правительственныхинвестиций, будь-то сталелитейные, цементные заводы или нефтехимическиекомбинаты. Мне пришлось неоднократно объяснять, что правительство Сингапурамогло только создать условия для облегчения движения капитала, товаров ирабочей силы между Сингапуром и Батамом и поощрять, но не принуждать нашихпредпринимателей вкладывать там свой капитал. Я пробовал убедить Сухарто разрешить предприятия со 100%-ым иностраннымкапиталом на Батаме, при условии, что вся их продукция шла на экспорт. Когдамы встретились в октябре 1989 года, Сухарто сказал, что он разрешит, чтобыпредприятия, экспортировавшие всю продукцию, полностью принадлежалииностранцам в течение первых 5 лет, но после этого они должны были продатьчасть акций индонезийцам. Эти условия были не столь привлекательны, как те,что существовали в Сингапуре, но они были достаточно хороши, чтобы побудитьнекоторые компании перенести производство из Сингапура на Батам. Издержкипроизводства там были ниже. Компания "Сингапур тэкнолоджиз индастриэлкорпорэйшен" (Singapore Technologies Industrial Corporation), тесносвязанная с правительством Сингапура и группа индонезийских компаний создалисовместное предприятие по развитию на Батаме индустриального парка площадью500 гектаров. Компания активно продвигала этот проект среди МНК ипромышленников Сингапура. Проект оказался успешным, - к ноябрю 1999 года впарк было инвестировано 1.5 миллиарда долларов, создано 74,000 рабочих мест.Несмотря на финансовый кризис, охвативший Индонезию в 1997 году, паркпродолжал расти. Это проложило дорогу к сотрудничеству с соседними островами Бинтан(Bintan) и Каримун (Karimun). После этого Сухарто предложил нам, чтобы мыпомогли направить в Индонезию поток туристов, посещавших Сингапур (7миллионов человек ежегодно). Сотрудничество в сфере туризма распространилосьна всю территорию Индонезии, а наши авиакомпании получили право перевозитьпассажиров на те курорты, которые мы совместно развивали. Как и в большинстве случаев, в этом сотрудничестве были и отрицательныестороны. Многие наши индонезийские партнеры были этническими китайцами, чтопитало подспудное чувство недовольства. В наши намерения входило налаживаниеконтактов и сотрудничество с "прибуми" (pribumi - коренные индонезийцы). Этобыло сложно, потому что преуспевающими предпринимателями в Индонезии былиэтнические китайцы, но мы сумели создать совместные предприятия и с"прибуми". Во время всех наших встреч, Сухарто и я всегда находили время длябеседы "в четыре глаза", во время которых мы могли свободно обсудить широкийкруг вопросов. Я также мог проверить свои идеи, которые он мог отвергнутьбез каких-либо затруднений. Это создавало атмосферу доверия и способствовалоразвитию личных отношений. Например, я заверил его, что мы не станемустанавливать дипломатических отношений с Китаем, пока этого не сделаетИндонезия. Поэтому, перед тем, как обменяться с Китаем коммерческимипредставительствами, я встретился с ним лично, чтобы пояснить, что такойобмен коммерческими представительствами с целью развития торговли не означалдипломатического признания. Он согласился с этим. К середине 80-ых годов руководители Индонезии пришли к выводу, чтоСингапур не являлся сторонником Китая, а настойчиво защищал собственныеинтересы в качестве государства Юго-Восточной Азии. Наши экономическиеотношения также улучшились. Индонезия открыла все порты для всех судов иослабила контроль над экспортом и импортом. Они больше не подозревалиСингапур в "контрабанде". (Конечно, были новые жалобы на то, чтоиндонезийские торговцы занимаются контрабандой электронных изделий и другихтоваров длительного пользования из Сингапура в Индонезию, чтобы избежатьуплаты высоких импортных пошлин. Но это была таможенная проблема Индонезии,в которой нас обвинить было нельзя). К тому же, вопрос о роли Сингапура какпосредника в торговле между Индонезией и Китаем отпал сам по себе, так какИндонезия стала торговать с Китаем напрямую. Хорошие отношения между Сухарто и мною привели к тому, что в 80-ыхгодах тогдашний министр обороны и безопасности Индонезии Бенни Моердани(Benny Moerdani) предложил и практически реализовал проект по совместномуразвитию военно-воздушного полигона в Сиабу (Siabu Air Weapons Range), возлегорода Пекан-Бару (Pekan Baru) на Суматре. Полигон совместно использовалсявоенно-воздушными силами двух стран. Он был официально открыт двумяминистрами обороны в 1989 году, став вехой в развитии наших отношений всфере обороны. Когда я встретился с Сухарто в феврале 1989 года на похоронахимператора Хирохито (Hirohito) в Токио, он сообщил мне о развитии процессов,которые должны были, в конечном итоге, привести к восстановлениюдипломатических отношений Индонезии с Китаем. Китай был готов недвусмысленнои публично заявить, что он не станет вмешиваться во внутренние делаИндонезии, будь-то отношения между партиями или правительствами. После того,как в августе 1990 года Индонезия восстановила дипломатические отношения сКитаем, в октябре того же года Сингапур также восстановил дипломатическиеотношения с КНР во время моего визита в Пекин. В ноябре 1990 года, за несколько дней до моего ухода в отставку с постапремьер-министра, я встретился с Сухарто на коронации императора Акихито(Akihito). Его жена Ибу Тьен (Ibu Tien) не могла поверить, что я собиралсяуйти в отставку, находясь в добром здравии и будучи на три года моложе еемужа. Я объяснил, что это была бы первая отставка премьер-министра в историиСингапура, и что для меня самого было бы лучше оставить пост в тот момент,который я сочту наиболее удобным, а условия для этого - наиболееблагоприятными. Начиная с 1965 года, на протяжении долгих лет, развитие нашихдвусторонних отношений зависело от того, насколько нам удавалось примеритьсядруг к другу и научиться сосуществовать. Проблемы были всегда, но намудавалось решать их или отложить их в сторону, чтобы попытаться решить ихпозднее. В ретроспективе, мне было бы труднее сблизиться и сработаться спрезидентом Индонезии, которой обладал бы характером и темпераментомСукарно. В этом случае история Индонезии и, вероятно, всей Юго-ВосточнойАзии, сложилась бы иначе. В апреле 1996 года умерла жена Сухарто. Когда моя жена и я посетили егов ноябре, он выглядел несчастным человеком, пережившим тяжелую утрату. В1997 году, когда мы в следующий раз встретились с ним в Джакарте, он ужеобрел самообладание, но существенные перемены все же произошли. Его детистали ему ближе. Когда мы встретили дочерей Сухарто на королевской свадьбе вБрунее 18 августа 1996 года, они были увешаны драгоценностями. Жена нашегопосла, которая знала их, прожив много лет в Джакарте во время предыдущегоназначения ее мужа, сказала, что пока их мать была жива, она сдерживала их,но после ее смерти эта сдержанность исчезла, и они стали выставлять своидрагоценности напоказ. Никто не ожидал кризиса индонезийской рупии. Когда 2 июля 1997 годаЦентральный банк Таиланда прекратил поддерживать таиландский бат, эпидемияраспространилась на все валюты региона, ибо охваченные паникой управляющиеинвестиционных фондов начали продавать акции и валюты стран региона. Министрфинансов Индонезии поступил мудро и попросил о помощи Международный валютныйфонд (МВФ). В октябре 1997 года, прежде чем заключить соглашение с МВФ,президент Сухарто через своего эмиссара попросил премьер-министра Го ЧокТонга о поддержке на переговорах с МВФ. Тот обсудил этот вопрос с министромфинансов Ричардом Ху (Richard Hu) и мною перед тем, как вынести его нарассмотрение правительства. Мы были уверены в том, что состояние экономикиИндонезии было лучше, чем экономики Таиланда. У Индонезии не было большогодефицита бюджета и дефицита платежного баланса, внешний долг был небольшим,а темпы инфляции - низкими. В результате мы согласились выделить дляподдержания экономики Индонезии 5 миллиардов долларов США, но только послетого, как Индонезия исчерпает 20 миллиардов долларов, полученные в видезаймов от МВФ, Мирового банка, Азиатского банка развития (Asian DevelopmentBank), а также свои собственные резервы. Сингапур также пообещал произвестиинтервенцию на мировом валютном рынке для поддержания курса рупии, кактолько Индонезия заключит соглашение с МВФ. МВФ выделил на поддержкуэкономики Индонезии 40 миллиардов долларов США. Япония также согласиласьподдержать Индонезию кредитами на общую сумму 5 миллиардов долларов США.Сразу после подписания соглашения с МВФ центральные банки Индонезии, Япониии Сингапура, координируя свои действия, провели интервенцию на валютномрынке, что позволило повысить курс рупии с 3,600 до 3,200 рупий за долларСША. До кризиса курс составлял 2,200 рупий за доллар США. Но эта положительная тенденция сошла на нет, когда президент Сухартораспорядился продолжить работы по осуществлению 14 крупных инфраструктурныхпроектов, которые были приостановлены по соглашению с МВФ. Среди этихпроектов было и строительство электростанции, в которой имела долю старшаядочь Сухарто, Сити Хардиянти Рукмана (Тутут) (Siti Hardiyakni Rukmana(Tutut)). Кроме того, один из 16 обанкротившихся банков, которым владел сынСухарто, получил разрешение возобновить операции под другим именем. Валютныйрынок отреагировал массовой продажей рупий. Эти 16 банков были лишьнебольшой частью куда большей проблемы. В стране насчитывалось более 200банков, многие из которых были маленькими, плохо управляемыми, арегулирование и надзор за ними были недостаточными. Затем, вопрекисоглашению с МВФ, монетарная политика была ослаблена. Доверие инвесторовбыло подорвано еще сильнее, когда президент Коммерческой палаты Индонезии(Indonesian Chamber of Commerce) объявил, что президент Сухарто согласилсяиспользовать средства из пятимиллиардного фонда, выделенного Сингапуром, дляпредоставления льготных кредитов местным компаниям, которые испытывалисложности с получением кредитов. Вдобавок ко всему, в декабре 1997 года, врезультате переутомления, вызванного зарубежными поездками, ухудшилосьсостояние здоровья Сухарто. Обеспокоенный быстрым падением рупии, я сказал нашему послу в Джакартепопросить Тутут встретиться со мной в Сингапуре, чтобы поделиться с неймоими соображениями по поводу ситуации, которые она потом могла бы передатьотцу. Последний раз я видел ее в 1997 году, во время моего посещения Сухартов Джакарте. На Рождество (25 декабря 1997 года) премьер-министр Го Чок Тонги я встретились с ней в Сингапуре, в Вилле Истана. Мы объяснили ей,насколько серьезным станет положение Индонезии, если доверие инвесторов небудет восстановлено. Речь шла, во-первых, о состоянии здоровья ее отца; аво-вторых, о его желании выполнять условия МВФ. Я настоятельно просил ее иее братьев и сестер понять, что внимание управляющих международнымиинвестиционными фондами в Джакарте было сконцентрировано на техэкономических льготах, которыми обладали дети президента. Поэтому им было былучше полностью отказаться от участия в новых проектах и каких-либооперациях на финансовом рынке на все время кризиса. Я прямо спросил ее,могла ли она добиться понимания этого от своих родственников. Она тут жеоткровенно сказала, что нет. Чтобы помочь ей понять, какие последствиявлекут за собой ежедневные отчеты рыночных аналитиков, я послал Тутут черезнашего посла в Джакарте копии подшивок ежедневных отчетов наиболеевлиятельных аналитиков. Судя по действиям детей Сухарто, на них это непроизвело никакого эффекта. 6 января 1996 года президент Сухарто обнародовал проектгосударственного бюджета Индонезии, который не обсуждался с МВФ и несоответствовал параметрам, оговоренным в соглашении с МВФ. В течениеследующих двух дней курс индонезийской рупии снизился с 7,500 до 10,000 задоллар США, так как и заместитель управляющего директора МВФ Стэнли Фишер(Stanley Fischer) и заместитель секретаря казначейства США Лоуренс Саммерс(Lawrence Summers) подвергли бюджет критике, как не отвечавший условиям,согласованным ранее с МВФ. В девять часов вечера 8 января я услышалсообщение по радио, что толпы людей в Джакарте в панике очистили полкимагазинов и супермаркетов, чтобы избавиться от обесценивавшихся рупий изапастись товарами. Я позвонил нашему послу в Джакарте, который подтвердилэто сообщение, добавив, что один супермаркет был сожжен, а курс рупии ууличных менял понизился до 11,500 рупий за доллар США. Я тут же позвонил премьер-министру Го Чок Тонгу, который немедленнопослал сообщение в Госдепартамент США и МВФ с просьбой выступить сзаявлениями, чтобы прекратить панику на рынках. В противном случаесуществовал серьезный риск того, что на утро могли возникнуть беспорядки. Всемь часов утра по сингапурскому времени, президент Клинтон (Clinton)позвонил премьер-министру Го Чок Тонгу, чтобы обсудить с ним последниесобытия и после этого поговорить с президентом Сухарто. Клинтон заявил, чтоон послал Саммерса, чтобы помочь решить возникшие проблемы. Тем временемФишер выступил с заявлением, сказав, что реакция рынка была чрезмерной. Этидействия дали надежду, что проблемы будут решены, а беспорядки и бунты -предотвращены. 15 января президент Сухарто лично подписал второе соглашениес МВФ, предусматривавшее проведение более глубоких реформ. 9 января 1998 года, за несколько дней до подписания второго соглашенияс МВФ, вторая дочь Сухарто - Сити Хедиати Херияди Прабово (Титиек) (SitiHediati Heriyadi Prabowo), жена генерал-майора Прабово Субьянто (PrabowoSubianto), командира "Копассуса" (Kopassus - подразделения "красных беретов"по проведению специальных операций), встретилась со мной в Сингапуре. Онаприехала в Сингапур с ведома своего отца и просила нас о помощи поразмещению в Сингапуре облигаций долларового займа. Некий международныйбанкир посоветовал им, что доллары, полученные в результате размещениятакого займа, помогли бы стабилизировать рупию. Я ответил, что в тойкризисной ситуации, когда дилеры валютного рынка сомневались в стабильностирупии, возможная неудача с выпуском облигаций могла вызвать дальнейшеепадение доверия к валюте. Затем она пожаловалась, что, по слухам, Сингапурспособствовал ослаблению рупии, и добавила, что наши банкиры поощрялииндонезийцев держать свои деньги в Сингапуре. Она спросила, не могли ли мыпрекратить эти действия. Я сказал, что любые меры были бы абсолютнонеэффективны, поскольку индонезийцы могли перевести деньги из Индонезии влюбую страну мира простым нажатием клавиши компьютера. Кроме того, слухи немогли бы повредить рупии, если бы экономика была здоровой. Чтобывосстановить доверие инвесторов, необходимо было показать, что ее отецдействительно выполнял реформы, согласованные с МВФ. Если он считал, чтонекоторые условия являлись слишком жесткими или их выполнение не имелопрактического смысла, он мог бы пригласить к себе в качестве советникакого-либо вроде Пола Уолкера (Paul Volcker), бывшего председателяФедеральной резервной системы США. В МВФ, скорее всего, внимательноприслушались бы к аргументам Волкера. Этот совет был услышан. Я узнал отодного из представителей банковских кругов, что Уолкер действительноприезжал в Джакарту, но, после встречи с Сухарто, уехал, так и не став егосоветником. Проблемы Сухарто усугублялись все возраставшим участием его детей вовсех выгодных контрактах и государственных монополиях. МВФ обращал особоевнимание на отмену некоторых из этих монополий, включая монополию наторговлю гвоздикой и национальную автомобильную монополию, принадлежавшуюего сыну Томми (Tommy), участие его дочери Тутут в строительствеэлектростанции, отмену банковских лицензий, выданных другим его сыновьям, имногое другое. Сухарто не понимал, почему МВФ вмешивался в его внутренниедела. В действительности же, эти монополии и концессии стали серьезнойпроблемой в отношениях с управляющими инвестиционных фондов. Кроме того,высшие технократы из окружения Сухарто рассматривали финансовый кризис,охвативший Индонезию, как удобную возможность для того, чтобы пересмотретьте методы, использование которых ослабило экономику страны и привело к ростунедовольства. Но самым главным было то, что в МВФ знали, что Конгресс США непроголосует за предоставление дополнительных фондов, чтобы пополнить ресурсыМВФ, если эта практика не прекратится. Критически важной для преодоления кризиса была позиция Америки, которуюСаммерс изложил премьер-министру Го Чок Тонгу и мне 11 января 1998 года,остановившись в Сингапуре по пути в Индонезию. Необходим был "разрыв" с темиметодами управления правительством, которые использовал Сухарто; следовалоотменить привилегии членам его семьи и друзьям и установить одинаковые длявсех правила игры. Я, в свою очередь, указал на то, что необходимо былообеспечить преемственность власти, ибо кто бы ни сменил Сухарто на поступрезидента, он не обладал бы таким же влиянием, как Сухарто, чтобы провестив жизнь выполнение тех условий, на которых настаивал МВФ. Поэтому намследовало помочь Сухарто выполнить условия МВФ и стремиться к достижениюоптимального результата, а именно: добиться назначения вице-президента,который восстановил бы веру финансового рынка в будущее Индонезии послетого, как Сухарто уйдет в отставку. Администрация Клинтона не разделяла моихвзглядов, американцы были непреклонны, требуя от Индонезии перейти кдемократии, прекратить нарушения прав человека и начать борьбу с коррупцией."Холодная война" закончилась, и у них больше не было оснований "трястись"(mollycoddle) над Сухарто, как выразился Клинтон во время предвыборнойкампании 1992 года. Через два месяца, в марте 1998 года, бывший вице-президент США УолтерМондэйл (Walter Mondale) привез Сухарто послание президента Клинтона.Возвращаясь домой, он встретился в Сингапуре с премьер-министром Го ЧокТонгом и мною. После обмена взглядами на то, каковы могли быть наиболеевероятные действия Сухарто по проведению реформ, Мондэйл спросил у меня: "Вызнали Маркоса. Был ли он героем или мошенником? Как бы Вы могли сравнитьМаркоса и Сухарто? Кто такой Сухарто: патриот или мошенник?" Я чувствовал,что Мондэйл пытается прийти к определенному мнению относительно действийСухарто перед тем, как представить какие-либо рекомендации своемупрезиденту. Я ответил, что Маркос, возможно, начинал как герой, но закончилкак мошенник. Сухарто отличался от него. Идеалом для него служили неВашингтон (Washington), Джефферсон (Jefferson) или Медисон (Madison), асултаны Соло (Solo) правившие на Центральной Яве. Жена Сухарто была младшейпринцессой этой королевской семьи. На посту президента Индонезии он былмега-султаном мега-страны. Сухарто верил, что его дети обладали правом напривилегии, подобно принцам и принцессам династии султанов Соло. Поэтому,раздавая эти привилегии, он не испытывал никаких затруднений. Он считал себяпатриотом, и я не назвал бы Сухарто мошенником. Премьер-министр Го Чок Тонг посетил Сухарто трижды: в октябре 1997года, в январе и феврале 1998 года, пытаясь объяснить, что экономикаИндонезии была в состоянии серьезного кризиса, и что Сухарто следовало быотнестись к проведению согласованных с МВФ реформ серьезно. В противномслучае, паника на валютном и фондовом рынках могла привести к краху. Когдаон вернулся в Сингапур после последней встречи в феврале 1998 года, онсказал мне, что Сухарто вел себя так, словно его осаждали, он верил, чтоЗапад решил свергнуть его. Го Чок Тонг выразил Сухарто свое беспокойствоотносительно того, что продолжавшееся ухудшение экономической ситуации моглопривести к нехватке продовольствия, социальным волнениям и потере доверия кИндонезии. Тогда президент столкнулся бы с серьезными трудностями. Поэтомубыло важно стабилизировать экономику с помощью МВФ. В ответ Сухарто суверенностью заявил, что армия полностью поддерживала его. Го Чок Тонгнамекнул, что бывают обстоятельства, когда народ так голодает, что солдатымогут отказаться стрелять. Сухарто отверг это предположение, - к сожалению,он утратил связь с реальностью. В это самое время, как сообщил посол СШАнашему послу в Индонезии, один из индонезийских генералов сказал: "Если наулицы выйдет тысяча студентов, мы обрушимся на них со всей силой. Если ихбудет десять тысяч, - силы безопасности (ABRI) будут пытаться контролироватьтолпу. Если же их будет сто тысяч, - силы безопасности перейдут на сторонустудентов". Несколько следующих шагов, сделанных Сухарто, привели к дальнейшемупонижению курса индонезийской валюты и стоимости ценных бумаг, несмотря наподписание в январе 1998 года второго соглашения с МВФ. Еще не закончилсяянварь, как в индонезийской прессе появились сообщения о критериях, которыепрезидент использовал для подбора кандидатов на пост вице-президента. Этистатьи привели многих к заключению, что наиболее вероятным кандидатом наэтот пост был Б. Д. Хабиби. Он получил известность в результатеосуществления таких дорогостоящих, высокотехнологичных проектов как созданиеавиастроительного предприятия. Несколько зарубежных лидеров были обеспокоены этим и тайно посетилиСухарто, чтобы попытаться отговорить его от такого выбора. Среди них былибывший премьер-министр Австралии Пол Китинг (Paul Keating), которого Сухартосчитал своим хорошим другом, премьер-министр Го Чок Тонг и заместительпремьер-министра Малайзии Анвар Ибрагим. В конце января 1998 года ДаимЗаинуддин, экономический советник правительства Малайзии, прислал мнеписьмо. Он просил меня встретиться с Сухарто и убедить его не назначать напост вице-президента Хабиби. Министры Сухарто сказали ему, что былонеобходимо, чтобы соседи Малайзии дали Сухарто совет. Я не мог поехать вДжакарту в разгар кризиса, чтобы не сложилось впечатление, что я вмешивалсяво внутренние дела страны. Вместо этого я решил пойти на хорошо рассчитанныйриск и в речи, произнесенной 7 февраля в Сингапуре, предостерег: "Рынокобеспокоен его (президента Сухарто) критериями для выбора вице-президента,от которого якобы требовались глубокие знания в области науки и техники. Обэтих критериях было объявлено вскоре после достижения второго соглашения сМВФ... Если рынок будет недоволен этим выбором, то, кто бы ни сталвице-президентом, это вновь ослабит рупию". Хотя я не упомянул Хабиби поимени, после этого заявления его сторонники выступили с нападками на меня. Когда же Сухарто решил все же назначить на пост вице-президента Хабиби,управляющие инвестиционными фондами и валютные дилеры отреагировали так, каки ожидалось. Они стали продавать рупию, и ее курс понизился до 17,000 рупийза доллар США, потянув за собой вниз курсы валют и акций компаний странрегиона. В начале февраля 1998 года сын президента Бамбанг (Bambang) привез навстречу с Сухарто Стива Хенка (Steve Hanke), американского профессора изуниверситета Джона Гопкинса (Johns Hopkins University), который посоветовалему, что простым решением проблемы стабилизации курса рупии было быучреждение Валютного комитета (currency board). Пока он публично обсуждалидею учреждения валютного комитета, курс рупии продолжал сильно колебаться.Рынок терял доверие к президенту, который до того считался опытным ирассудительным человек. Последние назначения на высшие военные и министерские посты, сделанныев феврале и марте 1998 года, были наиболее катастрофическими просчетамиСухарто. Он назначил Хабиби на пост вице-президента, потому что, как сказалСухарто за 48 часов до собственной отставки, никто не желал бы видеть тогона посту президента. Сухарто полагал, что никто в Индонезии и ни одназарубежная держава не стремилась бы отстранить его от власти, если бы онизнали, что президентом станет Хабиби. Его партнер по игре в гольф,лесопромышленник Боб Хасан (Bob Hasan), был назначен министром торговли ипромышленности, а его дочь Тутут - министром социального обеспечения. Почтивсе другие назначенцы были лояльны по отношению к нему либо к его детям.Наиболее серьезным просчетом было назначение генерала Виранто (Wiranto)главнокомандующим вооруженных сил, одновременно с присвоением зятюПрезидента Прабово Субьянто звания генерал-лейтенанта с назначением его надолжность командующего cтратегическими силами "Кострад" (Kostrad). Сухартознал, что Прабово был ярким и честолюбивым человеком, в то же времяотличавшимся порывистостью и опрометчивостью. Я дважды встречался с Прабово за обедом в Джакарте в 1996 и 1997 году.Он обладал быстрой реакцией, но его откровенность порой была неуместна. 7февраля 1997 года, встретившись порознь со мной и премьер-министром Го ЧокТонгом, он сделал странные заявления. По его словам, китайцы в Индонезиинаходились в опасности, потому что в случае любых волнений или бунтов онипострадали бы как представители меньшинства. Он добавил, что известныйпреуспевающий индонезийский бизнесмен китайского происхождения СофьянВананди (Sofian Wanandi), принимавший активное участие в политике, был вопасности как "представитель двойного меньшинства", ибо являлся китайцем икатоликом. Софьян якобы сказал ему и нескольким другим генералам, чтопрезидент Сухарто должен уйти в отставку. Когда я высказал свои сомнения поэтому поводу, Прабово стал настаивать, что Софьян действительно сказал это,и что католики - китайцы представляли опасность для самих себя. Ипремьер-министр, и я ломали голову над тем, почему он решил сделать такоезаявление о Софьяне, - ведь было крайне маловероятно, чтобы какой-либоиндонезиец сказал зятю президента, что президент должен уйти в отставку. Мыгадали, не готовил ли он нас к чему-либо такому, что должно было вскорепроизойти с Софьяном и другими бизнесменами китайского происхождения. 9 мая 1998 года недавно ушедший в отставку заместитель председателяОбъединенного комитета начальников штабов США (The US Joint Chief of Staff)адмирал Вильям Оуэнс (William Owens), встретился со мной в Сингапуре. Онрассказал мне о странном заявлении, сделанном Прабово во время их встречи вДжакарте за день до того. За обедом, в присутствии двух молодых помощников,подполковников, один из которых был доктором, Прабово сказал: "Старик непротянет и девяти месяцев, наверное, он умрет". Будучи в приподнятомнастроении по поводу присвоения ему очередного звания и назначения надолжность главы "Кострада", он пошутил, что ходят сплетни, что он может сампредпринять попытку переворота. Оуэнс сказал, что, хотя они были знакомы сПрабово на протяжении двух лет, такие шутки в присутствии иностранца быливряд ли уместны. Я ответил, что Прабово поступил по отношению к немуопрометчиво. На протяжении нескольких месяцев, начиная с января 1998 года,студенческие протесты не выходили за пределы студенческих городков, вкоторых преподаватели, бывшие министры и генералы открыто обращались ктолпам студентов, поддерживая требования о проведении реформ. Чтобыпродемонстрировать, что он полностью контролирует ситуацию, в разгаркризиса, 9 мая 1998 года, Сухарто уехал в Каир, чтобы принять участие вконференции. Студенты тут же вышли с демонстрациями на улицы и, посленескольких столкновений с полицией по борьбе с беспорядками, 12 мая шестьстудентов Университета Трисакти (Triskati) были застрелены в тот момент,когда толпа отступала в университетский городок. Последовавшие за этимбеспорядки привели к полнейшей анархии, - полиция и солдаты практическисдали город бандам, которые крушили, грабили и жгли магазины и домаэтнических китайцев и насиловали китайских женщин. Было общеизвестно, чтобунты были организованы людьми Прабово. Он хотел продемонстрироватьнекомпетентность генерала Виранто, чтобы по возвращении из Каира Сухартоназначил его (Прабово) главнокомандующим вооруженными силами. Но к 15 мая -моменту возвращения Сухарто из Каира - его игра была уже проиграна. Один за другим ближайшие и наиболее лояльные помощники и министрыпокидали его, после того как наиболее послушный из его подчиненных, Хармоко(Harmoko), назначенный Сухарто на должность спикера Национального собрания,публично потребовал отставки президента. Драма закончилась в 9:00 часов утра21 мая, когда Сухарто выступил по телевидению с заявлением об отставке, иХабиби был приведен к президентской присяге. Кризис, который начался с обострения экономических проблем, которыетребовали для своего разрешения поддержки со стороны МВФ, закончилсясвержением президента. Это явилось огромной личной трагедией лидера,превратившего доведенную к 1965 году до нищеты Индонезию в экономическибурно развивавшуюся страну, давшему образование ее народу и создавшегоинфраструктуру для дальнейшего развития Индонезии. В этот критический моментчеловек, который до того так хорошо умел оценивать людей и подбирать себепомощников, ошибся в выборе лиц на ключевые позиции в государстве. Егоошибки оказались бедственными для страны и для него самого. Сухарто никогда не думал об изгнании. Все его состояние и состояниечленов его семьи было вложено в Индонезии. Американский журналист, которыйнаписал в журнале "Форбс" (Forbes), что семейство Сухарто владело активамистоимостью 42 миллиарда долларов, в октябре 1998 года сказал мне вНью-Йорке, что большая часть этого богатства была вложена в Индонезии. Послепережитого Индонезией кризиса он оценивал стоимость этих активов всего в 4миллиарда долларов. В отличие от президента Филиппин Маркоса Сухарто непереводил свои активы за границу, чтобы подготовить почву для своегобегства. Он остался в своем доме в Джакарте. После пребывания на поступрезидента в течение 32 лет он не собирался убегать. Я не понимал, зачем егодетям нужно было столько денег. В результате этих излишеств его место вистории Индонезии стало иным. Генерал Бенни Моердани, его доверенное лицо, преданный ему человек,долгие годы прослуживший на посту начальника разведки вооруженных сил, апозднее - г
Дата добавления: 2014-12-30; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав |