Психология развития 4 страница. Единодушие социальных психологов в констатации многообра­зия своих «исторических корней» имеет и другие причины

Единодушие социальных психологов в констатации многообра­зия своих «исторических корней» имеет и другие причины. Дело в том, что формирование социальной психологии как составной части психологической науки имело некоторые особенности. При возникновении любой самостоятельной дисциплины можно выде­лить содержательные предпосылки в разнообразных смежных нау­ках, однако основные составные части психологического знания имели в качестве базовой (для становления их проблемного поля, понятийного аппарата и т.д.) именно психологическую науку. Принципиальная особенность социальной психологии состоит в том, что для нее таких «материнских» наук было, по крайней мере, две - психология и социология. Этим объясняется, в частности, тот факт, что многие исследователи, работавшие в этой области, имеют отношение как к социологии, так и к социальной психологии - до­статочно вспомнить Э. Дюркгейма, Г. Тарда, Дж. Г. Мида и многих других. Но дело не только в том, что социальную психологию как на ранних этапах ее становления, так и сегодня «делали и делают» не только психологи. Другим очевидным следствием наличия по­добной «родительской семьи» стало основное предметное содержа­ние социальной психологии. Соотношение индивидуального и со­циального: социальная детерминация поведения человека, с одной стороны, и психологизация социальных процессов, с другой, - та­ковы два вектора становления предмета социальной психологии. Изначально обе эти тенденции складывались и развивались доста­точно изолированно, в рамках различных научных дисциплин, но постепенно, с усложнением взглядов как на психологические, так и на социальные явления, формировался самостоятельный, социаль­но-психологический подход к решению одной из краеугольных проблем гуманитарного знания - проблемы личности и общества.

Понятно, что попытка рассмотреть становление предмета со­циальной психологии через призму данной проблемы сталкивает­ся с определенными трудностями выбора: «богатство прошлого» оборачивается в этом случае своей противоположностью, своеоб­разным embarras de richesses (богатством выбора), тем более что собственная «короткая история» социальной психологии задает для прошлого довольно локальные временные рамки.

Отдавая себе в этом отчет, мы посчитали возможным остановить­ся в дальнейшем лишь на некоторых ключевых фигурах классиче­ской западноевропейской социологии, тем более что в других раз-

делах учебника многие их них представлены достаточно полно. Мы также пошли по традиционному пути, характеризуя историю станов­ления социально-психологических идей сначала на Западе, а затем в России конца XIX - начала XX в. Заметим сразу же, что подобное разделение не является следствием каких-либо идеологических раз­ногласий, а, скорее, отражает желание проследить истоки доста­точно драматичной судьбы социальной психологии в нашей стране.

Родоначальниками классической социологии по праву счита­ются О. Конт и Г. Спенсер. Не останавливаясь детально на харак­теристике их концепций (это сделано в главе 6 данного учебника), отметим еще раз, что в большинстве случаев становление социоло­гии как новой предметной области было вызвано успехами естест­венно-научного знания и подчинялось требованиям методологии позитивизма.

Хотя заимствования и аналогии производились этими исследо­вателями из разных областей естественных наук (Контом - из ньютоновской физики, Спенсером - из дарвиновской теории эво­люции), общими для зарождающегося структурного функциона­лизма в социологии стали интерес к анализу социальной структуры и утверждение представления о развитии общества как о процессе нарастающей социальной дифференциации. Известный «закон трех стадий» социальной динамики Конта и «теория социальной эво­люции» Спенсера, по сути, сходным образом решали вопрос о взаимоотношении личности и общества. Так, ведущим фактором социального прогресса признавался прогресс человеческого духа, считалось, что развитие общества обусловлено развитием опреде­ленных идей, основные интеллектуальные действия людей, какова бы ни была сложность современной им общественной структуры, универсальны и строятся по одинаковым законам, что, в свою очередь, определяет последовательное накопление знаний человека о себе самом и окружающем его социальном мире. Очевидно, что подобная доминанта свободы и рационализма в данных концеп­циях была обусловлена общим влиянием интеллектуальной рево­люции эпохи Просвещения. Однако последняя была все-таки уже достаточно удалена во времени, и остается неясным, унаследован­ный или же собственный гуманистический пафос заставил, в част­ности, Спенсера во второй половине XIX в. рассматривать соци­альный прогресс как постепенное освобождение личности от оков «социального порядка».

Общим было также и понимание основной задачи новой науки -прояснить законы установления и поддержания «социального по­рядка», причем причины его возникновения рассматривались через призму определенных человеческих качеств. Так, согласно Конту, у человека есть два психологических свойства, ведущих к «всеоб­щему согласию»: потребность пребывать в обществе себе подобных и потребность в доброжелательной кооперации. Оба они есть след-

ствие победы в ходе исторического развития социального инстинк­та над индивидуалистическим, доказательством чему служат воз­никающие на определенном этапе специфические формы деятель­ности (совместный труд) и социальные институты (семья). Закреп­лению же подобного положения вещей способствуют конкретные механизмы социального контроля, базирующиеся, по выражению Спенсера, на «страхе перед живыми и перед мертвыми» и вопло­щающиеся в создании государственных и религиозных социальных институтов.

С точки же зрения специфики способов анализа новое («пози­тивное») знание о человеке как продукте окружающей социальной реальности должно было опираться на методы наблюдения и экспе­римента. И если в теории Конта формулируются лишь самые об­щие требования к данному методическому аппарату (часть из них не утратила актуальности и в наши дни, например: необходимость предварять результаты наблюдения определенными теоретически­ми схемами, возможность анализа «патологических» вариантов протекания социальных процессов как естественного эксперимента для прояснения социально-нормативных закономерностей и т. п.), то Спенсеру принадлежат интересные в своей социально-психоло­гической конкретике «правила социологического метода».

Согласно им, основная методологическая проблема любого знания о социальной сущности человека коренится в факте вовле­ченности исследователя в те процессы, которые он анализирует. Эта идея впоследствии не раз обсуждалась в социальной психоло­гии, особенно в критические, «переломные» периоды ее развития (например, на рубеже 60-70-х годов XXв.). По мысли Спенсера, трудности, связанные с тем, что людей изучают тоже люди, застав­ляют исследователя в социальных науках:

- обращаться только к общим, фундаментальным закономерно­
стям общественного развития и стремиться к созданию адекватного
им теоретического знания;

- постоянно отдавать себе отчет в собственной несвободе от
своих интеллектуальных, эмоциональных и социально-статусных
пристрастий и предрасположенностей;

-видеть вытекающие из этого различия между конкретными данными и их интерпретацией;

- осознавать опасность идеологического прессинга, a priori гро­
зящую социальным наукам, и потому «не потрафлять социальному
заказу власть имущих и избегать искушений рыночного спроса».

Во многом именно эти, значительно опередившие свое время, соображения Спенсера задали основной вектор последующей по­лемики Э. Дюркгейма и Г. Тарда, предметом которой стала научная рефлексия взаимосвязи социального и индивидуального. В ее рам­ках впервые отчетливо были заданы идеологии социологизма и психологизма в анализе личности.

С точки зрения Э.Дюркгейма, социальная реальность имеет собственную оригинальную природу и потому должна объясняться социальными фактами. Она не может быть сведена к реальности человеческой индивидуальности, и, следовательно, любые заимст­вования социальными науками объяснительных моделей из других областей знания неплодотворны. Конечно, подобная точка зрения во многом была связана с актуальными для того времени задачами институционализации социологии, решению которых Дюркгейм уделял много времени и сил. Однако его идеи опережали непо­средственные задачи организационного развития молодой науки и имели большое значение для становления социальной психо­логии.

Так, идея Дюркгейма о двойственной природе социального фак­та, с одной стороны, и его объективном, независимом от индивида, существовании, с другой стороны, обусловила определенное пони­мание механизмов регуляции социального поведения человека -сначала для социологически ориентированных исследователей, а затем и для социальных психологов. Именно Дюркгейму исходно принадлежит представление о двух возможных формах «социаль­ного принуждения»: с одной стороны, социальное поведение чело­века регулируется и ограничивается внешними, объективно суще­ствующими правилами социального взаимодействия, а с другой -не менее действенным способом социальной регуляции выступают интериоризированные социальные нормы и ценности. Причем по­следним Дюркгейм отводил главенствующую роль, так как считал, что истинная основа солидарности в обществе состоит не в принуж­дении, а в интериоризированном моральном долге по отношению к нормам группы.

Рассмотрение в качестве социальных фактов специфического вида (в качестве объективно существующей социальной реальности, оказывающей на человека «внешнее» давление) коллективных пред­ставлений, отражающихся в определенных способах мышления, чувствования и деятельности и приобретаемых человеком в ходе социализации, имело еще более значимые, хотя и отдаленные, по­следствия для социальной психологии. Становление и бурное раз­витие когнитивистской ориентации в социальной психологии прак­тически через сто лет после анализа Дюркгеймом возможной струк­туры социологической теории в значительной степени были связа­ны с возникновением теории социальных представлений Московией, унаследовавшей многие идеи своего соотечественника. Так, социаль­но-психологическое воплощение нашли тезисы Дюркгейма о дейст­венной, регулирующей социальное поведение, роли коллективных представлений; об их символической функции; о возможности изу­чения социальной действительности через анализ содержания кол­лективных представлений, которые, по сути, и являются единствен­ной действительностью, адекватной задачам социальных наук.

Заметим здесь же, что мысль Дюркгейма о существовании уров­ня коллективных представлений как одного из двух уровней инди­видуального сознания в дальнейшем в преобразованном виде отра­зилась в одном из основных концептов Дж.Г. Мида - понятии обобщенного другого, представляющем собой результат интернали-зации индивидом социальных установок.

Таким образом, в центре внимания Дюркгейма как исследова­теля «фактов коллективного сознания и коллективных способов действия» были проблемы формирования социальных норм и их воздействия на человека. Именно этот аспект анализа он считал собственным предметом социологии: «Основные социальные яв­ления - религия, право, мораль, эстетика - являются не чем иным, как системой ценностей, или общественных идеалов. Социология движется в сфере идеала: не приближается к нему, а берет его в ка­честве исходного пункта. Именно идеал составляет характерную область ее изучения».

Во многом подобное понимание предмета было связано со спе­цификой решения вопроса о соотношении индивидуального и со­циального. Согласно Дюрктейму, человек есть «раздвоенная реаль­ность» (Homo duplex), в которой индивидуальное и социальное сосуществуют, фактически не смешиваясь. Наличие в языке множе­ства дихотомий для описания человеческой природы (тело и душа, чувства и разум, инстинкт и сознание) лишний раз доказывает, что полюс индивидуального, связанный с физическими потребно­стями человека, и полюс социального, отражающий наличие у него понятийного мышления и морали, достаточно жестко разведены. Более того: человека делает человеком именно «всеобщее» как сим­волически представленное в его сознании общество.

Собственно, именно этот тезис Дюркгейма и вызывал наиболь­шее сопротивление его современников. Так, родоначальник ли­нии психологизма в социологии, оказавший большое влияние на формирование социальной психологии как самостоятельной об­ласти знания, Г.Тард не без иронии отмечал: «Очень трудно по­нять, как может случиться, что, окончательно отбросив индивидов, мы получим в остатке общество». С его точки зрения, социум есть совокупность индивидов, каждый из которых определен веером потребностей, мотивов, влечений, причем большая часть из них имеет иррациональную природу и является бессознательной. Буду­чи «итоговой суммой» подобных разнородных элементов, общест­во закономерно не подлежит однонаправленным изменениям, а по­тому всякие попытки изучения социальной динамики обречены на провал. Источником не только индивидуально-психологического, но и социального служит «неизменная человеческая натура», и, следовательно, единственно возможная задача исследователя в социальных науках - изучение взаимного влияния людей друг на друга как в межличностном взаимодействии, так и в рамках боль-

шой группы. И в том и в другом случае основным механизмом социального влияния выступает, по мысли Тарда, подражание: бла­годаря последнему не только транслируются модели поведения, верования, убеждения, но и само общество получает возможность поддерживать свою целостность.

Заметим, что эта критика не учитывала того факта, что Дюрк-гейм отмечал не только регулирующую, но и «творящую», конст­руктивную функцию коллективных представлений. С его точки зрения, не только все собственно человеческие «атрибуты» имеют социальную природу, но и общество «живет» в коллективных пред­ставлениях своих членов и соответственно само в определенной степени есть результат коллективного сознания. «Так как Вселен­ная существует лишь постольку, поскольку она мыслится, и так как в своей целостности она мыслится только обществом, то оно ста­новится родовым понятием, без которого не существует ничего». Но этой идее Дюркгейма опять же было суждено «ожить» лишь спустя многие годы в методологии когнитивизма в социальной психологии.

Г. Тард был первым исследователем в области социальных наук, который поставил под сомнение страстную веру в человеческий разум, унаследованную западноевропейскими мыслителями от эпохи Просвещения. И хотя он остался на позициях парадигмы объяснения, соответственно отмечая, что основная роль социаль­ной психологии суть роль прогностическая (предсказание соци­ального поведения отдельного человека и групп людей через зна­ние индивидуально-психологических особенностей), его творче­ство послужило своеобразным толчком для последующего ста­новления парадигмы интерпретации в социологии и социальной психологии («понимающей социологии» Вебера, феноменологии Гуссерля и Шюца, символического интеракционизма Мида и др.).

Идеи Тарда о роли иррациональных факторов в социальном по­ведении людей, о наличии определенных психологических меха­низмов регуляции социального взаимодействия (подражания, зара­жения, внушения) нашли свое более конкретное воплощение в од­ной из первых социально-психологических концепций - психологии масс Г. Лебона (1841-1931).

С точки зрения Лебона, главной чертой наступающей эпохи (имелся в виду XXвек) станет замена сознательной деятельности отдельных индивидов бессознательной властью толпы. Причину подобного торжества «массы» над личностью Лебон видел в гос­подстве в обществе определенных идей, а именно идеи социализма. Продолжая линию психологизма в анализе проблемы личности и общества, Лебон считал причиной социальной динамики постоян­ную смену идей: будучи исходно интеллектуальным и духовным достоянием одного человека, определенная идея «путем заражения» проникает в «душу массы», находя все больше и больше привер-

женцев. Поэтому «на судьбу народов влияют не революции и вой­ны, а перемены в основных идеях». Сама идея при этом неминуемо упрощается, почти теряя свое исходное интеллектуальное своеоб­разие, превращаясь в догмат, т. е. абсолютную истину на эмоцио­нальной основе. Собственно говоря, только в этом своем превра­щенном, практически иррациональном виде идея и может оказы­вать социально-регулирующее влияние на «массу». Под воздейст­вием каких-то идей мысли и чувства отдельных индивидов в боль­шой группе принимают общее направление, что и составляет «за­кон духовного единства толпы».

Хотя анализу собственно толпы, или «массы», Лебон уделял много внимания (детально останавливаясь на классификации раз­ных толп, их качественных особенностях, про- и антисоциальной направленности действий), основным предметом социального ис­следования он видел именно личность. Как изменяется сознание и поведение отдельного человека в рамках подобной большой груп­пы - вот тот вопрос, который оказался в центре его концепции.

Лебон отмечал следующие основные особенности поведения личности в «массе» (толпе):

- становясь частью толпы, человек приобретает большее Созна­
ние собственной силы и перестает обуздывать свои врожденные
инстинкты, следовательно, повышается уровень его импульсивной
активности;

- вырвавшаяся на свободу иррациональность человека застав­
ляет его жить больше чувствами, а не прислушиваться к доводам
разума, следовательно, повышается уровень его эмоциональности и
снижается уровень критичности;

- возросшая в силу перечисленного восприимчивость к внуше­
нию и подверженность «заражению» идеями заставляют человека
принести в жертву свои индивидуальные интересы и отказаться от
произвольного поведения;

- закономерным следствием становится снижение уровня инди­
видуальной ответственности и фактическая передача этой функции
лидеру («вождю массы»).

Нетрудно видеть определенную парадоксальность исследователь­ской позиции Лебона: личность он характеризует через те атрибуты, которые, по сути, являются «безличностными». Заметим, что подоб­ный аспект анализа - изучение личности через процессы деперсона­лизации, через «недостаток личностности» - довольно долго потом преобладал в социально-психологических исследованиях личности.

Лебон завершил характеристику личностных изменений, про­исходящих с человеком в результате его включенности в большие социальные группы, необходимым требованием появления фигуры вождя, в котором должны персонифицироваться утерянные каж­дым членом толпы личностные атрибуты. Однако, описав его пси­хологические качества и те чувства, которые связывают вождя и

рядовых членов толпы, он никак не объяснил механизмов его вы­движения. Именно эта проблема стала в дальнейшем предметом анализа для 3. Фрейда, а ее специфическое решение в рамках пси­хоаналитической концепции обусловило основное содержание полемики Фрейда с Лебоном.

Основное содержание социально-психологических воззрений Фрейда представлено в его работе 1921 г. «Психология масс и ана­лиз человеческого Я» (вышедшей, заметим, спустя более 20 лет после «Психологии масс» Лебона). Задавая в качестве ее централь­ного сюжета проблему взаимоотношений личности и общества, Фрейд сам достаточно сдержанно оценивал возможные перспек­тивы ее решения, отмечая, что «есть проблемы, до которых нельзя долететь, но можно дойти хромая, и в таких случаях не грех и по­хромать...».

Содержательная характеристика этапов развития психоанали­тической теории довольно объемно представлена сегодня в исто­рике-психологической литературе, и потому мы остановимся лишь на тех позициях Фрейда, которые он сам сформулировал как оппо­зиционные по отношению к идеям Лебона. Каковы же основные критические замечания Фрейда к «психологии масс»?

Соглашаясь с Лебоном в том, что индивиды в толпе образуют некоторое единство, Фрейд закономерно предполагает, что должно быть что-то, их объединяющее; именно эта психологическая реаль­ность требует изучения, однако она не стала предметом анализа для Лебона, ограничившегося простым указанием на факт ее наличия.

В отличие от Лебона, объяснявшего процесс деперсонализации механизмами заражения идеями и подражания, Фрейд видел при­чину единообразия действий и чувств индивидов в толпе в обнаже­нии одинакового для всех людей бессознательного «фундамента», в актуализации основных врожденных инстинктов.

Соглашаясь с Лебоном в том, что «человек массы» обладает повышенной внушаемостью, Фрейд закономерно спрашивал о том, кто, собственно, является гипнотизером, т. е. обращался к анализу фигуры вождя, чем в свое время фактически пренебрег Лебон.

С точки зрения Фрейда, при анализе механизмов выдвижения лидера («вождя») следует отказаться от понятия внушения - в силу его малой объяснительной способности. В качестве альтернатив­ного объяснительного принципа он выбирал libido («масса объеди­няется любовью»), т.е., по его мнению, человек позволяет на себя влиять из-за желания быть в согласии и в любви с окружающими. Любое разрушение либидозных связей приводит к групповой де­зинтеграции, разложению «массы» (что проявляется, например, в феномене паники).

Таким образом, природа связей индивидов в группе - эмоцио­нальная, причем эти связи организуются в двух направлениях: по вертикали (с «вождем») и по горизонтали (с остальными членами

группы). Заметим здесь, что эта мысль основоположника психо­анализа более чем через 30 лет была положена в основу одной из самых заметных концепций стадиального развития малой группы -теорию группового развития американских социальных психоло­гов У. Бенниса и Г. Шепарда.

В качестве основного механизма установления горизонтальных и особенно вертикальных связей Фрейд выделял механизм иденти­фикации, в результате действия которого человек, будучи частью «массы», отказывается в конечном счете от своего «Идеала-Я» и заменяет его массовым идеалом, воплощенным в «вожде». Тем са­мым исходно личностная инстанция объективируется и унифици­руется, становясь «внешней силой» по отношению к человеку, вы­полняя по отношению к нему социально-регулирующую функцию и создавая дополнительное напряжение «несвободы». Таким обра­зом, именно благодаря механизму идентификации индивид приоб­ретает собственно социальное качество: во-первых, потому, что его индивидуальное «Сверх-Я» образовано в результате идентифика­ций со значимыми объектами (прежде всего - родительскими фигу­рами), а во-вторых, потому, что при условии включения в «массу» его идеальные представления о самом себе воплощаются в другом человеке (фигуре «вождя»). Именно поэтому, с точки зрения Фрей­да, психология личности всегда есть социальная психология - ведь в психической жизни человека всегда присутствует «другой».

Детальный анализ закономерностей процесса интернализации этого «другого» дан в феноменологической социологии, заложившей, по сути, одну из наиболее влиятельных парадигм современного со­циального знания, а именно интерпретативную.

Ее теоретическим основанием стала феноменология Э.Гуссер­ля (1859-1938). В рамках интересующего нас аспекта анализа -рассмотрения теоретических предпосылок становления предмета социальной психологии через историю решений проблемы лично­сти и общества - отметим лишь некоторые ее положения, имевшие непосредственное отношение к предмету.

Основное несогласие Гуссерля с позитивистской традицией со­циальных наук состояло в том, что она заставляет исследователей исходить из допущения объективного существования окружающей действительности. Между тем из того факта, что любому человеку (в том числе исследователю) социальная реальность дана в резуль­тате простого наблюдения, еще не следует, что мы можем с уверен­ностью о ней высказываться, так как неизвестно, с помощью каких правил конституируются наши опыт и знание. Из этого законо­мерно вытекают следующие положения:

- сама социальная действительность есть продукт конституи-рования нашего знания о ней, следовательно, традиции естествен­но-научного знания не применимы при изучении социальных яв­лений;

- важнейшей способностью человека является способность ин­
терпретировать и сводить к различным типам все разнообразие
своих впечатлений о мире; следовательно, человека нельзя рассмат­
ривать как социальный объект, он всегда субъектен - в силу факта
интеракции с социальной действительностью;

- подлинно социальное в личности скрыто от глаз исследова­
телей; научный интерес представляет не столько внешняя сторона
социального (например, социальное поведение), сколько внутрен­
няя (например, субъективное понимание человеком целей своего
социального поведения). Следовательно, основная исследователь­
ская задача состоит в том, чтобы «сконцентрироваться на постоян­
ном потоке ежедневного опыта», т. е. описать природу обыденного
сознания.

Таким образом, основной характеристикой человека как соци­ального субъекта является способность к смысловой интерпретации действительности. Эта мысль Гуссерля в дальнейшем была значи­тельно развита в «понимающей социологии» М.Вебера, в интер-претативной социологии нашего времени (А.Шюц, П.Бергер, Т. Лукман) и в конечном итоге отразилась на наиболее влиятельной теоретической позиции современной социальной психологии - по­зиции социального конструкционизма.

Завершая краткий обзор истории влияния классической запад­ноевропейской социологии на становление социально-психологи­ческих идей, следует еще раз подчеркнуть, что:

- неоднозначность, «многомерность» представлений о предме­
те социальной психологии во многом была обусловлена тради­
циями психологической, социологической и феноменологической
редукции в одной из ее «родительских» дисциплин;

- еще на ранних этапах развития в социальной психологии были
заложены некоторые общие представления о социальной природе
личности, получившие значительный отклик в ее дальнейшей исто­
рии. Прежде всего, к ним можно отнести понимание социальной
детерминации как преимущественно социокультурной, представле­
ние о социализации как процессе интернализации форм социально­
го контроля и возможность изучения «поля социального» через
анализ структур индивидуального самосознания.

Однако для любого исследователя, обратившегося к истории становления и развития своей области научного знания, интерес­ны не только «всеобщие», но и «частные» предпосылки ее форми­рования. Обратимся поэтому теперь к анализу влияния русской общественной мысли на развитие представлений о предмете соци­альной психологии.

Необходимо отметить тесную связь становящейся в России со­циальной психологии с общественной, точнее философской, тради­цией. Такая зависимость характерна и для западной науки, но в отечественной истории социальной психологии она была особенно

ярко выражена. Во многом это было связано с особенностями са­мой философии. Важной ее особенностью является тесная связь с реалиями социальной жизни. Трудно говорить о причинно-следст­венных отношениях, но, как бы то ни было, русская философия характеризуется двумя весьма важными и специфическими особен­ностями. Первая из них - несомненный приоритет онтологических проблем над гносеологическими. В западноевропейской филосо­фии теория познания всегда стояла в центре философских концеп­ций, процесс и результат познания жизни выступали главным объ­ектом философских построений.

Второй особенностью отечественной философии является ее «утилитаризм», т. е. направленность на конкретные социально-по­литические, культурно-просветительские и религиозно-этические проблемы. Разрыв между философской мыслью и социальными проблемами, стоящими перед обществом, всегда был в России ми­нимальным. С.Л.Франк подчеркивал «кружковость» и оппози­ционность русской философии.

Отечественная социальная психология имеет достаточно дли­тельную предысторию. Довольно поздно оформившись в само­стоятельную дисциплину, она существовала внутри других гумани­тарных наук. Начало социально-психологической проблематики в русской общественной мысли часто связывают с именем философа, социолога, общественного деятеля Н.К.Михайловского (1842-1904).Он был одним из активных участников движения «Народная воля», идеологом народничества. В его деятельности в полной мере про­явились те особенности, о которых мы писали выше. Задачи иссле­дования социального процесса были тесно связаны с целями пере­устройства общества. В своих работах он касался довольно широ­кого спектра социально-психологических проблем, но наиболее полно и систематично разрабатывал вопросы психологии толпы*. Толпа, по Михайловскому, представляет собой некую социальную общность, функционирование которой не лишено закономерной последовательности, несмотря на присущие ей элементы стихий­ности и разнородности. Фокусируя внимание в основном на вопро­сах стихийных общностей, Михайловский тем не менее различает понятия «толпа» и «народ» (что сопоставимо с современным разде­лением больших групп на организованные и стихийные). Он под­черкивает историчность понятия «народ» и связь его с феноменом личности. Он явно склоняется к психологическому, личностному детерминизму социальных процессов.

Вернемся, однако, к позиции Михайловского по вопросу об осо­бенностях толпы. В целом он оценивает возникновение толпы как

* Его взгляды на эту проблему нашли отражение в следующих работах: «Герой и толпа» (1882), «Научное письмо (к вопросу о героях и толпе)» (1884), «Еще о героях» (1891), «Еще о толпе» (1893) и др.

сугубо отрицательное явление, он даже употребляет понятие «пато­логическое состояние», включая в это понимание и оценку самой толпы, и изменения, происходящие с человеком в толпе.