Не прорастают ни в одну из традиций

Вышедший в октябре 1970 года третий альбом группы – «Led Zeppelin ІІІ» – открывает новые особенности траектории «невиданного летуна».

Прежде всего, стоит обратить внимание на кардинальное изменение стилистики. Третий альбом в корне отличается от обоих своих предшественников – ни блюз, ни хард-рок не имеют здесь сколько-нибудь определяющего значения. Налицо – поиск нового музыкального пространства.

О чем же это говорит? С одной стороны, о том, что группа не стоит на месте, ищет новые пути – и это, конечно же, похвально, новаторская свежесть всегда радует. Но есть и обратная сторона медали. Столь быстрые стилистические изменения могут свидетельствовать еще и о том, что группа не может удержаться на месте из-за идейной своей неукорененности, являя собой перекати-поле, гонимое малейшим дуновением ветра. И все те новые одежки, в которых то и дело предстают пред публикой неукорененные перекати-поле, остаются не более, чем одежками: снимешь их – и не понятно, кто перед тобой. Потому как глубоко они не проникают, не прорастают ни в одну из традиций. На первом альбоме мы слышали как бы блюз, на втором – как бы хард-рок, на третьем – как бы фолк?

Так что, с одной стороны, «Led Zeppelin ІІІ» новаторски свеж и по своему оригинален, но в то же время слишком рыхл, неуловим и мимолетен. Отсутствует композиционное единство, то пресловутое «альбомное мышление», которое якобы присуще Led Zeppelin. Его-то как раз и нет, ибо заключается оно отнюдь не в отсутствии синглов, а в идейной концептуальности. У L Z таковая имеет место лишь на первых двух альбомах, на которых за концепцию взята эстетика блюза.

На третьей же пластинке контрастируют между собой даже обе ее стороны. Первая представляет собой набор разношерстных номеров, три из которых являются, правда, несомненными удачами – но сами по себе. Это открывающая альбом зарисовка о викингах «Immigrant Song», следующая за ней «Friends» – просто хорошая во всех отношениях песня, и, наконец мега-хит «Since I've Been Loving You» («С Тех Пор Как Я Полюбил Тебя»), напоминающий о том, что Led Zeppelin вроде бы блюзовая команда.

Но это уже не блюзовая жесть первых двух альбомов, а душещипательный, жутко мелодичный поп-блюз, рассчитанный на самую широкую аудиторию. Впрочем, как бы то ни было, а это действительно на редкость великолепная вещь, одна из лучших – если не лучшая – в репертуаре L Z. Жаль только, что текст ее, говорят, опять-таки позаимствован из песни «Never» американской группы «Moby Grape»: «Ты помнишь, мать, как я стучался в дверь? У тебя хватило наглости сказать, что я больше не нужен тебе. Тогда я открыл парадную дверь своим ключом и услышал, как хлопнула дверь во двор, Видно, в моем доме завелся гость из тех, что ходят в заднюю дверь… С тех пор как я влюбился в тебя, Я измучился так, что скоро сойду с ума».

Но наряду с тремя маленькими шедеврами, первая сторона включает в себя еще два номера – «Celebration Day» и «Out On The Tiles» – во всех отношениях – и музыкальном, и текстовом – являющих собой самый заурядный проходняк. И этот впервые проявившийся на «Led Zeppelin ІІІ» момент обозначил весьма печальную тенденцию – в дальнейшем подобного «проходняка» будет становиться все больше. Причина тому очевидна – при наличии мастерства исполнительского отсутствие талантов композиторских.

На тот же недостаток указывает вторая сторона той же пластинки. Здесь почти полностью акустический саунд, что дало основание говорить, что, дескать, третий альбом L Z выполнен в фолк-роковом ключе. На деле же это вовсе не так, ибо от фолк-рока Пейдж и Ко еще более далеки, чем от блюза и хард-рока. Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно послушать настоящий фолк-рок в исполнении Steeleye Span, Pentangle, Fairport Convention, Magna Carta, Clannad и т. д. – это совершенно особые эстетика и энергетика, которых никогда не было у Led Zeppelin.

Есть на «L Z III» одна-единственная обработка народной темы – «Gallows Pole» («Виселица») – вот и весь фолк-рок. Есть еще обозначенная как «традиционная» «Hats Off To (Roy) Harper» («Шляпы Долой Перед (Роем) Харпером», но на поверку она оказалась плагиатом вещи американского фолксингера Букка Уайта: «Знаешь, я не мартышка, Чтобы лазить по пальмам для других, И ни одна черная баба Не сделает меня мартышкой...»

Следует отметить, что обе позаимствованные вещи явно выигрывают по сравнению с соседствующими с ними песнями самих «цеппелиновцев» – «Tangerine», «That's The Way», «Bron-Y-Aur Stomp». Главное отличие – в идейной конкретности, четкости и ясности «чужого», и отсутствии композиционного центра (центра тяжести) в данных вещах собственного сочинения – в их совершенной необязательности. Это что-то расплывчатое неконкретное, какая-то «пыль на башмаках» – мимолетная, неуловимая.

Из тебя капает мед, и я бегу за тобой…

И вот, наконец, четвертый – безымянный – альбом L Z, считающийся вершинным их творением. Благодаря тому, конечно, что в нем содержится главный хит – «Stairway To Heaven».

Общепринятое мнение об этом альбоме сформулировано в «Википедии – Свободной энциклопедии», мы же не отходя от кассы попробуем с ним не согласиться. Итак, читаем: «Увлечённость группы фолк-музыкой и мистицизмом достигла здесь апогея (особенно в песне «The Battle of Evermore», имевшей толкиновский подтекст и записанной с участием приглашённой вокалистки Сэнди Денни. Развитие получили также хард-/хэви метал-тенденции: в «Black Dog», «Rock and Roll», «When The Levee Breaks». – От одного только прочтения подобных строк впору ощутить священный трепет и проникнуться осознанием величия творчески столь разноплановой команды. Однако все эти красиво и умно звучащие фразы по сути являются профанацией. Только профан мог одним росчерком пера соединить в «апогее» три различных традиции, коими являются фолк-музыка, мистицизм и «толкиновский подтекст». Весьма сомнительную причастность Led Zeppelin к фолк-музыке мы отмечали чуть выше; наслышаны также об увлечении Пэйджа магическими искусствами, но никак не можем отождествить это с мистицизмом, и тем более увидеть отображение этого в музыке L Z; в замечательной песне о Вечной битве действительно находим «толкиновский подтекст», но «апогей»-то здесь при чем? – сама по себе принадлежность к традиции, не говоря уж об «апогее», требует чего-то большего, нежели создание одной милой песенки!

Не очень гладко обстоят дела и с «хард-/хэви метал-тенденциями», каковые с большим трудом просматриваются в перечисленных песнях. Простое утяжеление блюза и рок-н-ролла – еще далеко не хард и не хэви метал! Но тяжелый блюз в «Черной собаке» действительно удивляет: «Хэй, хэй, мама, ты шевелишься так, Видно, хочешь вспотеть, видно, хочешь поймать кайф. О, о, детка, ты двигаешь ею так, Видно, жжет не на шутку, видно, сильный зуд. Хэй, хэй, крошка, когда ты идешь, Из тебя капает мед, и я бегу за тобой…» – Удивляет своим соседством рядом с толкиновской «Вечной битвой»: «Я слышу топот конских копыт в долине внизу. Я жду ангелов Авалона, я жду света с востока». – Подобное соседство так же неуместно, как рок-н-ролл в Храме, как пение священных текстов в кабаке – как говорится, вы или крестик снимите, или трусы наденьте!

Но читаем: «Обе линии идеально соединились в «Stairway to Heaven» (русск. «Лестница на небеса») – песне, которая, хоть и не была выпущена синглом, стала негласным чарттоппером англоязычного музыкального радио. Сами музыканты оценивали её по-разному. Плант (написавший текст, как он сам говорил, по мотивам книги Льюиса Спенса «Искусство магии в кельтской Британии») относился к популярности «Stairway to Heaven» иронически, считая, что место в истории ей обеспечила прежде всего двусмысленность, позволившая всем желающим трактовать текст по-своему. Пэйдж, напротив, считал композицию «квинтэссенцией Led Zeppelin» и своим величайшим творческим достижением («…Ну, а текст Бобби – это вообще вещь в себе. Фантастика!»). Под сильным впечатлением от композиции находился и Джон Пол Джонс».

И далее приводится фрагмент интервью Джона Пола Джонса BBC Radio, где он рассказывает о работе над созданием этой композиции: «Мы все собрались в сельском хемпширском особняке под названием Хэдли Грейндж. <Плант и Пэйдж> только что спустились с валлийских холмов: принесли с собой эту последовательность аккордов, гитарное вступление и, кажется, один куплет, ну, может, чуть больше. Я впервые услышал это под оглушающий аккомпанемент каминного пламени. Впечатление она на меня произвела – ну вот, как раз такое, какое и можно себе представить. Я взял блокфлейту и исполнил эту мелодию: так появилось вступление. Потом перешёл за фортепиано: мы сделали вторую часть. Так мы постепенно записали одну секцию за другой, а потом наложили «гитарную армию», как называл её Пэйдж». – И впрямь мистика: ведь последовательность аккордов гитарного вступления – главная линия гитары – один к одному совпадает с фрагментом из инструментальной композиции «Taurus» весьма любимой Плантом американской группы «Spirit».

Что же до степени ценности данной песни, то, как мне кажется, ажиотаж и бешеная популярность сильно ей навредили. Её заездили как типичный образчик поп-культуры. Если же постараться быть объективным, отбросив как факт огромной популярности, так и сильную заезженность, то немудрено прийти к следующему выводу: песня как песня, бывают и лучше, и совершенно прав Плант насчет ее двусмысленности – это самое ТО, что нужно подросткам.

И друзья меня спросят: «О чем эта песня?»

Главным профанирующим моментом в оценке рок-музыки в целом и отдельных ее представителей является смешение критериев, относящихся к поп-культуре и шоу-бизнесу, с тем, что определяет высокую традицию.

В «Википедии» читаем: «Led Zeppelin IV остался в истории как самый продаваемый хард-рок-альбом; он занимает 4-е место в общем списке альбомов-бестселлеров в истории (на сегодняшний день только американский тираж пластинки составляет 23 миллиона)». – И что же? Из этого мы должны сделать вывод, что речь идет о величайшем произведении искусства? Однако высокое искусство не определяется количеством проданных альбомов, ибо доступно оно далеко не каждому. Массовый же успех свидетельствует об усредненности продукта, о его общедоступности.

Тот, кто причастен к высокой традиции, идет по пути углубления в нее, как правило, остается понятен и любим ограниченным количеством сочувствующих. И чем традиция глубже, выше и тоньше, тем меньше количество поклонников. Мы уже отмечали, что истинный блюз не играется на стадионах, – то же относится и к фолку, и к ренессансной музыке, а если уж говорить о традиции мистицизма, то доступны подобные материи лишь немногочисленным посвященным. Если же вещь становится расхожей, то говорить о каком-то мистицизме здесь не приходится.

Возвращаясь к «Лестнице в небо», отметим, что создавалась она действительно на основе мистических традиций кельтов (по мотивам книги Льюиса Спенса «Искусство магии в кельтской Британии»). Но так как создавал ее не бард, не друид, не поэт – не человек традиции – следовательно представлять она может лишь отголосок традиции. Это лишь первое прикосновение к ней, вход в весьма замысловатый лабиринт, выйти из которого можно лишь поднявшись над ним, то есть углубившись в традицию.

Именно таким лабиринтом является текст, сочиненный Плантом, который мы приводим в переводе Ильи Кормильцева:

Женщина, уверенная в том, что все то золото, что блестит, Покупает лестницу в небо. Она знает, что если даже все магазины будут закрыты, При помощи волшебного слова она получит то, за чем явилась. О, она покупает лестницу в небо.

На стене висит вывеска, но ей хотелось бы знать наверняка, Потому что иногда у слов бывает два значенья. На дереве у ручья распевает певчая птица – Порой все наши мысли – сплошное заблужденье. О, как все это странно! О, как все это странно!

Я испытываю особенное чувство, когда смотрю на запад И дух мой стремится покинуть тело. В моих видениях я вижу клубы дыма, поднимающиеся над кронами деревьев, И слышу голоса взирающих на это. О, как все это странно! О, как все это действительно странно!

И голос шепчет мне, что вскоре, как только мы пропоем заклинанье, Мы пойдем к истине вслед за человеком с дудочкой. И начнется новый день для тех, кому хватило терпенья, И леса отзовутся нам смехом.

И если ты слышишь шорох в кустах, не пугайся – Это весна пришла за Майской Королевой. Да, нам дано в этой жизни на выбор всего лишь две дороги, Но всегда есть возможность сменить их. Но это так странно…

Гул в твоей голове, и ты ничего не сможешь с этим сделать, если не поймёшь, Что это человек с дудочкой зовёт тебя в путь. Дорогая, ты слышишь, как шумит ветер? Неужели ты не понимаешь, Что твоя лестница опирается на шёпот ветра?

И когда мы идём по дороге, Наши маленькие души отбрасывают длинные тени, А впереди идёт эта женщина, которую знает каждый из нас, И сияет белизной, чтобы мы уразумели, Как любую вещь можно всегда обратить в золото. Но если ты будешь долго прислушиваться, Рано или поздно тебе откроется заклинание: «Все в одном, один во всех, да, Стой скалой, не катись под откос». Она покупает лестницу в небо.

Здесь весьма уместна фраза из Гребенщикова: «И друзья меня спросят: «О чем эта песня?», И я отвечу загадочно: «Ах, если б я знал это сам».

Впрочем, собственное творчество Б. Г. строится по тому же принципу лабиринта. Не чужд он, кстати, и кельтской традиции – помните «Кад Годдо»? – «Я был сияющим ветром, Я был полетом стрелы, Я шел по следу оленя, Среди высоких деревьев…» – что является свободным переводом фрагмента древневаллийской поэмы «Битва деревьев» («Cad Goddeu») из «Книги Талиесина».

Но все это – не более как только первая ступенька Лестницы в небо. Это соприкосновение с традицией на уровне поп-культуры. А чтобы наглядно продемонстрировать разницу между двумя уровнями, процитируем стихотворение гораздо менее известного широкой публике нежели L Z и Б. Г. английского поэта ХХ века Роберта Грейвза (перевод И. Озеровой).

БЕЛАЯ БОГИНЯ

Ее оскорбляют хитрец и святой,

Когда середине верны золотой.

Но мы, неразумные, ищем ее

В далеких краях, где жилище ее.

Как эхо мы ищем ее, как мираж –

Превыше всего этот замысел наш.

Мы ищем достоинство в том, чтоб уйти,

Чтоб выгода догм нас не сбила с пути.

Проходим мы там, где вулканы и льды,

И там, где ее исчезают следы,

Мы грезим, придя к неприступной скале,

О белом ее прокаженном челе,

Глазах голубых и вишневых губах,

Медовых – до бедер – ее волосах.

Броженье весны в неокрепшем ростке

Она завершит, словно мать, в лепестке.

Ей птицы поют о весенней поре.

Но даже в суровом седом ноябре

Мы жаждем увидеть среди темноты

Живое свеченье ее наготы.

Жестокость забыта, коварство не в счет,

Не знаем, где молния жизнь пресечет.