Сейчас темнота вызывала у него страх.

Ведь была точно такой же, как во сне.

⋆⋆⋆

Том стоял у небоскрёба Мэри-Экс[38] и не мог поверить в то, что это строение сотворили люди. Причудливость архитектуры и замысловатая форма не могли оставить его равнодушным, и прохожие, явно торопящиеся по своим делам, но имеющие преграду в виде застывшего Томаша, иногда косились на восхищённого мужчину, но узнавая в нём туриста, снисходительно улыбались. Эта сетчатая оболочка, охватывающая здание по кругу, приковывала к себе взгляд, и если бы опомнившийся Том вовремя не возобновил прогулку, разглядывание всемирно известного здания затянулось бы не на один час. Мужчине нравилась прогулка по Сити[39]. Местные жители назвали этот район «квадратной милей» и совсем не зря, потому что, будучи церемониальным графством и историческим ядром Лондона размером с квадратную милю, его территория и жизненный уклад действительно поражали. Насколько Том ознакомился с путеводителем, здесь даже присутствовал собственный независимый лорд-мэр и полиция. Жители Лондона чтили своё историческое происхождение, оттого гулять по местам возникновения города, когда в далеком прошлом он назывался Лондиниумом, было очень волнительно и приятно. Том был рад, что, проходя по улице Флит-стрит, он точно чувствовал себя тамплиером; мимо Королевского суда Великобритании с вензельными стенами и красивыми готическими архитектурными изысками; минуя переулки и оказавшись рядом с собором Петра, трагически канувшим в лету в сентябре тысяча шестьсот шестьдесят шестого года и выстроенном заново, а когда ноги привели его на Тауэрский мост, он остановился и стал вглядываться в солнечные блики Темзы, разгадывая их потаённые слова, которые мерцали и не давали ухватиться за них. Вчерашнее волнение немного притупилось ощущениями новизны, и теперешний Лондон не казался ему чопорным джентльменом в высоком цилиндре и с тонкими усами, Новак видел его образ не совсем отчётливо, но он пах розами и бергамотовым Эрл греем, который он пил буквально утром, хотя британцы и устраивают подобные чаепития в пять часов вечера[40]. По мосту сновала бесконечная вереница людей на велосипедах, с фотоаппаратами и шарами, улыбающиеся и грустные, а Томаш развернулся ко всему этому лондонскому муравейнику спиной, оставаясь наедине с водой. Ему повезло, что разведение моста было прописано на вторую половину дня, о чём свидетельствовала надпись мелом на доске объявлений, только время поджимало, ведь предстояло сделать много приготовлений перед вечером перемен, которых Томаш до дрожи в коленях боялся. Конечно, все свои страхи и опасения он высказал вчера друзьям, но никто не отменял эту невыносимую боязнь того, что реальность хуже воображаемого, — меньше всего на свете Томаш хотел, чтобы его цели и мечты разбились о безразличие и холодность невероятного Вильгельма.

Мимо проехал высокий даблдекер с открытым верхом и до этого же верха заполненный туристами, и Том развернулся, чтобы рассмотреть его, ведь уже как шесть лет автобус сняли с обычного маршрута, но вовсе не это бросилось в глаза замершему мужчине: на боковой части красовалась длинная афиша предстоящего циркового шоу с глубоким взглядом Вильгельма и надписью: «Смертельный номер: в пасти хищника». Былое умиротворение вспыхнуло ярким пламенем внутри и сгорело, а вместо него пришло ещё большее волнение, потому что сон никак не выходил из головы Тома, ведь разгадка его смысла витала на кончиках пальцев, и он был уверен, что скоро схватит её и поймёт все посланные ему свыше знаки.