МЫ — ТРИ СЕСТРЫ

Наша мама умерла. После печальной церемонии похорон отцу пришлось взять на себя тяжелую обязанность разобрать ее вещи из летнего домика.

— Девочки, возьмите отсюда все, что хотите, — сказал он нам, и мы стали разбираться вместе с ним.

Я выбрала высокий столик, за которым мама так часто писала письма у окошка, в которое заглядывало солнышко. Бетти выбрала пейзаж с нашим летним домиком. Элен взяла скульптурную композицию с лошадьми, потому что они с матерью имели общую страсть — верховую езду. Затем мы стали разбирать пыльные кучи старых писем, слайдов и потускневших фотографий. Их мы собрали в двенадцать коробок, и каждая из нас забрала по четыре штуки.

Позже я уселась на верхнюю ступеньку крыльца и открыла коробку с альбомами фотографий. Здесь были фотографии моего отца в военной форме летчика и моей матери, прислонившейся к их первой машине. Я просматривала фотографии и видела, как менялась наша семья. Она росла, обновлялись машины, мы становились взрослее. Затем на одной большой странице я увидела фотографию трех сестер в одинаковых платьях.

Даже сейчас я отлично помню шелест накрахмаленных нижних юбок, которые мы надевали под юбки платьев. Я помню, как радовалась мама, когда отыскала этот набор одинаковых платьев в деревенском магазинчике для детей. Одно было моего размера, другое как раз для Элен, а для Бетти размера не нашлось. И тогда продавец пообещал нам до-

стать платье для Бетти к Пасхе. Если бы вы знали, как все радовались!

Наступил праздник, и мы получили коробку, распаковали ее и вынули платье, потом надели наши платья все вместе. Платья были из красно-белой шотландки с голубыми оборками. Юбки и воротнички были украшены синими бантами.

— Как раз к вашим глазам, — сказала мама.

Нам разрешили их поносить весь тот день, и мы устроили для отца вечером «показ мод». Когда мы вышли из своей комнаты в гостиную, отец захлопал в ладоши. Мы взялись за края юбок, присев в глубоком реверансе.

Я смотрела на давние фотографии и буквально чувствовала тепло весеннего дня и солнечные лучи, освещавшие наши лица. Мы так не хотели надевать поверх платьев пальто, чтобы идти в церковь. Все точно были бы поражены нашими платьями, и, кроме того, в платьях было особенно заметно, как мы друг на друга похожи.

Со временем я передала свое платье Элен, а она передала свое Бетти. Но эти платья были первыми ласточками. Я помню, как мы покупали одинаковые голубые брюки, и год, когда мы носили желтые свитера. Даже отец решил нас поддержать. Он вернулся из деловой поездки в Аризону с мексиканскими платьями для каждой из нас, включая маму.

У этих прекрасных белых платьев с рядами ярких лент, окаймлявших широкие воротники и подолы, юбки были скроены идеальным клешем. Отец поставил на проигрыватель пластинку со знаменитым «Болеро», и мы как сумасшедшие закружились по широкой гостиной, наши юбки разлетались, как крылья ярких белоснежных бабочек. Наконец мы запыхались и, рассмеявшись, упали на диван. Отец сидел в кресле и улыбался.

Я помню эти первые платья, но абсолютно не могу вспомнить последние. Может быть, мама поняла, что мы уже выросли из этой игры. Я думаю, она видела, какие мы разные, и перестала покупать одинаковые платья и костюмы.

Мы повзрослели и пошли каждая своим путем. Мама с грустью качала головой и говорила отцу:

— Как нам удалось воспитать таких сумасбродных дочерей?

Отец лишь мудро улыбался.

Мы знали, что очередное Рождество уже не будет таким веселым праздником — без мамы. Помнится, у нас была традиция — к каждому Рождеству отец дарил матери красивую ночную рубашку, длинную шелковую рубашку с белоснежными кружевами. И на этот раз в комнате сверкала разноцветными огнями елка, но под ней не было коробки с надписью: «Сладкие грезы». Однако нам пришлось быть веселыми ради наших собственных детишек. Многое, конечно, уже было не так, как при маме.

Неожиданно Элен вынула из-под елки три одинаковые коробки в одинаковых упаковочных обертках белого цвета. На крышке виднелись надписи, сделанные рукой отца: «От ночного гномика». Мы с бьющимися сердцами открыли наши подарки и вынули из коробок три одинаковые красные ночные рубашки.

Закричав от восторга, мы освободили их от оберточной бумаги и побежали в спальню примерять. Когда мы вернулись показать наши новые ночные рубашки, отец уже поставил запись «Болеро». Мы взялись за руки и станцевали экспромтом замысловатый танец. Когда музыка стала громче, мы закружились быстрее, быстрее и быстрее, не обращая внимания на удивленные взгляды наших мужей и открытые рты детишек.

Да, у любого появится широкая улыбка на лице при виде такого незабываемого зрелища: три взрослые женщины, одетые в красные ночные рубашки, кружатся в бешеном танце по гостиной, путаясь в пустых коробках и оберточной бумаге. Музыка закончилась звонким звуком цимбал, и мы остановились, хохоча и сжимая друг друга в объятиях.

Наши мужья только недоуменно переглядывались. Младшие дети забыли закрыть рты, а самые старшие покатыва-

лись со смеху, так их обескуражило наше выступление. И лишь отец понимающе улыбался нам: «Вот мои любимые девочки».

Мама просто не понимала, какую удивительную традицию она заложила.

Фейт Эндрюс Бедфорд