ГУМАННОЕ ПОРУЧЕНИЕ.

Во время войны погибли родители тысяч детей, и об оставшихся сиротах нужно было заботиться. Это - закон любого гуманного общества. Страна создавала детские дома и приюты, специально для детей, родители которых погибли во время Великой Отечественной войны. Их нужно было согреть вниманием и заботой... Так было и я этому свидетель.

Меня вызвал замполит, что после моего приема в кандидаты ВКП(б) было для меня уже привычным. В кабинете сидел Макогон, секретарь комсомольской организации части.

- Садись, Чебанюк. Расскажи нам, как проходит твой кандидатский стаж? Чем ты занимаешься, и какие есть у тебя вопросы.

- Все хорошо! - просто сказал я, не задумываясь. - Замечаний нет. Работаю. - Замполит смотрел на меня и слушал. - Нет, серьезно, все хорошо, и я стараюсь.

- Чем занимаешься в свободное время?

- Так война закончилась, вот я и готовлюсь продолжить учебу в институте. Учу математику, физику, начертательную геометрию, английский...Повторяю то, что подзабыл.

- Обожди, Чебанюк. Нас интересует, как ты изучаешь политическую литературу, основы марксизма-ленинизма, как готовишься к вступлению в партию.

- Учу, в общем, все по плану. Но для меня сейчас главное - восстановить те знания, которые я получил на первом курсе института, чтобы я мог нормально продолжать учебу... За четыре года войны я многое подзабыл. И по работе у меня сейчас замечаний нет.

- Ну, ладно. Мы пригласили тебя, чтобы дать тебе первое и очень серьезное партийное поручение. Вам с Макогоном поручается проводить воспитательную работу с детьми, потерявшими своих родителей во время Отечественной войны. Наша часть взяла шефство над детдомом, вот вы и начинайте.

Я оторопел настолько, что не знал, что и сказать. Господи, этого только не хватало! Нужно как-то отказаться - только и успел подумать я. Интересно получается, они взяли шефство, а мне отдуваться. И, главное, время. Его так мало, а мне нужно учиться. Макогон, конечно, не будет ничего там делать.

- Я... Да я не представляю, как это... Ну, в общем, какой из меня воспитатель? Вы же сами говорили, что меня самого еще воспитывать нужно. Нет, товарищ майор, я не смогу. Тем более, что там есть воспитатели и, наверное, с высшим педагогическим образованием. Да я там просто опозорюсь.

- Ну, вашим воспитанием мы сами займемся, а сейчас ваша задача, большая и ответственная - это работа с детьми. Это высокогуманное поручение. Нести сиротам тепло, знание, занимать их время различными интересными мероприятиями. Вы с Макогоном будете ходить в детдом. Он там будет проводить беседы, рассказывать о войне, об армии, а вы будете вести художественную самодеятельность, играть на баяне, чтобы дети веселились, пели, плясали. Вы понимаете, что это такое - нести радость, тем более детям! - Он посмотрел на меня, помолчал, наверное, думая, что какой же я балбес. Но потом продолжил: - В общем, разберетесь сами. Занятия проводить раз в неделю, по воскресеньям. Ну, а если там будут проводиться праздники, то дирекция согласует все вопросы со мной. Вы выполняете только мои указания. Ясно? Не ясно? Вот, когда вы сходите и когда начнете работать, тогда все будет ясно. А я поинтересуюсь у директора детдома, как вы относитесь к этому, я бы сказал, святому делу.

- Но там же у них, - начал я, пытаясь как-то замполиту, - все песни детские, а я не знаю их и не умею играть...

- Выучишь. Вот и считай, что это тебе первое и очень важное партийное задание. Иди. Что будет не ясно, Макогон тебе объяснит. Он это понимает и, в отличие от тебя, не возражал. ( Да, подумал я, он объяснит, будет там следить за мной, а потом докладывать замполиту.) И учти, Чебанюк, что ты будешь иметь дело с детьми. Они очень чувствительные, очень внимательные, любознательные и их не обманешь. Постарайся полюбить их, они же сироты. Они обречены жить без родительской ласки. А это страшное горе. Пойми это и веди себя так, чтобы они почувствовали твое хорошее отношение к ним. Запомни, что это очень большое дело, и не все люди на это способны. Когда-нибудь ты поймешь меня и будешь вспоминать вот эту беседу. Хорошо вспоминать. Понял? Замполит еще что-то говорил, но мне было ясно, что я уже увяз, окончательно и надолго.

На следующий день мы погрузили баян на телегу и поехали. Сначала по дороге на Фатеж, потом по грунтовой дороге километра два, и, наконец, среди небольшой рощи увидели большой кирпичный дом и несколько малых строений. Встретили нас приветливо, я бы сказал, с радостью, ведь мы снимали часть нагрузки с плеч воспитателей и вносили что-то новое, а главное - «привезли» музыку. Тогда у них даже радио не было, не говоря о магнитофонах, телевизорах. Тем более, что мы у них работали бесплатно и, кроме того, вносили какое-то разнообразие в их жизнь.

Так я стал внештатным воспитателем. Играл на баяне детские песни, которые постепенно выучил, а дети пели. Иногда они просили сыграть какой-нибудь танец: вальс, польку или кадриль и танцевали. Через несколько дней из нашей части прислали солдата Кагановича, который когда-то до войны работал в клубе и руководил художественной самодеятельностью. Он и помог мне. Вместе, общими усилиями воспитателей, был организован хор и танцевальный кружок. А на праздник 7 ноября мы уже давали концерт в детдоме, а потом выезжали в госпиталь. И все шло вроде бы хорошо.

Первый инцидент произошел 31 декабря. Мои друзья организовали где-то в городе встречу Нового года, в складчину. Естественно, все мы готовились и, как всегда, ждали чего-то хорошего, неожиданного. И вдруг меня вызывает замполит и сообщает, что я должен на Новый год идти в детдом, к детям. Для меня это не было однозначным, и я начал возражать. Но, как говорится, возражать начальству, это все равно, что воду лить против ветра...

Все кончилось тем, что вечером 31 декабря я сидел не за праздничным столом, а в большом зале, где танцевали, пели, плясали, кричали, смеялись, в общем, веселились дети. А я положил подбородок на баян и автоматически играл песенки, которые они мне заказывали. Настроение у меня было паршивое. Меня пытались угощать конфетами, но я отказывался, так как они ни в какой степени не могли заменить более существенные еду и питье.

Вдруг ко мне подошла директор детдома и сказала:

- Дядя Саша, - так меня все там звали, хотя мне было-то всего 22 года, - наши девочки (им тогда было 11-12 лет), она назвала имена, - плачут, потому что, как они говорят, «дяде Саше у нас скучно».

Мне даже нехорошо стало. Им и так горько жить, а я здесь капризничаю со своими глупыми проблемами. Я встал и пошел с директрисой в классную комнату. Там сидели три девочки, лет по 12-13: помню, что звали их: Нина, Люся и Вера. А может быть Таня? Что-то с памятью стало...

- А ну, кто здесь сырость разводит? Давайте разберемся. Что у вас вдруг случилось?

- А почему вы такой грустный? Вам у нас не нравится? И от конфет отказались.

- Так это потому, то у меня зуб болит. Разве можно конфеты есть? Он еще больше будет болеть.

В общем, мы помирились и пошли в зал. Они танцевать, а я играть. Но этот случай я запомнил на всю жизнь! Он же и изменил мое отношение к детям, так как я понял, насколько они меня любили.

По складу своего характера, я часто принимаю на себя разного рода обязанности, так как не в состоянии отказать в просьбе знакомым, а потом приходится прилагать колоссальные усилия, чтобы выполнить взятое поручение. При этом ругаю себя, но отказаться не могу, а друзья высмеивают. Порой это бывает уже поздно.

Через некоторое время, сдав экзамены в училище, я приехал в часть, чтобы рассчитаться и собрать свои вещи. Когда я зашел в детдом, там ко мне обратились с просьбой купить для детей струнный оркестр. Они хотели создать струнный ансамбль... Фабрика находилась в Ленинграде. В общем, я по глупости взял 2000 рублей на покупку инструментов, (и это при моем-то окладе в 650).

Мне удалось уговорить дирекцию фабрики, так что они вникла в положение дел, и выделила очередную партию инструментов для меня, вернее, для детдома. К счастью, это совершилось за несколько дней до денежной реформы, а то я мог бы потерять практически все деньги, так как обмен производился 1 к 10. Но это было после, а пока я перевез все инструменты, а их было 12 штук, от самых маленьких, пикало, до контрабаса, который был высотой почти 2 метра и около метра шириной. Мне удалось убедить политотдел училища в важности этого мероприятия, и мне дали машину для перевозки и материал для изготовления ящика, а так же выделили помещение, куда я мог бы все это сложить. Дополнительно в этот багаж я вложил и свою небольшую библиотеку, около 200 книг, а все свободное пространство, чтобы инструменты не болтались, я заполнил бумагой, которую мне дали в типографии училища. Потом оказалось, то эта бумага вызвала самую большую радость ребят, так как в то трудное время ее им не хватало. Они из нее сделали себе блокноты.

Однако, к этому времени я настолько истратился, что остался совершенно без денег, и у меня не было их не только на отправку багажа, но и на пропитание. И тогда, впервые в жизни, я вынужден был просить, и достал таки в займы 300 рублей у однокурсника, старшего лейтенанта М.Старка. Кстати, через неделю эти 300 рублей превратились в 30. Мне повезло, что я успел на них отправить багаж, но «господину» Старку я отдавал долг уже в новой валюте, то есть 300 рублей, о чем я с неприязнью к нему вспоминал не однажды, может быть, просто потому, что жил в те годы, прямо скажем, бедно. Если бы я брал их для себя, для развлечений..., но он прекрасно знал, для чего эти деньги, и не сделал на это никакой скидки. Более того, высмеивал мои причуды, заботы о чужих детях. Странно...

Во время зимних каникул я решил съездить в «свой подшефный» детский дом. Прямо с вокзала я на перекладных добрался до детдома и поздно вечером поднимался по лестнице на второй этаж, где у них проходил праздничный вечер по поводу встречи Нового года. В это время праздничный концерт у них закончился, дверь зала распахнулась, и оттуда выбежали дети и директриса. Увидев меня, они все подняли дикий крик и, бросившись ко мне, чуть не сшибли с ног. Описать это невозможно, это нужно было видеть.

- Пойдемте наверх! Я вам что-то покажу. - Потянула меня за руку Анна Пантелеймоновна.

В зале ребята окружили меня, и каждый старался до меня дотянуться, как будто хотели взять частичку меня. И когда, наконец, крики стихли, Анна Пантелеймоновна обратилась к детям.

- Дядя Саша с дороги, он останется у нас. Кто ему даст свою койку? - раздались крики:

- Я. Я, я...!

- А кто даст свою подушку..., свое одеяло.

- Когда шум смолк, она сказала:

- Вы видите, как дети вас любят. Это невозможно было передать, поэтому я решила вам все показать...

Через год я снова встретился с некоторыми детьми. Они писали мне из города Раменское Московской области. После окончания 7 классов группу девочек отправили на ткацкую фабрику, где они работали в неимоверно трудных для детей условиях, а деньги им не платили, заявляя, что вся их зарплата идет на питание, оплату общежития и рабочей спецовки.

Что я мог сделать? Время тогда было трудное, страна поднималась из руин после Великой Отечественной войны. Всем людям было трудно. Но это были дети, родители которых погибли в этой войне. Посетив общежитие и цеха фабрики, где работали 13 - 14-летние девочки, я описал все в письме и направил его в газету «Комсомольская правда». И, как я узнал впоследствии, газета им помогла.

Прошло 50 лет. Девочки с этой фабрики, в свое время став опытными ткачихами, уже ушли на пенсию. Устроили свою жизнь и другие дети, став инженерами, летчиками, художниками..., став отцами и матерями.

Вспоминая об этом, я с гордостью и благодарностью думаю о той Родине, которая помогла сиротам стать настоящими советским людьми, которая помогла им, несмотря на колоссальные трудности, возникшие перед нашей страной после Великой Отечественной войны.

Если вы, ребята, будете читать эти строки, то знайте, что я помню о вас. Помню, как в молодости, бросая конспекты и учебники, я брал на спину баян и шел через поля и овраги, часто в ненастную погоду, чтобы развеять вашу тоску и печаль, чтобы наполнить вашу жизнь радостью.

А вы помните своего дядю Сашу?